И кончила Грейнджер громко. Сжала его голову бёдрами, но он раздвинул их и смотрел на неё, слушал её страстные крики, доводя до пика пальцами. Когда её судороги от оргазма чуть стихли, он наконец отпустил ведьму.
— Ты… Ты просто невероятен. — выдохнула Гермиона, устало улыбаясь и кусая свои невозможно прекрасные губы.
Драко ухмыльнулся и вытер мокрый подбородок о её грудь. Прогулялся языком между её сисек.
— Это ещё не всё, Гермиона, — угрожающе улыбаясь, прошептал он. — Ты что-то сделала со мной, освободила и за этот подвиг заслужила вознаграждение. Хочу, чтобы ты так же громко кричала, когда кончишь от моего члена внутри тебя…
Она нахально усмехнулась и обняла его торс ногами.
— Так чего же ты ждёшь? Где моё вознаграждение? — Гермиона застонала, когда он, не в силах больше сдерживаться, сладостно медленно погрузился внутрь её влажного жара всей своей длиной.
Вся кровь прилила в низ живота, вызывая самое неистовое желание, которое он только испытывал в жизни. Малфой глухо застонал с ней в унисон.
— Мерлин, ты большой… Ты очень большой… — пискнула она.
— А ты очень маленькая… — Драко начал осторожные движения, нависая над ней на локтях.
Грейнджер была потрясающе тесной для него. Такой, как надо. Идеальной. Он ухватил губами аппетитно торчащий сосок на её груди. Гермиона всхлипнула и подалась к нему, обняла за шею. Притянула к своим губам.
— Драко… Как хорошо с тобой… Как хорошо… — выдыхала она, царапая его спину ногтями. — Да, прошу тебя… Быстрее… Ещё…
Он был затянут в ещё один водоворот удовольствия. И снова кончил, слушая, как она кричит, изгибаясь под ним от потрясающего оргазма.
Волшебная. Неутомимая. Страстная.
Драко не мог ею насладиться. Она была вкусной, как лимонный десерт — не приторная, а такая, как нужно, в самый раз. Драко трогал, мял, целовал её нежную кожу. Наслаждался. Он не боялся оставить Гермиону без оргазма, она была настолько в этом процессе, что они кончали вместе. И не один раз. Она скакала на нём. Она стояла у стенки в душе, задрав одно бедро на его пояс. Она отдавалась ему, стоя к нему спиной и выпятив задницу. Он взял Грейнджер даже на подоконнике, а потом на мягком ковре на полу, и она отвечала жадно и ненасытно.
***
Малфой проснулся от приятного ощущения. Забытого, но такого волнующего. От того, что Гермиона ласково водила пальцем по его спине, вызывая мурашки.
— Удивительно, когда я трогаю, на тебе расцветают розы… — она поцеловала его под лопаткой, потом выше. — Интересный феномен, надо его изучить…
Она говорила, как научный работник, осматривающий новый вид растения, и это раздражало. Но её губы были так нежны, что Драко ей сразу же всё простил. Он снова захотел её. Несмотря на бурную ночь, Малфой желал её как помешанный.
— Всё-таки добралась до моего тела, доктор Грейнджер, — пробормотал он с еле заметной усмешкой.
— Я всегда добиваюсь своего… — Гермиона проложила дорожку из поцелуев до его плеча и спросила, щекоча губами его ухо: — Почему Пэнси так поступила с тобой?
Драко повернулся к ней боком, подложив под голову руку. И ответил честно, как думал:
— Не знаю, у неё съехала крыша. Она решила, что, выйдя из тюрьмы, я женюсь на ней… Глупая женщина…
Гермиона закусила губу, глядя куда-то в сторону. Она продолжала гладить его, и Драко довольно жмурился, не желая, чтобы она останавливалась.
— Она любила тебя, а ты её отверг? — уточнила она. — В этом всё дело?
— Гермиона, любовь это выдумка. Её не существует, — беспечно проговорил Драко. — Любовь это слово, которым прикрывают навязчивое поведение и поехавшую крышу.
— Серьёзно? Ты правда так считаешь? — спросила ведьма.
Он внимательно посмотрел на неё, ожидая увидеть разочарование в её больших умных глазах, но Гермиона была спокойна и просто ждала ответа.
— Серьёзно. Я не верю в любовь.
Грейнджер, вопреки всем его ожиданиям, улыбнулась:
— Да, ты прав. Я тоже в неё не верю. Любовь это что-то надуманное. Есть только страсть, и она утихает с годами… Знаешь, маггловские психологи говорят, что это отравление организма человека натуральным внутренним гормоном — окситоцином. Благодаря ему человек испытывает потребность одаривать своей любовью других людей и быть любимым. Но это ненадолго…
Она рассмеялась, но почему-то от её слов внутри Малфоя зародилось непонятное горькое чувство. Почему-то ему стало вдруг дико грустно, и хотелось, чтобы она поспорила с ним. Сказала, что он не прав. Но Грейнджер лишь улыбалась и гладила его. Он стряхнул с себя накатившее неприятное ощущение и натянуто улыбнулся в ответ. Прошёлся ладонью по её плечу и вдруг заметил кое-что странное: от его прикосновений по её коже завивались еле заметные татуировки — тонкие ветки с листьями и соцветиями.
Розы.
— Ты видишь это? — удивлённо спросил Малфой.
Гермиона легла на спину и наблюдала, как под его пальцами по всему её телу расцветают цветы. Через несколько секунд эта красота становилась всё бледнее и пропадала с кожи.
— Это удивительно! — прошептала она. — И я снова хочу тебя, Малфой…
Он рассмеялся:
— И ты выдержишь седьмой раунд, любвеобильная красотка?
— А ты? — хитро прищурилась она, и Драко зарычал, нападая на неё как голодный зверь.
Грейнджер недолго визжала и смеялась, через несколько минут она опять обхватила его ногами и подавалась навстречу, чертовски соблазнительно выстанывая его имя.
Она ушла, когда колокольчик внизу позвал в столовую на обед. Драко предлагал организовать стол у себя в комнате, но Гермиона, смеясь, возразила, что ей хочется переодеться и немного поспать, а то с ним ей не спится. Он отпустил её, целуя в губы так страстно, словно прощался навсегда. Драко не мог сдерживать это. Касаться Грейнджер теперь было его манией.
После её ухода он открыл окно в своей комнате и вдруг заметил странную вещь — лабиринт побелел.
Выпал снег? Что происходит?
Он ошеломлённо вдохнул летний воздух. И тёплый ветер донёс до него опьяняюще нежный аромат цветов. В его саду наконец зацвели розы. Их было сотни, от мелких до огромных пышных бутонов. Невероятно красивое зрелище.
Драко широко улыбнулся и в ещё более приподнятом настроении отправился в душ. А там, в зеркальном отражении увидел, что уродливые татуировки сползли с его лица и шеи и обосновались на груди, у сердца, на спине, в районе левого плеча и предплечья, закрывая кожу потрясающе красивыми соцветиями. И боли больше не было. Вообще. Совсем. Ни капельки.
Проклятье отпустило его.
— Чёрт возьми, Грейнджер, не знаю, что ты сделала со мной, но я вернулся! — воскликнул он, улыбаясь себе в зеркало.
Это был снова тот же Драко Малфой, что и год назад: здоровый парень с горящим живым взглядом. Ему захотелось увидеть её, чтобы поделиться своей радостью. Он хотел, чтобы об этом знала она и весь мир.
Переодевшись в белую рубашку с коротким рукавом и льняные светлые брюки, Малфой рванул к номеру Грейнджер.
— Драко, ты ли это? — по пути его перехватила удивлённая Лавгуд, она изумлённо разглядывала его чистое от татуировок лицо, а заметив на нём светлую рубашку, воскликнула ещё громче: — Мерлин, да у тебя хорошее настроение! Я так рада!
Он громко рассмеялся и подался к ней, чтобы проверить свои предположения:
— Луна, ты не представляешь, насколько я рад! — Драко обнял блондинку, ошарашенную тем, что он, во-первых, так радостно улыбается и, во-вторых, касается её, сначала неловко, а потом сильнее сжимая в своих руках.
О, святой Салазар! Боли не было! Драко теперь мог трогать всех подряд, он действительно избавился от гадости, которой отравила его Паркинсон!
— Ты излечился! — весело отметила Луна, когда воодушевлённый Малфой выпустил её из объятий. — Но как?
Он потёр лоб, пытаясь скрыть румянец, загоревшийся на щеках. Ну не признаваться же Лавгуд в том, что всему виной ночь страстного секса с горячей гриффиндоркой. Но Луна всегда умела интуитивно докапываться до ответов сама, и она, покачав головой, с лёгкой усмешкой произнесла:
