— Он попросил меня встретиться с ним сегодня вечером в отеле «Кларидж». Поедешь со мной?
Разумеется, я знал, что она мне ответит.
— Нет, я предпочитаю остаться дома.
Она могла бы сделать вид, что разочарована, огорчена моим отъездом, но она не стала этого делать, и я был ей почти благодарен за то, что она избежала ненужной фальши.
— Ты поздно вернешься? — только и спросила она.
— Мы назначили встречу на десять часов вечера. Значит, вернусь самое позднее поездом в одиннадцать пятьдесят.
— Ты поедешь на поезде? Не на машине?
— На поезде.
Я не хотел симулировать отъезд и оставлять машину где-то на улице. Мне нужно было вернуться домой как можно более незаметно. Я сменил тему разговора:
— Кстати, знаешь, у Фавреля не все благополучно.
— А что такое?
— Прекрасная мадам Фаврель обманывает своего мужа.
— Что ты говоришь! Не может быть!
Она смотрела на меня большими удивленными глазами.
— Представь себе. Возможно, дело даже дойдет до развода.
На ее губах мелькнула беглая улыбка.
— Да, мужчины способны простить многое, но только не измену.
— Ты ошибаешься. Это она хочет развестись.
— Неужели? А почему?
— Чтобы жить со своим любовником.
Одиль пожала плечами.
— Но Фаврель шикарный мужчина. Не понимаю, зачем ей понадобилось разводиться.
— Ну, это мое личное мнение. Ты же знаешь, как трудно оценивать поступки других людей.
Одиль посмотрела на меня долгим и странным взглядом.
— Ты прав, — сказала она. — Никто на самом деле не может встать на место другого человека и посмотреть на жизнь его глазами. Наши действия зависят от такого числа самых разных обстоятельств, что иногда кое-что невозможно объяснить даже самой себе. События просто увлекают за собой, вот и все.
Она вдруг замолчала, как будто поняла, что сказала лишнее. Я наклонился к ней.
— Прости, что ты имеешь в виду?
— Что я имею в виду?
Она явно была в замешательстве.
— Я представляю себе это, как некую систему сцепленных друг с другом зубчатых колес. Одно цепляется за другое — и события становятся непредсказуемыми и необъяснимыми. Я лично считаю, что измена начинается с мысли. Мысль — это кончик пальца, попавший в одно из колес этой системы, и она втягивает за него в себя все тело целиком.
Она остановилась и посмотрела мне в глаза.
— Кто тебе сказал, что мадам Фаврель…
— Ее муж. Она от него ничего и не скрывала. А что касается измены в мыслях, то в случае с мадам Фаврель все произошло очень быстро. Она уступила уже на втором свидании, так что времени на размышления у нее, как видишь, было не так уж и много.
Это был вечер второго свидания и у Одиль, поэтому на ее губах появилась грациозная презрительная гримаска.
— Так быстро! Право, мадам Фаврель меня разочаровывает. Боюсь, ее быстро постигнет разочарование. Привлекательность ее приключения состоит в запретности удовольствия. Как только запретный плод будет сорван…
Я засмеялся.
— Ты рассуждаешь с таким видом, как будто у тебя огромный опыт в подобных приключениях. Во всяком случае, я уверен в том, что если ты задумаешь мне изменить, то это произойдет не на первом свидании и даже не на втором. Ты подождешь по крайней мере третьего.
Она странно посмотрела на меня и сказала как бы в шутку:
— О, это я тебе обещаю!
Мы закончили обед. Она поцеловала меня в кончик носа, пожелала удачно провести вечер и под каким-то предлогом ушла наверх в спальню. Я не торопился уезжать, устроился в гостиной и открыл какой-то журнал мод. До сих пор помню, что в изображении каждой женщины мне мерещилась Одиль, под изысканными платьями я угадывал контуры ее стройного тела. И я видел, как рука Лаборда скользит по ноге под этим платьем, поднимаясь к запретному плоду. Журнал уже давно валялся на полу, а эта картинка все еще стояла у меня перед глазами.
Одиль вывела меня из этого жуткого транса.
— Как! Ты еще не уехал?
Я вскочил на ноги. В течение нескольких секунд я колебался — все еще можно было изменить. Но я решил довести свой план до конца.
Я поцеловал Одиль в губы, пытаясь проанализировать свои ощущения и ее реакцию. Ничего. Обычные губы, обычный, равнодушный поцелуй. Я уехал.
Выйдя из дома, я пошел вдоль забора и остановился в глубине парка перед калиткой, от которой у меня был ключ. Свой ключ Одиль, судя по всему, отдала Лаборду. Я пошел к беседке, в запасе у меня было много времени и мне не нужно было прятаться: я знал, что Лаборд еще не приехал из Парижа, а моя жена — в спальне или в ванной, выбирает платье и белье для предстоящего свидания.
Час ожидания превратился для меня в очередную пытку. Я сидел, скрючившись под беседкой, и думал о той, которая готовится прийти сюда и которая, возможно, ничего для себя еще окончательно не решила относительно границ сегодняшнего поведения. Я думал и о том, кто спешил сюда, к ней. Уступит ли она на сей раз своему желанию, которое он так терпеливо в ней взращивал? Сольются ли они здесь, в моем присутствии, со стоном наслаждения? Собрав всю свою волю, я старался верить в лучшее, в то, что этим вечером Одиль еще устоит, что решающим будет следующее, третье свидание…
Завтра же я заставлю Лаборда покинуть Париж, получив, таким образом, передышку. Я придумаю и напишу Одиль тысячу причин, по которым очередное свидание будет отложено. А когда я буду готов безупречно имитировать манеру поведения и голос моего соперника, я овладею телом, которое она предназначает другому. Овладею с яростью, которая удесятерит мое наслаждение.
Уже давно стемнело, но я не смел взглянуть на часы, использовав для этого зажигалку, поскольку огонек мог быть уже кем-нибудь замечен. Ожидание становилось невыносимым, меня одолевали воспоминания, перед моими глазами проплывали видения. Я видел Одиль такой, какой она была до нашей свадьбы, вспоминал нашу брачную ночь, наше первое объятие, неловкость ее невинного тела, слышал ее смех, скрывавший робость и смущение. Точно так же она смеялась после первого поцелуя с Лабордом. Возможно, я не сумел пробудить в ней чувственность, не смог ничему ее научить, да и не пытался. Я не понял, что Одиль нужно было долго готовить к финальному моменту, и всегда сразу приступал к основному акту, думая, что женщине этого достаточно для того, чтобы получить такое же удовольствие, какое получают мужчины. Впрочем, теперь уже было поздно сожалеть о чем-либо. Она сама сказала, что порой события просто увлекают нас за собой и трудно что-либо объяснить даже самому себе.
Для нее все началось с игры. Смеясь, точно не принимая этого всерьез, Лаборд бросил ей вызов. Смеясь, она этот вызов приняла. Все еще смеясь, они впервые почувствовали тела друг друга. И оба черпали в этом смехе что-то свое: он — возможность дерзко говорить с ней, она — возможность слушать его, не краснея. Медленно, незаметно Одиль позволила опутать себя тонкой, но прочной сетью уловок умелого соблазнителя. Как капля точит камень, его ядовитые слова и действия разрушили прежний цельный, прекрасный и здоровый образ Одиль, превратили ее в совершенно другую женщину. Уже недалек тот час, когда она, отбросив все колебания, будет сама умолять этого мужчину овладеть ею. Они не знали только того, что этим мужчиной буду я.
