Когда дней через десять мне рассказали, что Кристина стала официальной девушкой Сандерса, я не удивился. Вполне естественно, что она, потеряв надежду подцепить на крючок меня, переключилась на другого. Оставался, правда, вопрос — зачем она нужна Сандерсу — но это были уже его проблемы, я не собирался забивать себе этим голову. У меня была Эрика, мы привыкали жить вместе, как и все нормальные пары.
Мы делали уроки, готовили, потом ели то, что получилось, иногда ссорились, потом мирились и любили друг друга. Мы каждую ночь засыпали в объятиях друг друга и так же просыпались. Нам не хотелось разлучаться, даже на вошедших в привычку ежесубботних посиделках у Кэтрин Эрика, как правило, сидела на моих коленях и смешно морщилась, когда споры между мной и Мэттом или комментарии по поводу футбольного матча становились чересчур громкими. Да, я изменился. Я больше не отмалчивался, угрюмо сидя в углу с банкой пива в руках, а включался в общий разговор, и мне это нравилось. Может, посторонние по-прежнему видели во мне мрачного парня в черной кожаной куртке, но мне было совершенно ясно, что моя семья замечала произошедшие со мной изменения и тихо радовалась этому.
Время шло. Минуты складывались в часы, часы в дни, дни в недели. Незаметно пролетел февраль, наступила календарная весна, хотя по погоде этого нельзя было сказать. Зима упорно цеплялась за свое положение, продолжая доказывать, что она еще хозяйничает здесь. Но все когда-нибудь заканчивается, и приход весны был неизбежен. Во второй половине марта это стало отчетливо ясно. Весна ощущалась везде — и в изменившемся, потеплевшем воздухе, и в том, что темнело сейчас позднее, и в не затихающем гомоне каких-то птиц в кустарнике под окнами. Особенно это раздражало по утрам, когда этот щебет заменял будильник, который, к сожалению, нельзя было выключить.
В эту субботу мы разделились. Девушки твердо заявили, что хотят девичник, потому что мы, видите ли, мешаем своими некультурными возгласами наслаждаться обсуждением вечных ценностей. Мы не стали возражать, хотя под „вечными ценностями“ наверняка подразумевался какой-нибудь слезливый женский роман. Зная, что Эрика не любит такое читать, я сомневался, будет ли ей весело, но, поскольку расстаться мы должны были часа на два-три, не больше, то не стал возражать. Мы, в свою очередь, пожали плечами и ушли в тренажерный зал, давая девушкам возможность отдохнуть от нашего общества.
Немного размявшись, предвкушая хороший вечер с девушками, который должен будет закончиться не менее приятной ночью, мы постучали в квартиру Кэтрин. Дверь распахнулась практически мгновенно, но Кэтрин, стоявшая на пороге, предстала перед нами не расслабленной, довольной жизнью и непритязательной болтовней девушкой, а взвинченной и дерганой.
— Что случилось? — мгновенно насторожился я.
— Ты телефон включаешь хоть иногда? — вместо ответа заорала она. — И вы, — обратилась Кэтрин к Дереку и Мэтту.
— Мой разрядился, — пожал плечами Дерек.
Мэтт просто буркнул, что оставил телефон дома. Мой сотовый был при мне, но выключенный. Я вспомнил, что выключил его еще утром, чтобы нас с Эрикой никто не отвлекал, а потом, похоже, просто забыл про это. На телефоне было пятнадцать пропущенных звонков, все от Кэтрин.
— Какой смысл носить при себе сотовые, если вы все равно не отвечаете на звонки? — кипела от возмущения Кэтрин.
Я оборвал ее пламенную речь.
— А теперь, может, ты пояснишь, чем вызвана такая необходимость в нашем срочном присутствии? — Я начал нервничать, хотя Кэтрин могла просто дозваниваться, чтобы попросить чего-нибудь купить, к примеру, у них пиво кончилось. И кстати, где моя девушка?
Я осторожно отодвинул сестру, стоящую у меня на дороге, в сторону и сделал пару шагов вперед, заглядывая в комнату.
— А где Эрика? — уже чувствуя надвигающиеся неприятности, поинтересовался я. В комнате ее не было. Это, безусловно, ни о чем не говорило, но тревога усилилась.
— Не знаю, — резко ответила Кэтрин.
— Что значит — „не знаю“? — обернулся я к ней.
— То и значит — „не знаю“! — рявкнула она в ответ. — Твоя девушка сообщила, что ей надо срочно с кем-то переговорить, и вылетела из дома прежде, чем я успела ее остановить. Я тут же начала звонить и ей, и тебе, но вы действительно созданы друг для друга — ни один не соизволил ответить!
— Кэтрин, притормози, — я старался сохранить спокойствие, чувствуя, что оно мне еще потребуется. — С кем переговорить?
— Понятия не имею! — никак не могла успокоиться сестра. Дерек обнял ее, притягивая к себе, и начал поглаживать руки сестры.
— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? — подключился к общему шуму Мэтт, до этого недоуменно наблюдавший за нами. Единственным островком спокойствия в общем бедламе оставалась Синтия, мирно сидевшая в кресле со стаканом в руке.
— Синтия? — обратился я к ней, понимая, что от Кэтрин толку сейчас, пока она так взвинчена, не добьешься. — Что случилось, не подскажешь?
— Так тебе все Кэтрин сообщила, — невозмутимо ответствовала девушка. — Но, если ты так хочешь, повторю. Эрика внезапно сорвалась с места и убежала, крикнув на прощание, что ей надо с кем-то поговорить. Все. Конец истории.
Я ничего не понимал. С кем Эрике могло вот так срочно потребоваться пообщаться?
— А о чем вы говорили до этого? — озвучил я светлую мысль, пришедшую мне в голову.
— О собаках, — с готовностью ответила Синтия.
В конце туннеля забрезжил свет. Мое сердце сжалось от мрачного подозрения, что это были не просто собаки.
— О каких? — из последних сил сохраняя невозмутимость, поинтересовался я.
— О бойцовых. — Синтия спокойно отпила из стакана. — Ну, если быть точным, то прямо перед уходом Эрики разговор шел не совсем о собаках. Рой рассказал нам о новом псе, которого сегодня выставляет Ник Паттерс. Я вспомнила об этом, а Эрика вскочила и убежала.
— Блядь! — это было все, что я высказал вслух, срываясь с места точно так же, как моя девушка. В голове у меня, однако, пронесся куда более обширный комментарий, цензурными в котором были лишь предлоги. Адресован он был всем подряд — Синтии, Паттерсу, Эрике, чертовой псине и себе. Я же знал, черт возьми, как моя девушка относится к этой собаке! Так какого хрена я откладывал и откладывал на потом разговор с Паттерсом? Мне все время казалось, что я еще успею, что все равно пса, если я договорюсь о продаже, пока некуда девать, и ничего с ним не случится в питомнике. Я недооценил то ли исключительную преданность Эрики собаке, то ли такую же ее глупость, и все это привело к тому, что сейчас я стоял у двери в свою квартиру и, считая каждую секунду, открывал ее. Предчувствие, появившееся у меня после того, как я увидел пятнадцать пропущенных вызовов, сейчас орало во все горло.
