Он вздохнул и двинулся дальше по коридору.
С этими детьми предстоял тяжелый разговор, который давно уже стоило заставить себя провести. «Хотя смог ли бы я понять, чего именно хочу от них, еще вчера?» — спросил себя Гарри. — «До того, как Малфой на пальцах разъяснил мне кое-что? И наговорил сверх того еще достаточно, чтобы тупице Поттеру было о чем подумать в ближайшую пару лет». Ответа не было. То есть был, но Гарри он не понравился.
Малфой — это слишком сложная головоломка, чтобы решить ее за полчаса, подытожил Гарри, подходя к Гриффиндорской гостиной. Он постоял, сжимая кулаки, назвал пароль и шагнул внутрь.
У камина на полу сидела Джинни, неестественно выпрямившись и глядя в огонь. Плакала, отметил Гарри. В кресле, забравшись в него с ногами, уткнулась в книжку Гермиона. Злится, подумал он, вон как губы сжала. Рона вообще не было видно. Остальные его не интересовали.
Гарри спокойно пересек комнату и направился в спальню.
— Гарри! — услышал он окрик Гермионы. Как щелчок.
— Две минуты, — для убедительности он поднял два пальца. Не оборачиваясь.
В спальне было пусто, если не считать сидящего с ногами на подоконнике Невилла, с отрешенным видом уставившегося в окно. При виде Гарри он смущенно улыбнулся и снова вернулся к созерцанию пейзажа.
Собственно, дел было немного. Первое — найти карту Мародеров. Второе — мантию-невидимку. Запихать обе вещи в чемодан, достать палочку и наложить защитное заклятье такой силы, чтобы у любого, попытавшегося залезть внутрь, спалило руки, как минимум, по локоть.
Прятать вещи от собственных друзей было противно. Но раз уж решил наводить порядок в отношениях, стоит дать им понять, что не шутишь. Гарри прекрасно знал, что они не гнушаются подглядывать за ним — исключительно от беспокойства.
— Гарри?
Он обернулся, всем видом выражая готовность объяснить свои действия в достаточно убедительных выражениях — так, чтобы Невилла впечатало в подоконник.
— Тебе давно пора было это сделать, — совершенно спокойно сообщил Лонгботтом.
От неожиданности Гарри чуть не выронил палочку.
— Я просто рад, что ты, наконец, перестал психовать и начал делать то, что хочешь.
С этими словами Невилл невозмутимо отвернулся и вновь прислонился лбом к стеклу, давая понять, что разговор окончен.
— Спасибо, — помолчав, ответил Гарри и вышел из спальни, чувствуя, что мир вокруг окончательно сошел с ума. Или он сам сошел с ума за последние сутки, если рохля и растяпа Лонгботтом говорит ему такие вещи.
С другой стороны, может, ничего страшного и не происходит. Просто Малфой перестал быть сволочью, а Невилл перестал быть рохлей. «Интересно, а небо с землей местами не поменялось, пока я был занят блужданием в трех соснах?» — усмехнувшись, подумал Гарри.
Спустившись в гостиную, Гарри подошел к камину и сел напротив кресла Гермионы, скрестив ноги и обхватив руками колени. Джинни уже успела исчезнуть.
— Если ты хочешь мне что-то сказать, Герм, то говори, — сообщил он, плотно сжав губы. — Другого шанса объясниться у нас может и не возникнуть.
— Гарри, да что с тобой происходит! — звонко выкрикнула она, выпрямляясь в кресле и с силой хлопая книгой по подлокотнику. — Что ты себе позволяешь!
— Давай, Герм, не стесняйся, — подбодрил он ее. — Что же я опять себе позволил?
— Как ты можешь так себя вести! Сейчас! В такое время! Ты думаешь только о себе!
— Совершенно с тобой согласен.
— Тебе наплевать на все: на нас с Роном, на Джинни, на Орден, на все!
— На вас с Роном мне наплевать абсолютно точно, ваши личные отношения меня не касаются.
— А Джинни! Как ты можешь так поступать с Джинни!
— И моя личная жизнь вас тоже не должна касаться.
— Мы твои друзья, Гарри! НАМ не наплевать на тебя!
— Да пожалуйста, я не запрещаю вам относиться ко мне, как вам хочется.
— Мы БЕСПОКОИМСЯ о тебе!!!
— И почему вдруг я стал в этом виноват?
— Как ты можешь быть таким бесчувственным бревном!
— Это риторический вопрос.
— Ты не можешь так поступать с нами!
— А это тем более не вопрос, Герм, — Гарри встал, подошел к креслу и, крепко ухватив Гермиону за запястье, наклонился, глядя ей в глаза. — А теперь ты успокоишься, хотя ты и так спокойна — просто орешь, стало быть, ты просто перестаешь орать, и мы делаем вид, что этого диалога не было. Я только что вошел, и мы начинаем разговор сначала, только в более продуктивных выражениях. Еще раз сорвешься на бабий визг, и третьей попытки не будет, все остальное произойдет вообще без разговоров и объяснений. Я не Рон, и тетя Молли не воспитывала меня с детства подобными внушениями, так что я не жажду слышать их от тебя.
В глазах Гермионы пылала ярость. Гарри отпустил ее руку и уселся обратно на свое место. В гостиной воцарилась гнетущая тишина; со всех сторон на них были направлены изумленные взгляды.
— Итак, Герм. Ты хочешь мне что-то сказать?
Гермиона долго молчала, кусая губы, вцепившись в подлокотники и не отрывая взгляда от лица Гарри. Он успел подумать, что, возможно, за последние полгода она совсем разучилась разговаривать с ним как-то иначе и теперь не может вспомнить, как же это делается. Или не может ему простить, что он выбил ее из выбранного ею сценария. Или не может поверить, что выбил, и раздумывает, не попробовать ли продолжить в том же духе. Или…
— Что у тебя с Малфоем? — процедила она, наконец. По гостиной пронеслась незримая волна, как будто все одновременно вдохнули и забыли выдохнуть.
— Не твое дело, — пожал плечами Гарри и вновь вопросительно посмотрел на нее.
— Гарри, я думала, что мы друзья… — начала она заупокойным тоном.
— Герм, вот скажи мне, — перебил ее Гарри. — Ты же умная девушка, столько книжек прочла, столько всего умеешь. Что значит — быть друзьями?
— Это значит — доверять друг другу во всем, — с упреком ответила она, глядя на него.
— Отлично, Герм! Замечательное определение. А теперь давай решим, будем ли мы перечислять вслух, сколько раз и в чем вы лгали мне за последние полгода? Или пожалеем тебя, если, конечно, ты собираешься после этого вечера продолжать учиться в Гриффиндоре?
Гермиона трагически поджала губы.
— Гарри, мы так беспокоимся о тебе! — с отчаянием прошептала она.
Гарри мог бы поклясться, что через две минуты по сценарию положены слезы. Ему снова стало противно.
— Так, — сказал он, выставляя вперед указательный палец. — Еще одна попытка вывести разговор на истерику, и он будет считаться оконченным. Вообще-то, если ты еще не поняла, Герм, единственное, что ты сейчас могла бы — это извиниться передо мной. Если ты еще помнишь, как это делается. В этом случае я, возможно, поверил бы, что мы действительно еще друзья. Извиниться — и начать, в конце концов, уважать меня и мои решения, даже если ты с ними не согласна.