-Уважаемый Филиус, так же или иначе, но эти великовозрастные болваны временно ослепли. Отлевитруйте ж их на носилках в Больничное крыло. Если бы не срочное дело, я справился бы и сам, но, боюсь, наш Северус в большой беде. Пойду же ж выручать.
… Упрямая лестница, хоть и направляемая всей магией Альбуса, всё же не хотела доставлять его в Запретный Коридор, а время шло. Всё-таки Директору удалось «запинать» лестницу, и он бросился в неосвещённые глубины, прибегнув к помощи мощнейшего Lumos maxima.
Но везде было пусто.
- Ни живого, но же и не мёртвого Северуса - никакого…
… Термы в Сибелиуме были воздушными, то есть под полом и в стенах были вмонтированы трубы, через которые пропускался нагретый воздух. А ещё бани были по настоящему жалкими, как и весь городок у реки Кладилус.
В термах было три крошечных бассейна - фригидарий с прохладной водой, калдарий с водой градусов тридцати, вокруг которого были отдельные кабинки для мытья и не только, и тепидарий с водой чуть выше шестидесяти - местная парная. А всё от того, что настоящей парной - судаториума с почти что кипятком - водой восьмидесяти пяти градусов, обычно устраиваемом на термальных источниках, коими изобиловал Апеннинский полуостров, ни в одних термах на Альбионе не было.
Около бассейнов сновали нищие ромеи и колоны - полукровки - бритты, торговавшие пирожками и сладостями
- О, великий Мерлин! И здесь, поцелуй их всех Дементор, даже в банях - сладости! - выругался по-английски Северус.
Соответственно количеству потевших в тепидарии было и банщиков-натиральщиков, совмещавших обе профессии из-за убогости заведения. Они мыли мужчин (для женщин отводилась вторая, меньшая, половина терм), к немому ужасу хоть и читавшего о таком Снейпа, мочой, и счищали с тела грязь, смешанную с местным «мылом» специальными скребками, а затем умащивали вымытое тело маслами. Северуса, похолодевшего от омерзения, облили из кадушки мочой и начали скрести, как породистую лошадь.От процедуры умащивания зельевар с гордым видом отказался, поразив банщика до глубины души, которой у раба, как известно, нет.
Массажистов-развратников было всего четверо - финикийцы с накрашенными сурьмой, по их обычаям, глазами и бровями, тонкие, жилистые семиты. Как их занесло в Сибелиум - об этом высокорожденному Господину дома Снепиусов не должно было выказывать интереса. А на самом деле интересно было и даже очень.
Ещё для плотских утех в массажных кабинках около калдария предоставлялись симпатичные мальчики-бритты лет десяти, предназначавшиеся, в основном, для легионеров, соскучившихся по столичным развлечениям или попросту уставших от таких же, как они сами, солдат Императора.
Северус ещё до мытья, ради интереса заглянул в одну из кабинок:
- А для чего они, эти кабинки, может, за отдельную плату здесь можно спокойно помыться самому? - и лицо его пошло кирпичного оттенка пятнами.
Он был глубоко сконфужен - видеть взрослого, как он сам, мужчину с соразмерными гениталиями, совокупляющегося с ребёнком, хоть и скороспелым, варварским, но всё же…
… На территории бань располагался небольшой стадион для гимнастики и старая библиотека со свитками. Многие ромеи любили читать здесь и загорать одновременно.
Вымытый, хоть и мочой, но изрядно посвежевший, профессор обнаружил библиотеку и… забыл и о бане, и о разврате, и о времени, зачитавшись Горацием и Овидием - теми произведениями, что не сохранились в веках.
Наступила ночь, и к ушедшему в прекрасные вымыслы Снейпу подошёл цензор, сказавший, что за ночное проведение времени в термах нужно доплатить. Северус послал цензора к Мордреду, но тот не понял и не отступил до тех пор, пока профессор не послал за одним из рабов, дожидавшихся Господина у входа в термы, в особо отведённом для невольников месте. Сонный раб, встав перед хозяином на колени и ткнувшись головой в старый мозаичный, местами выщербленный пол, передал мытарю требуемую монету стоимостью в пол-коровы из кожаного мешочка с местной валютой - Господину негоже было касаться грязных монет. Однако обзаводиться долгами и подписывать долговые расписки было гоже. Давать в долг тоже было вполне подходящим занятием для любого гражданина, патриция ли, плебея ли. Главное - выписыть закладную.
Северус снова, позабыв обо всём, зачитался при свете коптящей лампы с фитилём, густо пропитанным бараньим жиром, и потому ещё зловонной.
Он остался в термах один из граждан Сибелиума - Господин дома сразу же, без церемоний считался таковым, лишь количество голов невольников да число колонов учитывалось при начислении налогов. Но так было когда-то, когда ещё была настоящая Империя на пол-мира с Божественным Кесарем во главе. Сейчас же Альбион был практически независимым государством - варвары, вандалы, готы обеих ветвей - западной и восточной, и организованная боевая машина хунну выполнили на материке свою страшную миссию.
Странно, но на острове не прижилась христианская религия, введённая, как официальная и единственная вера Римской Империи ещё Императором Константином Первым Великим в начале четвёртого века.Судя по отсутствию в городке над въездными воротами и в доме Снепиусов икон или хотя бы раннехристианского, заимствованного из римских катакомб знака рыбы, здешние патриции придерживались устаревших традиций. Веровали в сонмище богов - своих и заимствованных с Востока, из Египта и Греции.
Даже те же Снепиусы, эмигрировавшие только в этом, пятом веке, не были христианами. Отчего? Задавать эти вопросы, чтобы не показаться чужим среди своих, не хотелось. Но так хотелось знать! Даже пиктов на севере будущей Шотландии христианизировал Святой Норньон, прибывший из христианского ирландского королевства Ульстера. Тех, кого считают Нелюдями и ромеи, и бритты, а сами-то - паганы, то есть, язычники.
Уставшие рабы и колоны - работники терм - давно спали. Профессору же было не привыкать к бессонным ночам…
… Квотриус тоже не спал - ему мерещился этот внезапно, словно Deus ex machina, свалившийся на его гордую голову старший брат - высокорожденный наследник, за какой-то час ставший в доме Господином вместо любящего отца.
Брат, возненавидевший тихую, покорную, молчаливую красавицу - мать, возжелавший, кажется, невозможного - разлучить любящую семью и тем обидеть и без того обложенных данью дядьёв.
Брат, чьё искусство произносить обычные слова вкупе с движениями странной деревянной палочкой, повергло в ужас даже мачеху Веронику, славящуюся неженской твёрдостью характера. Ибо закалена она немилостью супруга, длившейся двадцать четыре года - всё то время, пока жила на Альбионе.
И вот теперь, в одночасье, прежняя опала сменилась на законные супружеские отношения. Отчасти и их отзвуки - стоны Вероники и отца - не давали молодому полукровке заснуть. Ведь он был с отрочества влюблён, молча и безответно, в Веронику, и разница в возрасте ещё более распаляла чувство молодого человека. Из-за этой страсти он до сих пор не женился и не обзавёлся многочисленным потомством, как его сверстники - чистокровные уэсге, к этим годам готовящиеся умирать, подумать только! - от старости. Какая же старость может быть в двадцать один год - ведь ещё три четверти жизни впереди! Но Вероника теперь потеряна для него…
