Я хватаю со стола стакан Саульского. Спешно делаю жадный глоток, опасаясь того, что он отберет его у меня. Изысканно, как показывают в фильмах, не получается — проглатываю ядреную жидкость с кашлем. Лихорадочно захватываю воздух, а его как будто становится недостаточно. Несколько серий вдохов и выдохов требуется, чтобы возобновить нормальное функционирование легких. Но, встречаясь с Саулем взглядом, я быстро совершаю еще один обжигающий глоток. После него из глаз пробиваются слезы. Жидкий огонь срочным товарняком разносится по всему телу.
Я чувствую себя одновременно легко и тягостно. Душа готова взлететь, но внешняя потяжелевшая оболочка не дает. Наверное, это нормально. Такие ощущения мне незнакомы, так как я никогда серьезно не напивалась. А сегодня на нервах слегка дала лишку: шампанское, маргарита, виски.
Смутно помню, как Сауль отнимает у меня стакан и отставляет его обратно на стол. Отдышавшись, пытаюсь сфокусировать взгляд на его лице.
Хочу удивить его. Хочу вывести из равновесия.
Шагаю совсем близко. Он не шевелится, давая возможность протиснуться между его расставленными коленями.
Боже, что я творю?
Ну, он же ко мне приходит, когда ему нужно. Почему мне нельзя?
— Можешь сегодня быть со мной добрым? — шепчу, склоняясь к его лицу. — Можешь?
Не хочу переставать его ненавидеть. Но в то же время, должна признать, хочу его.
— Если надо, я покричу, чтобы все думали, что ты меня снова воспитываешь.
Саульский приподнимает бровь и продолжает молча меня разглядывать. Мне неуютно. Я смущаюсь. Но и эти ощущения лишь подогревают возбуждение. Неловко приземляю ему на плечи ладони. Горячий — ощущаю сквозь плотный хлопок. Хочу наголо коснуться. Кожа к коже. Глядя в мерцающие темнотой глаза, скольжу ладонями к шее. Затаив дыхание, веду пальцами выше и ныряю под белый воротник. Шумно выдыхаю. Чувствуя, как внизу живота скапливается жар, инстинктивно сжимаю бедра.
Теряюсь в его глазах. Тону. Это волнующе и страшно. Но именно это мне, кажется, и нравится. Не в силах нормализовать дыхание, смотрю на Саульского и захлебываюсь воздухом.
— Хочу твое тепло, — шепчу едва слышно. — Согрей меня.
— Обожжешься, Юля.
Пугает не предупреждение, а голос, которым оно сказано — густой и опасный.
Дергаюсь назад, но Сауль из своей расслабленной позы неожиданно быстро перегруппировывается и сам стискивает меня руками. Подхватывая под ягодицами, тянет ноги на себя. Я подчиняюсь, обвиваю его бедрами. Тогда он прижимает меня очень близко. Стискивает так, что больно становится. Никакого зазора между нами не остается. Плащ скользит, оголяя мои плечи. Холодный воздух леденящим паром шпарит кожу, а я какое-то время пошевелиться не решаюсь, глядя в темные подавляющие глаза Саульского.
Не знаю, чем руководствуюсь, просто понимая, что не вырвусь силой, иду на какой-то отчаянный поступок: сама льну к нему и целую в губы…
Глава 16
Мяу кисс ми, ненавистная любовь,
Я зализывать свои не буду раны…
© Би-2 «Мяу кисс ми»
Юля
Вам знакомо, что такое разряд электрического тока? А если очень мощный? Который выдержать, оставаясь невредимым, невозможно? Меня прошивает таким, едва соединяются наши губы. Разит через все тело, словно молния, с макушки до кончиков ног. Я содрогаюсь. Чувствую, что и Сауль вздрагивает. Вздрагивает и каменеет, инстинктивно перегруппировываясь. Только поздно… Этой синхронной волной нас будто спаивает и выбрасывает за грань, из-за которой нельзя вернуться.
Ощущения потрясают. Выработанная энергия рассыпается внутри меня колкими и горячими искрами. С будоражащей опаской предвкушаю то, что почувствую, углубив поцелуй. Но едва я всасываю нижнюю губу Сауля и касаюсь ее языком, его крупная грубоватая ладонь ложится мне на горло и, надавливая, заставляет отстраниться.
— Что делаешь?
Я горю. Я трясусь. Мне мало. Я хочу его целовать. И хочу, чтобы он мне отвечал.
Игнорируя вопрос, дергаюсь, чтобы возобновить поцелуй. Но Саульский не позволяет приблизиться. Удерживает на расстоянии.
Что ж ты за человек?
Ни свой, ни чужой.
Мой.
Мой же? Я ведь принадлежу ему. Я — Саульская.
— Хочу целоваться, — говорю откровенно. Голодно облизываюсь, отстраненно удивляясь тому, что во мне оказывается столько порока. — С кем мне целоваться? Тоже кого-нибудь из охраны приставишь?
Перемещая пальцы, Сауль с силой стискивает мой подбородок. Сжимая челюсти, прочесывает сердитым взглядом, как наждаком. Вздыхая, готовлюсь к тому, что приземлит меня, как уже бывало, одной фразой — жестокой и обидной. Но нет… Крепче впиваясь пальцами в мой подбородок, тянет на себя. Сам припечатывается к моему рту. У меня выбивает из сознания все мысли. Анализатор событий сбивается. Я втягиваю носом воздух и призывно распахиваю для Саульского губы. Он тотчас врывает языком. И я вновь вздрагиваю от избытка непереносимого удовольствия. В груди будто костер кто разводит. Он трещит и пылает.
Пальцами ощущаю на крепком мужском затылке мелкие мурашки. Хочу улыбнуться, но у меня на это попросту нет времени.
Это же ОН… Саульский…
Нет, прорыва трезвых мыслей не происходит. Это чистое изумление. Сауль ни на миг не дает забыть, с кем я. Его запах, его напор, даже его руки, движения тела — все это, оказывается, уже высечено в моей памяти.
Он горячий и вкусный. Сплетаюсь с ним языками. Пытаюсь пробраться к нему в рот, как он в мой. Пускает не сразу, отражая мои мягкие натиски своим языком. Но когда впускает, Боже, я не могу сдержать стон, чувствуя всю полноту его вкуса и ощущая, как еще одна волна дрожи проходит вниз по его сильной спине.
Ему нравится. Ему нравится. Ему нравится.
Меня начинает серьезно лихорадит. Скрыть я это не могу, да и не пытаюсь. Низ живота сводит болезненно-сладкой судорогой. Между ног становится мокро и горячо.
Ласкаю плечи Саульского руками. Судорожно выдергиваю пуговицы из петель на его рубашке. С упоением веду по голой груди ладонями. И целую. Так, как никого и никогда не целовала. С сумасшедшим голодом и смертельной жаждой. С неоправданным, хлестким и столь же безумным наслаждением.
Мой плащ падает прямо на каменный пол беседки. Платье задирается до поясницы. Ничто не мешает Саулю скользнуть рукой мне в трусы. Я готовлюсь и жду — предвкушаю. Но в тот миг, когда умелые шершавые пальцы раздвигают мои мокрые складки, вдруг замираю, парализованная острой вспышкой удовольствия, и на задержанном рваном выдохе нечаянно прикусываю его губу.
— Пожалуйста… Пожалуйста… Рома… Рома…
— Хочешь быстро кончить? Или в дом пойдем?
— Быстро.
Нет сил терпеть. Я на грани безумия. Мне нужна разрядка незамедлительно.
— А ты заслужила, чтобы кончить, мурка?
Он дразнит, что ли? Не разберу. Да и неважно мне в тот момент. Готова подыгрывать любому тону.
— Заслужила… Я же была хорошей… Была? — сомневаюсь и от этого беспокоюсь.
— Была, — услышав это хриплое подтверждение, невольно выдыхаю с облегчением. — Хорошая девочка… Моя хорошая девочка…
Не совсем, конечно. Но Саульский закрывает глаза, прощая мелкое хулиганство. И мне настолько приятно от этих поблажек, что в какой-то миг даже страшно. Из глаз слезы прорываются, едва удается смахнуть.
Он мною доволен, хвалит меня, называет своей. А я от этого счастлива?
Решаю, что меня тупо на эмоциях заносит. Полностью отпускаю себя, собираясь наслаждаться каждой секундой.
Саульский встает и перемещается вместе со мной. Высаживает на высокий дубовый стол, забросив предварительно на него мой плащ. Распускает ремень, вжикает молнией, приспускает брюки вместе с бельем…
Я зажмуриваюсь и, хватаясь пальцами за полы его расстегнутой рубашки, молочу какую-то ерунду, типа: «Господи, спаси и сохрани!».
Наверное, не вовремя вспоминаю его «Обожжешься, Юля». Наверное… Я ничего уже не соображаю. Мы занимаемся сексом практически каждый день. Я ничего не теряю. Или теряю? Не понимаю.
