После чаю Гуйпин подала вино. Гость и хозяева стали медленно вкушать душистый и густой нектар. Студент искоса бросил взгляд на дочерей госпожи Лань. «Сколь хороши! И что за счастье было бы узнать их любовь! Старшая, похоже, испытывает ко мне интерес, а младшие еще юны и неопытны, не ведают «ни об облаках, ни о теплом дожде». Но какой редкостной красотой сияют все три мои сестры — они точно цветы из небесного сада!» — так думал он, не догадываясь, что сердце его уже возжелало этой любви.
Тем временем Чжэньнян украдкой разглядывала новоявленного братца: «Этот братец красотой подобен ценному нефриту! По виду — большой любитель любовных услад. А как держится! Словно наделен всеми конфуцианскими добродетелями!» — И, сказав себе так, она еще подумала, что земля, в коей рожден этот нефрит, должна быть цветущей и благодатной. А по тому, как цедит вино и смакует его, этот молодой человек в любви, похоже, не промах!
Юные сестры тоже с интересом взирали на студента. Младшая Яонян размышляла о том, что хорошо бы выйти замуж за старшего брата, такого ладного и красивого, ибо красота редка в подлунном мире. И пока каждая из сестер была занята своими мыслями, госпожа Лань приказала дочери:
— Чжэньнян! Поднеси брату бокал вина!
Сияя от удовольствия, та с готовностью исполнила повеление матушки. И вот уже ее ручки, что были схожи разве что с побегами молодого бамбука, протягивают его бокал. Она поклонилась и с чинным видом передала ему вино. Так же поступили Юйнян и Яонян, досадуя про себя, что не она одна удостоилась подобной чести. Студент поднялся, чинно принял от каждой бокал и тотчас осушил до дна. Он собрался было ответить им таким же жестом, но госпожа Лань остановила его:
— Не делайте этого! Дочери не имеют особой склонности к винопитию.
— Простите мне мой промах! — извинился студент. — В моем лице вы имеете человека, готового вам услужить. Утомился в пути и потому не смог сопроводить свой визит с большим толком.
— А кто ведет у вас домашние дела? — поинтересовалась госпожа Лань. — И кто ваша уважаемая супруга? Как справляется с обязанностями? Какого она роду и как зовут ее?
— Не смогу удовлетворить госпожу ответом, — молвил студент, — ибо не женат. Ваш племянник живет один, точно евнух. Имею немного золота — тысяч десять осталось от родителей, и пока запас не иссяк. К несчастью, родители не так давно оставили белый свет, и лишь прошлым летом я снял траурное платье.
Стоящая рядом Юйнян подумала: «Братец одинок, живет без родительской опеки и, по всему видно, стал ходоком по питейным и прочим заведениям. А сейчас старшую сестру он просто ест глазами».
Но вот уже солнце начало клониться к западу, и серебряные звезды повисли на небосклоне. Студент поднялся, намереваясь откланяться. Но госпожа Лань предложила студенту остаться у них и отвела ему библиотеку, куда тотчас приказала отнести спальные принадлежности. Девушки удалились в женскую половину дома, а студент, допив вино, пошел в библиотеку. Он долго лежал без сна, предаваясь размышлениям, что дочери тетки, точно небожительницы. И на редкость хороши.
Тем временем в усадьбу прибыли соседские девушки — Пань Жолань и Бянь Юйин из харчевни. Они присоединились к дочерям госпожи Лань и принялись болтать. Скоро Пань Жолань ушла домой, а Бянь Юйин решила остаться ночевать. Все разошлись по спальням: госпожа Лань удалилась к себе, Юйнян и Яонян, которые спали в одной комнате, забрались в одну постель и завели разговор о брате. Точно такой же разговор произошел между Чжэньнян и Юйин, которые вообще любили говорить о сердечных делах. Они давно были дружны и давно поверяли друг другу все тайны и секреты.
— Сестрица! — спросила Юйин Чжэньнян. — За то время, пока мы не виделись, встретила ли ты человека себе по сердцу?
— Расскажу тебе о недавнем любовном приключении, а ты догадайся, кто он.
— У вас на подворье бывает несчетное множество гостей. Где уж мне догадаться!
— Что правда, то правда, есть резон в твоих словах. Позавчера к нам на подворье пришли двое: хозяин и слуга. Один из них, тот, что был хозяином, собой хорош и по виду элегантен, точно конфуцианский книжник. Нечасто такие встречаются в Поднебесной, может, один на тысячу. Я с ним спозналась, а после я передала его старшей наложнице Цяонян, чтобы и та вкусила любви. Внешность его я не буду описывать, но вот то, что у него было наидрагоценнейшее, не сравнится ни с чем подобным во всей Поднебесной! Ибо точно знаю, что мало кто обладает подобным орудием любви. Может, он вообще один на всем белом свете! — И, дойдя до этого места, она вдруг остановилась и замолкла.
Чжэньнян сгорала от нетерпения услышать продолжение.
— Так кто же он? — спросила она.
— Сестрица! Соверши предо мною поклон, тогда скажу.
— А просто так не скажешь?
— Ну, не хочешь кланяться, тогда не скажу. — И с этими словами они пошли спать.
Здесь надобно заметить, что Чжэньнян, оказавшись в положении брошенной супруги, горько переживала безрадостную участь одинокой женщины. И сейчас, размышляя о жизни, она пришла к мысли, что нужно иногда рассеиваться, и потому сказала Юйин:
— Сестрица! Доскажи мне свою историю. А если будет в ней речь о самом интересном, то я поклонюсь тебе и не один раз.
И Юйин продолжила свой рассказ:
— Согласна, ибо не боюсь наскучить тебе. Так вот, в ту ночь, когда появился этот гость у нас, я увела его к себе в спальню. Мы разделись и забрались в кровать. Я запустила руку под одеяло и нашла у него меж чресел такое орудие, что ахнула от удивления и едва не подпрыгнула, ибо оное было не только прямостоящим, но еще и непомерных размеров и пылало как добрый факел на ветру. А когда он поместил его в меня, то заполнил утробу до предела Я испытывала такое удовольствие, что размякла. Казалось, даже кости мои стали как воск. Ну как? Интересно я расписываю своего постояльца?
— Самое удивительное, что действительно интересно. Я вся дрожу, точно охвачена недугом.
— Скажу больше: я просто уверена, что другого такого удилища в мире нет. И едва оное оказалось во мне, все во мне запылало, точно внизу живота у меня была жаровня. И чем дольше он пребывал во мне, тем больше удовольствия я испытывала. Он был неутомим, и так мы скрещивались телами не раз и не два, а может, сто раз, а он все тыкал в меня и тыкал, то кидал вверх, то подминал под себя, то грыз, а то будто откусывал.
— Бывает же такое! А что еще замечательного было в твоем госте?
— А то, что, лежа на мне, этот красавец на мне не дрыгался. А между тем его орудие мужской силы было будто живое. Когда он двигался во мне, он как будто высекал из меня искры, а стоило ему замереть, на меня точно накатывалась волна неги. А как он меня буравил! Точно железным прутом. Так мы забавлялись любовью две ночи кряду. И до того он заиграл меня, что мне казалось, что я вот-вот уйду к Желтым истокам. Старшая наложница тоже слюбилась с ним разок. Он ее так отделал, что она после сладких утех походила на солдата, израненного в тяжком бою. Едва ли не дошла до помрачения рассудка.
