— Ты учил меня воровать; я считал это справедливым обменом. — В голосе Майкла послышалась резкость. — Кто этот второй мужчина, Габриэль?
Габриэль бесстрашно встретил пристальный взгляд Майкла.
— Ты знаешь, кто он, — невозмутимо ответил он.
Это Майкл нашел Габриэля, когда тот был прикован на чердаке, словно собака, лежа в собственной грязи и моля о смерти.
Но Майкл не позволил ему умереть.
Габриэль сожалел, что он не позволил.
— Ты говорил мне, что он был вторым мужчиной, который насиловал тебя, — сказал Майкл.
Габриэля изнасиловали двое мужчин; одного он убил, второй был все еще жив.
Габриэль спокойно выдержал подозрения, мелькнувшие в пристальном взгляде Майкла.
— Я говорил, что был второй мужчина, — спокойно согласился он.
— Однако до того раза, шесть месяцев назад, ты никогда не упоминал, что был второй.
— Я не знал, что тебя так интересуют подробности. Прости меня, mon vieux,[15] — услужливо сказал Габриэль, намеренно подстрекая Майкла. — Я думал, твои интересы лежат в другой области.
В женщинах, а не в мужчинах, имел он в виду.
Майкл не клюнул на приманку.
— А я думал, Габриэль, что ты единственный человек в моей жизни, которого не уничтожило мое прошлое. — Глаза Майкла скрыли черные ресницы; он поставил глиняный горшок с шоколадом на серебряный поднос.
Габриэля резанула боль.
В конце концов, Майкл неизбежно должен был соединить части головоломки.
И Габриэль сожалел, что не мог избавить его и от этого.
Тихий звон стекла, ударившегося о металл, заглушил стук сердца.
Майкл медленно поднял ресницы, фиалковые глаза впились в серебряные.
— Но я ошибался, не так ли, mon frere?
— Никому из нас не убежать от прошлого, Майкл, — искренне ответил Габриэль.
И ждал. Зная, что не может сделать ничего, чтобы остановить надвигающуюся череду событий.
Майкл беззвучно соскользнул со стола, фиалковые глаза были внимательны, шрам, обрамляющий щеку, побелел от напряжения.
Он сделал шаг вперед…
— Почему женщина выставила на аукцион свое тело в твоем доме, Габриэль?
Два шага…
— Почему любой продает свое тело, Майкл? — иронически спросил Габриэль.
Его пульс участился.
Он спрашивал себя, на что толкнет Габриэля Майкл в своих поисках правды. Он спрашивал себя, на что толкнет его второй мужчина в этой смертельной игре.
Он спрашивал себя, что он сделает, если Виктория попытается соблазнить его.
Три шага…
— Ты никогда прежде не позволял проводить аукционы, mon ami,[16] — бросил вызов Майкл.
Четыре шага…
— Сегодня грандиозное открытие моего нового дома, — невозмутимо парировал Габриэль. Подбирая правду и ложь с равной осторожностью. — Я решил, что это подходяще.
Пять шагов.
Майкл насмешливо поднял бровь.
— И ты решил, что это подходяще для хозяина перебивать ставки своих клиентов, Габриэль?
Шесть шагов…
— Возможно, я почувствовал одиночество, Майкл, — спокойно ответил он. — Возможно, я захотел собственную женщину.
Габриэль не знал, лжет он или нет.
Семь шагов…
— А второй мужчина… он тоже почувствовал одиночество? — язвительно возразил Майкл, фиалковые глаза были непреклонны в поисках правды. — И потому он дважды предложил цену за твою женщину?
«Твою женщину» отразилось от белого эмалированного потолка.
Черные волосы мужчины превратились в темные волосы женщины. Голос Виктории звенел в его ушах: «Боюсь прикосновений… боюсь, что мне понравятся прикосновения… боюсь, что я по натуре такая же шлюха, как и на деле».
Мгновенно темные волосы Виктории превратились в черные волосы Майкла, нагота женщины — в настойчивость ангела со шрамами.
Габриэль чувствовал жар тела Майкла, стоящего слишком близко. Он вынудил себя не отступать при его приближении. Так же, как прежде заставлял себя не убегать от шаг за шагом приближающейся к нему Виктории — выступающие тазовые кости, покачивающиеся бедра, колеблющиеся груди.
Она почти коснулась его. И на одно леденящее мгновение он почти позволил ей.
Виктория не знала последствий прикосновения к нему; Габриэль знал.
Майкл знал.
— Возможно, — легко произнес Габриэль, каждый мускул в его теле пульсировал осознанием.
Если Майкл не остановится…
Восемь шагов…
Габриэль напрягся, левая ладонь облепила рукоять ножа, средний палец правой руки потянулся к выемке спускового крючка.
Майкл остановился. Пахнущее шоколадом дыхание ласкало щеку Габриэля.
Два ангела стояли, глядя глаза в глаза, один темноволосый, другой белокурый. Один — обученный доставлять удовольствие женщинам, другой — мужчинам.
— Почему ты не убил его, Габриэль? — Серебряные глаза отразились в фиалковых, фиалковые — в серебряных. Двое мужчин, пойманные в ловушку прошлым, которое ни один из них не выбирал. — Я знаю, что он был здесь. Ты собирался застрелить женщину; почему не второго мужчину?
Итак, Майкл видел пистолет с синеватым отливом металла.
Знал ли он, как был близок к смерти?
Знал ли он, как близок к смерти сейчас?
— Ты видел его, Майкл? — ровно откликнулся Габриэль.
— Нет, я не видел его, но ты стоял над нами, Габриэль. Ты не мог не видеть его.
Габриэль сосредоточился на влажном запахе шоколада, чтобы отвлечься от фиалковых глаз, высасывающих его душу, и своих пальцев, невольно напрягшихся для самозащиты.
— Возможно, я видел не так отчетливо, как мне казалось.
Еще одна правда. Габриэль не предполагал наличия сообщницы, вошедшей в его дом под предлогом продажи с аукциона своего тела.
Он не предполагал обнаружить женщину, которая не осудит его.
И таким образом будет вознагражден за все, что успел пережить.
— Женщина жива? — с острым взглядом спросил Майкл.
— Была жива, когда я оставил ее несколько минут назад, — ответил Габриэль.
Но надолго ли?
— Она шлюха?
Габриэль подавил вспышку гнева.
— Нет.
Виктория не была шлюхой. Шлюхи не предлагали все — свою жизнь, боль, удовольствие.
— Она девственница?
— Да. — Язык Габриэля покрывал аромат шоколада. — Она девственница.
— И как ты узнал это, Габриэль? — хлестнуло в воздухе между ними. — Ты касался ее?
Боль…
Габриэль не хотел чувствовать боль.
«Я не хочу хотеть…»
