Глава 8. Горечь поражения
Дядя Майрен спустя несколько минут заходит в кабинет с подносом, на котором дымятся чашки с чаем и кофе.
– Прошу, – подносит к нам, даже бровью не ведет, что ему приходится обслуживать и меня.
Я же беру чашку дрожащей рукой. Делаю несколько быстрых глотков, почти обжигая нёбо и чувствуя легкую боль, но именно она притупляет мое беспокойство.
– Вы знаете, я всегда считал, что наше право распоряжаться дочерьми было дано нам свыше и на благо нашего народа, мужчин, – с самодовольным и горделивым видом сказал дядя, присаживаясь в добротное кресло отца.
Впиваюсь свободной рукой в кожу бедра, даже через ткань чувствуя боль.
– Девушки – это хрупкие цветы, сокровище нашего народа, которое стоит беречь. Они приумножают наш славный род веками. Это наш совместный долг, Волчек, – не агрессивно, но при этом странно говорит Самир, вступая в диалог с новым хозяином дома, который с удовольствием вступает в приятную и долгожданную его сердцу роль.
Опускаю голову. Невыносимо смотреть, как он одним своим присутствием оскверняет память отца. Мысленно встряхиваю головой, напоминая себе, что папа жив. Пока жив. Нужно будет попросить Раниля помочь мне. Неужели нет никакой возможности отцу выжить? Прийти в сознание и стать прежним?
– Ты согласна с нами, дорогая племянница? – вдруг задал вопрос дядя мне.
Поднимаю голову и гляжу на его вздернутые брови, ироничное лицо. Понимаю, что всё то время, что я была погружена в свои мысли и страдала по утраченному, в кабинете полным ходом шел диалог, смысл которого мне непонятен. А сейчас мне задают прямой вопрос, на который я не могу дать ни “да”, ни “нет”.
– С чем? – сглотнула вязкую слюну, спросила испуганно и скукожилась, видя, как нахмурился Майрен, когда понял, что я была невнимательна.
Он всегда оказывал на меня такое влияние. Казалось, что когда он появляется в помещении, его щупальца охватывают всё свободное пространство, заполняя собой и изучая со всех сторон, препарируя на части и вычисляя, какую пользу конкретно ты можешь ему принести.
– Какая же ты невнимательная, Алайна, – обманчиво мягко произносит дядя и качает демонстративно головой, кидая при этом мимолетные взгляды на сидящих подле меня мужчин. – Но полукровкам простительно, ведь от вас не требуется работы мысли, не тот уровень.
От этого завуалированного, но при этом четкого и понятного каждому оскорбления мне хотелось завыть. Чувствую, как краснеет шея и приливает к щекам кровь.
– Мы обсуждали, что полукровки нуждаются в более особенном внимании со стороны самцов. Я не могу отдать самую любимую племянницу в какие попало лапы. Только лучшему, достойнейшему, – скалится, демонстрируя идеально белые зубы, ровные, без зазубрин, без клыков.
Мне бы стоило удержать смешок, но я вдруг не к месту вспомнила, как в детстве слышала разговор отца и деда, когда последний оставлял всё папе.
“Он хиляк. У настоящего волка должны быть острые клыки, способные даже в человеческом обличьи вспороть брюхо зверю. Майрен, мало того, что бракованный, так еще и бестолочь, каких поискать. Не знай я наверняка, решил бы, что мать ваша согрешила с местным выкидышем оконным”.
Помню, что тогда я не поняла того, что говорил дедушка, но посыл уловила верный. Никто не возлагал надежды на младшего отпрыска семейства Волчек. И сейчас, впервые рассмотрев зубы дяди, которые он обычно старался лишний раз не показывать, не смогла удержаться, у меня вырвался смешок. Он сразу замолчал, увидев, куда я смотрю, и тут же прикрыл рот рукой, якобы трогая и почесывая уголок губы. Но он настолько разозлился, что не побоялся покупателей и глянул на меня испепеляющим взглядом.
– Перейдем к торгам, – подытожил, сурово поджав губы. – Каковы ваши ставки?
Его глаза стали холодны, как лед, при взгляде на меня. Время экивоков и игр кончилось. Настало время решать.
– Три тысячи? – вздернул бровь ехидно улыбающийся Раниль, который всё это время молчал, лишь слушая мужчин и периодически разглядывая и лаская взглядом меня.
– Господин Самир? – воодушевился и заискивающим азартным взглядом посмотрел на бету дядя.
Тот же хмыкнул и щелкнул языком, словно искушающий змей.
– Пять, – прозвучала его цена, отчего Майрен схватился за грудь, будто ему плохо от таких перспектив, но в хорошем смысле слова.
Я уже даже не удивлялась происходящему, лишь понуро наблюдая за тем, как решается моя судьба. Как всё это несправедливо. Лишь капля человеческой крови делает нас неполноценными. Недостойными выбора, любви, уважения.
– Шесть, – глубокий голос Раниля, который говорил спокойно, словно что-то знал.
– Ох, мне что-то плохо, – просипел дядя и налил из стоящего на столе графина воду в свой опустевший стакан.
Сделал глоток, достал из кармана платок и промокнул им лоб, затем щеки, шею. Я брезгливо поджала губы и вперилась взглядом в окно, наблюдая за тем, как на соседствующее с домом окно села птичка. Она свободная… В отличие от меня… Может лететь куда пожелает, жить как захочет…
Торги все продолжались, дядя уже полностью покрылся потом, даже видно было, как он течет по лицу и шее, стекает за воротник черного праздничного костюма. И этим обратил мое внимание на себя. Костюм? Он редко надевал костюмы, очень редко…
