— Бл*ть, — пробормотал он, и я увидел, что его взгляд на чем-то сосредоточился.
— Что? — спросила я, повернув голову, и прошептала на представшее зрелище: — Святой frak.
У ящика для возврата был мальчик. Он присел на корточки, просматривая содержимое сумок, что я ему оставила.
Я затаила дыхание и даже не заметила, как протянула руку и вслепую нашла руку Чейза. Даже когда его пальцы сомкнулись вокруг моих.
Мы сидели неподвижно, молча, держась за руки и глядя, как мальчик нашел мою записку, быстро прочитал ее и сунул в сумку. Затем опустил в ящик для возврата несколько книг и схватил ручки всех сумкок. Бросив взгляд влево и вправо, но не назад, где находились мы, он прокрался вокруг мимо фасада библиотеки и исчез.
— Я пойду за ним, — пробормотал Чейз, и я услышала, как открылась его дверца.
Моя рука сжала его руку, и он замер и оглянулся на меня.
— Не пугай его, — прошептала я.
— Не буду, детка, — прошептал он в ответ, сжал мою руку, отпустил и выскочил из внедорожника.
Он захлопнул дверцу, и я смотрела, как он бежит к библиотеке и огибает ее, пока не исчез.
Мой взгляд переместился на приборную панель, и я увидела, что он оставил там свой стаканчик с кофе.
Я посмотрела на свой стаканчик, купленный им для меня.
Я чувствовала, как тепло наполняет салон, создавая уют.
Мой взгляд вернулся к его кофейному стаканчику, и мой разум решил, что я действительно должна отлить его в бронзе. И свой стаканчик тоже (когда допью). А, может, и пассажирское сиденье. И, возможно, свою руку, которую он сжимал.
Потом до меня дошло все, что только что произошло, — появление Чейза с кофе, наш разговор, — и это казалось нормальным, если не считать, что он назвал мою задницу «милой», меня «красавицей», говорил, что я очаровательная, и поддразнивал.
Будто мы были друзьями.
Друзьями, которые танцевали после полуночи.
Боже, мне нужно перестать прятаться и как можно скорее пригласить девочек на ужин и «маргариту».
Но после того, как я решу, стоит ли звонить Чейзу через час или два, чтобы узнать, что он выяснил о мальчике.
* * * * *
Чейз
Чейз шел по улице, глядя на библиотеку.
Он никогда ее особо не замечал, даже зная, что там работает Фэй.
Теперь, узнав, что она может потерять работу, а город лишится библиотеки, он вгляделся пристальнее.
Привлекательное здание. Из красного кирпича. Над дверью висела бетонная табличка, на которой было выбит год строительства — 1902. Шесть ступеней вели к двойным парадным дверям. По обеим сторонам располагались четыре больших окна. На кустах и траве перед ними сейчас лежал снег, а высокие снежные шапки покрывали четыре больших вазона, — два наверху ступеней, два внизу, — которые, как он мельком заметил в летние месяцы, благоухали цветами.
Глядя на вазоны, он подумал: не Фэй ли посадила в них цветы прошлым летом?
Пока он размышлял, ее милый, нежный, властный голос заполнил его голову.
Не начинай. Знаю, что не должна была вкладывать шоколад, но он ребенок. Ему нужны лакомства.
Чейз усмехнулся про себя.
Она купила этому парнишке еду и одежду, за которые многие дети из неблагополучных семей готовы были бы убить, а беглецы — определенно. И книги. Она не купила ему только куртку, колбасу, хлеб и газировку. Она выложилась по полной. Затем заняла наблюдательный пост напротив ящика для возврата книг.
Ухмылка Чейза стала шире.
Он вел себя чертовски глупо. Ему нужно было держаться от нее подальше. Все это он прекрасно понимал.
Но ему было плевать.
В ту минуту, когда в свете уличных фонарей он увидел в ее глазах боль и понял, что она плакала, он перестал сопротивляться. Все выходные Чейз только об этом и думал. Он был рассеян во время ужина с мамой, что от нее не укрылось, и она спросила об этом, но он осторожно увернулся от этой темы и ничего ей не сказал.
Но он знал, еще до того, как утром проехал мимо библиотеки и увидел ее в «Чероки», что дало ему прекрасную возможность с ней встретиться, что он больше не собирается бороться с тягой к ней.
Поэтому прекратил попытки.
Он должен лучше позаботиться о ней. Должен оставить ее, чтобы она нашла хорошего мужчину, который сможет сосредоточиться на ней, на их жизни, на семье, которую они построят. Мужчину без целой тонны багажа, из-за которого ему порой было трудно вытащить свою задницу из постели утром, вот насколько чертовски тяжелым тот был. Мужчину, не запятнанного грязью, в которой он плавал в течение десятилетия. Который не ушел из неблагополучной семьи, еще больше утяжелявшей и без того неподъемный багаж. Который не относился с ненавистью к своему отцу. Которому не нужно было тратить силы на защиту своей хрупкой, сверхчувствительной матери. Мужчину без мертвой жены, которую он не любил, но и не защитил, и поэтому в ее последний миг на этой земле ей пришлось пережить насилие.
Но он не собирался оставлять Фэй в покое.
В данный момент Фэй беспокоилась о том пареньке. В данный момент ее разум омрачала проблема, отправившая ее в темную ночь. Теперь он знал, что это за проблема: она может потерять работу, а для библиотекаря в маленьком городке это был пи*дец. Чтобы найти работу по специальности, ей придется переехать. Переезд уведет ее от семьи и родного города. Или ей придется найти другую работу. Сейчас у нее не было мужчины, который мог бы удержать ее здесь. Только друзья и хорошая семья, но это не то же самое, что мужчина, который будет прикрывать ей спину.
Это означает, решил Чейз, что именно он удержит ее здесь.
Это решение было слабостью, и оно было неправильным. Это была отговорка и очень убогая. И весьма вероятно, что когда она узнает о нем все, добром это не кончится.
Но мысленным взором он увидел, как ее лицо приняло очаровательно сердитое выражение, и услышал, как ее мелодичный, но сердитый голос спросил: «У тебя раздвоение личности?».
Увидев ее лицо, услышав ее голос, он снова решил, что ему плевать, что он слаб и то, что он поступает неправильно.
Он все равно сделает все по-своему.
И с этой мыслью он направился обратно к библиотеке, чтобы рассказать Фэй, что случилось с мальчиком, а не в свой грузовик, чтобы отправиться на работу, где он и должен был находиться.
Но когда он перебегал улицу к противоположному углу, где стояла библиотека, то повернул голову, чтобы взглянуть на ее старый, потрепанный «Чероки» на стоянке сбоку, и уловил кое-что краем глаза. Поэтому повернул голову дальше, и увидел свой бордовый «GMC Yukon» все еще на том же месте, где он его припарковал. А также знакомого человека, прислонившегося к радиаторной решетке, скрестив руки на груди, человека, которого Чейз ненавидел немногим меньше, чем родного отца.
Гребаное. Дерьмо.
Он хотел его проигнорировать, но не мог. Пришло время сказать свое слово, заявить о своей позиции со всей этой херней, таким образом, чтобы его поняли предельно ясно, и, надеяться, хоть и сомнительно, что он сможет двигаться дальше.
Он перешел с бега на шаг, не переставая смотреть на мужчину, чувствуя, как сжимается челюсть.
Клинтон Бонар, соратник его отца, другим словом — лакей, не сводил глаз с Чейза, когда тот приближался. Он был в темных очках, но Чейз все равно ощущал на себе взгляд мужчины, главным образом, по мерзкому покалыванию в затылке, которое он всегда чувствовал рядом со своим отцом, приспешниками отца или их приспешниками.
Он остановился в футе от мужчины и опустил взгляд на оставшиеся два дюйма.
Клинтон молчал, даже не кивнул в знак приветствия.
Чейз тоже не кивнул, но заговорил.
— Папа вернулся со своего больного трахофона?
Клинтон не пошевелился, но поинтересовался:
— Не пора ли тебе забыть об этом, Чейз? Нет ничего необычного в том, что мужчина или женщина имеют определенные склонности.
— Ошибаешься, Бонар, я знаю отцовские пристрастия, и они очень необычны.
