А пока, сразу после того как он меня отпустил, я упала на дорогие, расшитые золотыми нитями шелковые простыни, прямо в лужицу собственной девственной крови и беззвучно зарыдала, глуша всхлипы подушкой. А муж… он просто вышел, не говоря ни слова. Будто резиновой куклой воспользовался, а не живой девушкой, собственной женой. Ни единого ободряющего, ласкового или утешающего слова. Ни-че-го. Я ведь для него резина. А с резиной, как правило, не ведут диалогов…
Муж вернулся под утро. Я к тому времени кое-как уснула, но ему было плевать на это. Сонной мне, он подогнул ноги к животу, чтобы ему было сподручнее, и снова резко вошел в меня. Десять фрикций и его семя оросило все внутри меня. О да! Его «любовь» ко мне редко когда длилась больше.
А я растерялась… другая бы в моем положении поставила бы его на место. Сказала бы ему, мол подожди мой дорогой муженёк, пусть у меня там подживет хоть немного, но я молчала. Наверно потому что интуитивно знала, что плевать ему на мои слова. А потому, сцепив зубы терпела небольшую возню, и противное кряканье, когда он достигал оргазма.
Ни о какой учебе теперь речи не шло. Азамат запретил мне посещать университет. Посадил дома. В золотую клетку, где у меня было все, о чем я, простой нищей девчонкой, могла только мечтать. У меня было многое. Все, кроме свободы. Был личный водитель и новенький джип последней модели. Азамат сжег мое водительское удостоверение в камине нашего загородного дома, коротко пояснив свои действия строчкой афоризма:
- Женщина за рулем, что обезьяна с гранатой.
На самом деле, он просто не хотел отпускать меня одну ездить по городу. Только с его собственным соглядатаем, ходившим за мной попятам.
Он даже моих подруг разогнал всех. Запретил видеться с ними, общаться по телефону и соц-сетям. Они не понимали, в какой заднице я теперь нахожусь, и обиделись на меня одна за другой.
Муж выдал мне карточку с практически неограниченными финансовыми возможностями. Но сообщение о любой покупке, даже о банальной выпитой чашке кофе в кафе торгового центра приходило лично ему. Я не покупала ничего недозволенного, а потому водитель просто отчитывался, где именно меня носило сегодня, и то, что он был в этот момент рядом.
Я думала, что своим примерным поведением постепенно усыплю бдительность Азамата и смогу сбежать. Ага. Как же! Какой же глупой и наивной я тогда была…
* * *
- Подъем! Быстро! – стучит по клетке Бычара.
Неужели я уснула и проспала всю ночь? Хотя возможно, ночь продолжается, ведь в узком окошке под потолком хмуро и темно.
- Вот, переоденься, приведи себя в порядок. Сегодня ты начинаешь работать!
Он открывает клетку и кидает мне комплект спецодежды рабынь. Светлую футболку и легкие брюки. Форма, почти как у медсестер в больницах.
- Поторопись! Ашотджан приказал начинать тебе со второго этажа. Элла заболела. Поэтому твой курорт заканчивается!
Элла, хорошенькая темноволосая девушка с черными глазами. Избили ее наверно, потому что рабыни просто так никогда не «болели». Интересно кто? Клиенты клуба, или свои же, охранники или даже Джамаль… Хотя нет, больше всего интересно, как я, еле стоящая на ногах после операции буду сейчас убирать помещение? Но никого мое состояние не волнует. Непослушание или плохое исполнение работы немедленно караются поркой, битьем, или другим наказанием. Люди Ашотджана скоры на расправу. И тяжелы на руку. Особенно наказывать рабынь любит Джамаль. В молодом говнюке все ярче проявляются садистские наклонности, он становится просто кошмаром для многих девушек.
* * *
Иду наверх. Жадно осматриваю все вокруг. Стены клуба оклеены дорогими рельефными обоями. Какая красота… в той клетке, где я провела почти два месяца своей жизни стены ободраны и облезлы донельзя. Я уже и забыла, что может быть иначе, что можно жить в красоте и комфорте…
Время, как я и предполагала, шесть часов утра. Несколько ночных посетителей еще в зале, откуда доносится музыка, запах алкоголя и сигарет.
Но мне нужно убирать второй этаж, там, где в номерах развлекаются хозяева и клиенты клуба. Обычно у них специфичные развлечения. И кровати все оборудованы цепями и прочей бдсм-атрибутикой.
С трудом поднимаюсь по ступеням… как я буду все это убирать, вообще непонятно. Я им больше не нужна? Видать, почка прижилась, раз меня полуживую подняли на работу.
Бычара ковыряется в телефоне. Он прикрикнул было на меня по началу, чтобы я зашевелилась, но потом понял, что кричи не кричи, это все равно бесполезно. Я еле шевелюсь не от лени, а от состояния, и охранник решил не тратить на меня свои нервы.
- Алина!
Его голос! Боже, он не ушел с вечера? Я глазам своим не верю! Лев стоит внизу, и хотя выражение лица у него без особых эмоций, но глаза блестят, и по ним я понимаю, что он рад меня видеть. А как же рада я!
Игнорируя Бычару, Лев поднимается по ступеням ко мне.
- Эй, стой! – окрикивает его охранник. – Тебе с девкой нельзя разговаривать!
- Пошел ты! – беззлобно отзывается Лев, не глядя на него. – Куда тебя ведут, Алина?
- На уборку. – смотрю на него снизу вверх, на такого большого и сильного, словно медведя, а не мужчины. Как же мне хочется спрятаться за него от всего этого ужаса, что окружает меня! Чтобы он укрыл меня, пожалел, защитил.
- Какую на хрен, уборку, ты на ногах толком не стоишь! Вы совсем с дуба рухнули? – обращается он к Бычаре.
- Приказ Ашотджана, - пожимает плечами конвоир.
Ну почему я проявляю слабость рядом со Львом? Без него еще как-то держусь, а когда он близко, я то реву как корова, то как сейчас, покачиваюсь.
- Алин! – подхватывает он меня.
Какие у него сильные крепкие руки. А еще он теплый, нет, горячий! Так трепетно держит меня за руку, опирает меня на свое тело.
- Алин, тебя хоть кормили?
- Нет.
Обычно нас так и поднимали, около шести утра, до двенадцати мы убирались на голодный желудок, кормили нас только потом, считая, что работать сытым – не то.
- Бл*ть! Алин, прости, что при тебе, но у меня нет других слов. А ну пошли за мной! – он подхватывает меня на руки, прижимая к своей груди.
- Эй, Лев, ты о*уел? Оставь девку! Я щас шмальну, слышишь? – и хотя Бычара угрожает, но в действиях его нервозность, а в голосе неуверенность.
- Пошли вы все тут на хрен, уроды! – шипит Лев сквозь зубы. – Накормлю ее завтраком и отдам!
Бычара в растерянности. Со Львом ему тоже неохота связываться. Он плетется за нами, тогда как Лев уверенно несет меня в зал, к барной стойке.
- Чай сделай, зеленый, - бросает Лев бармену, внимательно разглядывая мое бледное лицо, - сладкий. Бутерброд сооруди, и шоколад дай, вон тот бельгийский. На мой счет запиши!
Я сижу в темном прокуренном зале, в уголке, на диване прожжённым сигаретами. Так шумно и орет музыка, но это не имеет значения. Напротив меня сидит мой спаситель и смотрит на то, как я уплетаю добытый им завтрак. Бычара устроился поодаль, втыкается в свой телефон.
Лев протягивает мне кулак, и пальцами манит мою руку. Я вспыхиваю. Такое невинное движение, такое проявление нежности, а я снова реветь готова, потому что отвыкла от этого. Совсем дикой и запуганной стала. Я тяну к нему свою ладонь, а он что-то вкладывает в нее, холодное и металлическое.
- «Спрячь», - произносит одними губами.
Я делаю вид, что поправляю брюки, но на самом деле роняю складной ножик, а это именно он, к себе в карман.
- Вы поговорили с Ашотджаном? – спрашиваю самый волнующий вопрос.
Лев смотрит на меня с сочувствием.
