И еще тысяча и один вопрос, который Джексон слушал, отведя трубку от уха на пол метра, иначе ни его голова, ни психика не выдерживали. За бесконечной, непосредственной трескотней младшей сестры он едва уловил озвученную вскользну просьбу куда-то там с ней пойти. Джексон постарался выпрямиться, чтобы услышать подробности, но его тело превратилось в растаявший кисель и просто растеклось по такому удобному креслу, он больше даже не пытался вникать в бесконечный поток новостей от Эвы, и только со всем соглашался, в тайне надеясь, что так и заснет, под тарахтящий и звонкий голосок. Впрочем, Эва, на удивление быстро выдохлась и, уже собираясь прощаться, только переспросила:
— Так ты точно согласен? Завтра в семь.
— Да, да, согласен со всем и полностью, — Джексон в душе на чаял на что уже успел согласиться: может, он пообещал сестре свою вторую почку, или слетать на Луну, или переписать на ее имя компанию, все это было не важно, потому что услышав положительный ответ, Эва, наконец, пожелала ему спокойной ночи (надо же, вспомнила, который час) и отключилась.
И, конечно, когда на следующий день Джексон, устроивший себе выходной (как хорошо быть начальником и единственной властью в компании), выспавшийся и пришедший в себя после долгого перелета и напряженного вечера, открыл после внезапного стука дверь, то очень сильно удивился, увидев на пороге улыбающуюся сестру.
— Ты почему еще не собрался?! Мы же опоздаем к открытию! — вместо приветственного объятия Эва надула пухлые губки и уперла руки в боки.
Лично Джексон никуда не опаздывал, ни к какому открытию, ни к закрытию. Его день был полностью подчинен праздному валянию на кровати и пересматриванию старых фильмов. Мозг, который с завтрашнего дня с новыми силами был готов броситься на финальную стадию вытаскивания компании из задницы, сегодня отдыхал. И Джексон вместе с ним.
Эва, заподозрив брата в страшном предательстве, грозно нахмурилась и угрожающе шагнула вперед. Джексон же, словно не замечая настроения сестры, невозмутимо посторонился и почесал затылок.
— Ты. Мне. Обещал.
— Что именно?
— Пойти на выставку!
— Кошек? У меня аллергия.
— Фотографий, Джекс!
Правда обещал что ли?
Теперь пришла очередь Джексона хмуриться и вспоминать, что, когда и в каком бреду он успел наобещать Эве. Впрочем, долго думать не пришлось — вчерашний разговор, а точнее неуемная болтовня сестры, услужливо всплыли в памяти, и Джексон устало провел ладонью по лицу. И прям, кажется, он говорил, что согласен куда-то там пойти. Сегодня в семь. А на часах уже пять минут восьмого. Сестру расстраивать не хотелось, поэтому затолкав поглубже все сразу возникшие в мыслях отмазки и отговорки, Джексон чмокнул Эву в лоб, клятвенно пообещал не копаться и через полчаса был готов.
***
Впрочем, на открытие они все равно опоздали. Правда, Джексона это нисколько не расстроило, он никогда не был ценителем искусства, и как оказалось — не только он один. Подруги Эвы, как и ее многочисленные ухажеры, тоже не горели желанием посещать выставку мало известного фотографа, несмотря на то, что событие обещало быть весьма модным. Но и это Джексона не трогало, а единственное, что скрашивало скуку — довольно недурственный алкоголь, который предлагали посетителям.
Вернув пустой бокал одному из официантов, Джексон оставил Эву, так кстати встретившую какого-то знакомого, и с равнодушным видом прошелся по галерее. Если бы он разбирался в фотографии или был чуть сентиментальнее, возможно, эти снимки бы и оставили хоть какой-то отпечаток в его душе, а так. Наверное, они были красивыми, наверное, несли какой-то очень важный посыл в общество, но у Джексона в голове крутились только цифры из последних проверенных отчетов, и поэтому, когда он заметил знакомое лицо среди унылой безликой толпы, ему сперва показалось, что это всего лишь шутки заскучавшего воображения.
Неспешно подойдя ближе, Джексон засунул руки в карманы брюк и перекатился с носка на пятку, задумчиво рассматривая снимок на стене. Когда-то он назвал Шина абсолютным воплощением порока и сейчас перед ним было фотографическое изображение этого порока во всей красе. Аж в паху заныло от того, насколько непристойным, и вместе с тем невыносимо прекрасным и соблазнительным был мужчина на фотографии. Джексон скользнул взглядом по красивому лицу, лукавому прищуру темных глаз, загадочному плетению татуировки и уперся в возбужденный член. Губы сами собой изогнулись в усмешке — Шин себе не изменял. Это фото будоражило, заставляло чувствовать голод и желание немедленно сделать своим. И Джексон наверняка бы не упустил возможности воспользоваться случаем, потому что вон он, демон-искуситель, прямо перед ним, стоит спиной и с кем-то разговаривает, если бы голова не болела по поводу предстоящих реформ, совещаний и договоров. Как бы ни любил Джексон развлекаться, сейчас дела компании для него были на первом месте, но уйти и не поздороваться — это как-то не вежливо. Поэтому он сделал незаметный шаг вперед, подойдя к Шину почти вплотную, но не касаясь его, и наклонившись, негромко произнес в аккуратное ушко:
— Я думаю, это фото будет прекрасно смотреться на моем рабочем столе. В рамочке.
Шин
Прошло почти полгода с тех пор, как Шин убил Такеши Андо. Он должен был почувствовать облегчение, но ещё в тот самый день, наблюдая, как неподвижно лежит тело его бывшего любовника_врага в луже из собственной крови, Шин ясно и отчетливо понял, что легче ему не стало. Смерть Андо не отменит того, что уже случилось с каждым из них: клана Ямамото более не существует, Джон Такаяма теперь с другим или то, что Шин потерял самого себя и не знал, как найти снова. Сколько он себя помнил, ему была известна только жизнь якудза, и кто он без этой жизни, без своего клана, без своего преданного Пса? Он совершенно не знал, черт возьми, ответа ни на один из этих вопросов. Все его друзья, освободившиеся от обременяющих их годами клятв, зажили своей жизнью, но что было делать ему? Он остался один на один со своими ошибками, которые каждый день смотрели на него в отражении зеркала его же глазами.
Потерянный и не находящий себе место, совсем как бродячий пёс, он не понимал, что ему делать дальше, чем жить и гореть, чего хотеть, о чём мечтать, кого любить… Прослонявшись около недели бестолку по улицам города и вдоволь отметив смерть Андо литрами выпитого алкоголя, он внезапно понял, что ему некуда возвращаться. Эти пустые ночные улицы провожали его камерными желтыми глазами с немым упрёком и он ёжился от этого мерзкого ощущения непринадлежности к чему-либо или к кому-либо. Словно половина его жизни была изничтожена вместе с мертвецом Такеши, а другая половина была уже обречена на погибель так и не начавшись. Не было места, где его бы ждали и куда бы он постоянно хотел возвращаться. Среди такого большого количества людей, но совсем один, он чувствовал, что его никто не поймет. Сам себе враг, он разрушил всё собственными руками и не знал, откуда взять силы, чтобы построить вновь. Ему помог Джексон сам того не зная. Будем честны, он не узнает этого никогда, потому что Шин не сможет в этом признаться. Встречи с Ямато были единственным, что снимало душевную боль, заменяя её болью физической от грубого и страстного секса, сводящего Шина с ума. И он снова и снова возвращался к этому мужчине за тем, что мог получить только от него. А потом, в один из дней, он понял, что снова может спокойно дышать и мыслить ясно. Кажется, это случилось за неделю до того, как Джексон улетел в Японию… Шин решил, что хочет открыть собственное дело и, конечно же, перебрав в уме сотню вариантов, он остановился на ночном клубе. Денег от прошлой жизни босса мафиозного клана у него осталось более, чем достаточно, и всё это надежно хранилось его другом Хиро на нескольких швейцарских счетах. Так он купил один из ночных клубов Нью-Йорка и спустя месяц бюрократии и ремонта, Шин с замиранием сердца присутствовал на его втором открытии под новым названием «Время пса и волка». Думается, что по названию легко догадаться, что место это было исключительно для геев, а значит, весьма прибыльным и весёлым. Клиенты потекли рекой, да и разве могло быть иначе, когда в клубе звучала самая топовая музыка популярных диджеев и разливался самый лучший алкоголь? И если говорить начистоту, то Шин, погрузившийся в заботы клуба, совершенно думать забыл о мужчине, который стал катализатором всего этого процесса и оставил его так надолго, укатив на другой материк.
