Из мыслей меня вырвал звонок телефона.
— Привет, мам, — ответила я на звонок от родительницы, и вышла из машины.
— Ты уже помолвлена? — последовало ответное приветствие.
Я вздохнула, остановилась на парковке и постаралась набраться терпения. Да-да, я из тех кошмарных дочерей, которые не спешат подарить родителям внуков в свои чудовищные двадцать семь лет. Я даже, о ужас, не замужем, что по мнению моей мамы за гранью добра и зла.
— Алёна?
— С утра предложений о помолвке не поступало. Дождемся вечера? Может, кто сжалится надо мной, и я обрадую тебя счастливым известием, мам.
— Давно бы пора! Вот что тебе стоит найти мужа себе, а не своим непутёвым простигосподи? Это не дело, Алёна! — отказалась мама принимать и понимать мою иронию. — Подумай хоть о том, что ты сейчас как сапожник без сапог. Как прыщавый косметолог или толстый диетолог: устраиваешь браки другим, а сама не пристроена. Скажешь, я не права?
Может и права, но не хочу я охотиться на мужа! Матери я в жизни в этом не признаюсь, как и всем остальным, но я чуточку, совсем немножечко, романтик. И по любви хочу. Чтобы красиво! Чтобы как в книге или фильме встретить сумасшедшую любовь, и тогда уже и свадьба, и дети.
— … ты слушаешь меня? Кстати, твоя сестра, еще одна непутёвая, детей сегодня на тебя скинет. Ты не забыла? Мне, главное, внуков не доверяет, а тебе — пожалуйста! — продолжила разоряться мама.
И опять же — не могу я маме честно сказать, почему Женька ей своих безумных близнецов больше не доверяет. Сестрёнка уже однажды оставила своих пацанов с мамой на сутки, и та им наплела какая их мать неудачница, раз родила, будучи незамужней, да еще и вчерашней школьницей. И что из-за них никто Женьку замуж не возьмёт.
Теперь с близнецами сижу я, когда Женя ходит по свиданиям.
— Ладно, мам. Я тебя поняла. Мне пора.
— Куда тебе пора? Чужим людям судьбы устраивать? — фыркнула она. — Ведь наплачешься потом, дурочка. Будет тебе сорок, и ни ребенка, ни котенка. Вспомнишь еще мои слова!
— Обязательно, — пропела я в трубку, осознавая, что раз уж я сижу сегодня с чокнутыми близнецами сестры, то подготовку к охоте на Соколовского придется отложить до завтра.
Я вышла с подземной парковки, и мой сосед дядя Лёша заговорщицки мне подмигнул. И я вспомнила еще об одном дельце. Об очень важном деле! Можно сказать, о заговоре, в котором замешаны все жильцы нашего дома.
— Всё в силе? — шепнула соседка с третьего этажа, когда я подошла к лифту, из которого она как раз вышла со своим псом. — Сегодня проводим операцию «Извергиль»?
— Всё в силе! В двадцать два ноль-ноль начинаем, — подтвердила я. — Хана бабульке!
— С участковым я договорилась, все остальные тоже подтвердили участие. Ух! — встряхнулась соседка, улыбнулась мне, и пошла к выходу из подъезда.
Сегодня абсолютно точно не выйдет поработать над охотой на Максима Соколовского. С племянниками сидеть, еще и устранение соседки предстоит, в котором участвуют абсолютно все соседи.
В нашем доме всего шесть квартир на три этажа. И люди живут приличные. Я обитаю на втором этаже, а рядом со мной живет… нет, когда я въехала в этот дом, Жанна Степановна показалась мне божьим одуванчиком! Эта «милая» семидесятилетняя дама сразу пришла ко мне в гости с пирогом, а я ведь даже вещи тогда не разобрала.
Меня не напрягло, что сама она свой пирог не ела, а в меня чуть ли не силой запихивала.
Меня не напрягло даже то, что после этого пирога я… как бы это сказать… в общем, вместо того чтобы распаковывать вещи, я не вылазила из уборной.
Меня не испугала появившаяся на моей двери надпись: «Тебе здесь не место»…
А вот потом глаза мои открылись. Этот милый божий одуванчик — тот самый антихрист, пришествие которого пропустили предсказатели! Сущий дьявол во плоти, и никого из жильцов дома не обманывают милые седые кудельки и трогательная худоба.
На всех нас милейшая Жанна Степановна то и дело натравливает полицию, пожарников, газовщиков, дезинсекторов, и… ааа! Да кого она только не натравливала на нас! А после, когда я или любой другой мой сосед заполняли миллион бумажек или отделывались взяткой, старушка принималась «домучивать» свою жертву.
Она хуже той самой старушки из фильма «Дюплекс». И сегодня… сегодня ей хана!
— Привет, бесята. Хэллоу, сестридзе, — поприветствовала я Женьку.
Сестра привезла мне племянников ровно в семь вечера, как и договаривались. А я и забыть успела: и о ней, и о нашей операции «Извергиль». Витаминов, может, попить?
— И тебе привет, — чмокнула меня младшенькая. — Ты точно не против с моими посидеть?
— Не против. Чего тут противного?
— Мои адовы детишки, надеюсь, не устроят дестрой. Я сделала им внушение, чтобы они притворились ангелочками. А я побежала. Мерси, систер!
— Оторвись как следует, Женёк. Веди себя неприлично, и будь плохой девочкой, — дала я напутствие младшенькой, на которое она проказливо подмигнула.
— Есть быть плохой девочкой!
— Иди уже, — расхохоталась я, и закрыла за принарядившейся сестрой дверь. — Ну что, пацаны, — обернулась я к племянникам, — ваша мамка заставила вас сегодня играть передо мной роли ангелочков, да?
— Да-а-а!
— Фу-у-у! — прогудели Ванька и Петька, сморщив недовольно свои веснушчатые носы.
— Забудьте! До десяти вечера вы будете приличными детишками. Но в десять город заснет, и проснется мафия. Побудете нечистой силой?
— Мы чистые. Купались с утра! — возмущенно парировал Ваня.
— Да я не о том, — присела перед племянниками, и состроила зловещее выражение лица. — Сегодня ночью мы устроим тарарам. И никто не станет вас ругать. Вы в деле, бесята?
Ваня с Петей переглянулись, и синхронно кивнули мне с истинно адовыми улыбочками. Вот как знала — на этих парней можно положиться в темных делишках!
До десяти они и правда вели себя как ангелы, что было непривычно. Очень уж у моей младшей сестры дети, хмм, своеобразные. А если уж быть совсем честной, я несколько раз намекала ей, что на них бы Святую Инквизицию натравить не мешало.
Но едва часы пробили десять ночи, город… да, город заснул. И проснулась мафия. Мысли о Максиме Соколовском покинули мою голову до завтра, вот только кто же знал, что нам предстоит встретиться уже сегодня…
* * *
МАКСИМ
— Папочка, смотли. Я налисовала! Класиво?
Алиска упорно дергает меня за штанину, привлекая внимание. Опустился перед дочкой на пол. Любуюсь — красивая у меня дочка. Вся в меня. Хорошо что не в мать пошла — ни внешностью, ни характером.
— Красиво, — я важно кивнул дочке, разглядывая эту… хмм, эту мазню.
— Я тебя налисовала. Подалок! — дочка впихнула мне в руку лист бумаги.
Значит, эта хрень с тонкими ножками и огромной башкой — я. Очаровательно. Браво, дочь!
— Спасибо, милая, — обнял Алису, поцеловал в лобик и, не удержавшись, подкинул весело взвизгнувшую дочку несколько раз. — Художницей растешь у меня, да?
— Худозьницей, — рассмеялась Лиска. — Пап, поставь меня на нозьки. Платье помнёсь.
— На «нозьки» поставить, говоришь? — с рычанием расцеловал дочку в мягкие щечки, и опустил на пол.
Такая смешная она у меня. И скромная, что удивительно. А ведь вся наша семья Алиску балует, ни в чем дочь не знает отказа. Но я уже вижу по её характеру — не выйдет из Алисы пресыщенной мажорки.
— Я тебя еще налисую, — пообещала дочка, глядя на меня снизу-вверх. — Завтла. Хочешь, папочка?
— Может, няню нарисуешь, а не меня? Мой портрет-то у нас уже есть.
В комнату как раз вошла Яна. Алиска обернулась, увидела свою няню, и коротко покачала головой.
— Тебя налисую! — решила дочка важно.
— Хорошо, буду ждать рисунок. Завтра с утра увидимся, и подаришь.
— Ладно, — вздохнула дочка, и вышла из гостиной.
Обиделась, ясно. Алиса всегда расстраивается, когда я не ночую дома. Но не таскать же мне сомнительных баб в квартиру, где живет дочь, чтобы она видела этот круговорот силиконовых сисек.
