Он прогуливался по осенним бульварам города ангелов, высокий седой старик в хорошем костюме, как всегда под шофэ. И понимал, что всё это, всё достигнутое не даёт ему никакого преимущества в играх со смертью. Что это тело скоро перестанет двигаться, а глаза – видеть, что всё прекратится. Что он, победитель в такой долгой и трудной борьбе, он всё-таки в конце концов проиграет. И с этим ничего не сделаешь.
Всё это есть в книге. Там есть Леди Смерть и один французский писатель, который вроде бы как ненадолго обманул её. Там фигурирует сыщик, который так и не распутал своё самое сложное дело, самую мучительную загадку – загадку жизни. И когда в конце ему выпускают три пули в живот, он видит наконец-то мифического Красного Воробья, которого так долго искал. И тот поёт умирающему песню невероятной мощи и красоты.
Есть, конечно, в романе великолепные, сильные места, не могут не быть. Например: «Я задумался о том, как приходят решения в жизни. Людям, которые что-то решают, помогают большое упорство и удача. Если упорствуешь достаточно долго, то как правило, приходит и удача». И многие места, некоторые строчки в книге были подчёркнуты красным карандашом.
Вероятно, кто-то читал её очень внимательно, кому-то она была дорога. Может быть, нужда заставила этого человека сдать её, вместе с другими книжками, в комиссионку. Она немножко пахла сыростью, словно была пропитана слезами и желтизной осени. И я решил вернуть эту вещицу бывшему владельцу. Это было бы правильно и справедливо. Всё равно она мне не очень понравилась, по сравнению с другими произведениями этого автора. Хотя, быть может, всё объясняет эпиграф: плохой литературе посвящается?
Книга жгла мне руки. Она была как серебряный слиток, из которого вырывалось пламя – будто красное оперение мифической птицы, долбящей клювом изнутри. Я положил её в пластиковый пакет и вышел на улицу.
Меня охватил солнечный ветер и переливающееся в голубовато-белёсом пространстве золото листвы. Хотя деревьев мало кругом, больше асфальта и камня. Июльская жара, дарующая лишь местами, в тени шипуче-лимонно-мятное и ласковое дыхание прохлады. Дребезжание трамваев, снующие машины. Люди, слишком много людей. Изящная и величественная, опять-таки местами, архитектура. Но всё ещё как будто не совсем сбылось, всё словно некий набросок нарождающегося сознания.
Такое ощущение, что горожане не особо озабочены выбором своего гардероба, мне нравится их простота в этом. Я тоже просто в сандалиях, джинсовых шортах и безрукавке. Иду, уже несколько отклонившись от маршрута, как Алиса за белым кроликом, за шикарным женским задом в полупрозрачной земляничного цвета юбке. Ветерок колышет её. Ягодицы незнакомки совершают волнообразные круговые движения, вздуваются упруго как воздушные шарики, задорно поигрывают, маня… Переменчивые очертания их неуловимы, но притягательны и совершенны! Эта фантастическая жопа просто завораживает, я пытаюсь представить её без ничего… Но вот девушка ускорила шаг. И мне нужно в иную сторону.
Магазинчик располагался на какой-то там по счёту из улиц с одинаковым названием, ещё из советской поры. Хозяин – или просто наёмный продавец – занимался перетаскиванием каких-то коробок в подсобное помещение. Чтобы не отвлекать, я побродил немного, насколько это было возможно, по тесному периметру, загромождённому выставленными, словно нелюбимые дети, на продажу вещей.
– Вас что-то интересует? – То же бесстрастное и сухое интеллигентное лицо. Тот же бесцветный взгляд. Очки. Кого-то он мне напоминал? Нет, вряд ли. Я несколько сбивчиво объяснил цель своего визита: ведь должны же быть у вас какие-то координаты, номера телефонов ваших клиентов. Не могли бы вы…
Если мой собеседник и был удивлён, всё-таки не каждый день наверно такие посетители, с такими необычными просьбами, то по его виду этого нельзя было понять.
– Боюсь, что ничем вам не смогу помочь. Боюсь, что бывшего владельца уже нет… нет в живых, – уточнил он, чуточку разведя руками.
Несколько ошарашенный – а ведь такой оборот дела вполне можно было предвидеть – я отправился восвояси. Ну конечно, наследники распродают вещи умершего старика или старухи, ненужный им хлам. А разве обязательно этот некто был так уж стар?
Чьи руки держали вот это, листали эти страницы, кто уносился в мысленную над-реальность, узрев что-то между строк… а вернее открыв неожиданно это что-то в себе – этого я уже никогда не узнаю. Не суждено. Про этого человека я буду явственно помнить только одно – его отсутствие, его смерть. Смерть… Она умножилась несколькократно в зеркалах прошедшего и явила себя в настоящем. Писатель, изображающий гибель своего героя, сам уже упокоившийся… его неизвестный благодарный читатель, также присоединившийся к нему… я… Да, только смерть продолжается вечно и вербует себе всё новых и новых адептов, не ожидая от них ни поклонения, ни любви, ни страха – просто бесстрастно принимая всех в своё лоно. В своё обесцвеченное и обездвиженное «никогда». Никогда будет идти снег. Никогда взметнутся в тёмное, в россыпи звёзд, небо мосты. Всё будет в цветах, всё сбудется никогда… Сцена будет пуста и чисто выметена. На ней останется один-единственный актёр. Он же и зритель.
Снаружи ликовал, остывая, день. Солнце завалилось за крыши домов. Я положил книгу на угол невысокой оградки, идущей вдоль газона, и ушёл не оборачиваясь. Боясь нарушить тишину. Боясь, что обернувшись увижу на том месте чудовищно прекрасное существо огненного цвета, пернатое. И тогда тонкая грань разума пошатнётся, перестанет отделять явь от вымысла, от сна.
День – это слишком долго. Он как целая жизнь предстоит пред тобой, с такими же неожиданными поворотами. Вот вроде настроился железно. И тут вдруг или дёрнется ветка дерева, или на близлежащей стройке что-то застучит, или сквозь мелькающие кадры телевизора выстроится вдруг какой-то светящийся тоннель в бесконечность, или кто-то что-то скажет, – и всё, вся решимость пропала. По неизвестной причине, не поддающейся рациональному истолкованию… Хочется схватить телефон и написать ей смс или позвонить. Но нельзя. Это табу.
Нельзя. Надо быть мужчиной. Ведь тебе хорошо так за сорок уже!.. Ты по-прежнему видишь сны и по-прежнему веришь, что однажды в морозном вьюжном великолепии мечта твоя обернётся прекрасной розовощёкой феей, протянет к тебе руку смеясь… И фонари заискрятся бенгальскими огнями. Что несколько слов, сказанных чьим-то гортанным голосом по-древнеарамейски, превратят пустыню твоей души в цветущий сад.
