— Ах вы негодники, вот вы чем занимаетесь!
Роберта мгновенно как ветром сдуло. Я же от испуга осталась лежать на траве, закрыв лицо руками, даже не сообразив опустить платье, чтобы прикрыть обнаженное тело.
— Ты совершила большой грех, — сказал Петр. Голос его как бы дрожал. — завтра после мессы придешь ко мне исповедываться ибо только усердная молитва может искупить твой грех. Теперь ступай домой и никому ничего не говори. Дядя ждет тебя к ужину.
Не ожидая моего ответа он круто повернулся и зашагал в сторону монастыря.
С трудом поднявшись на ноги я побрела домой. Придя домой я отказалась от ужина и поднялась к себе. Раздевшись, я увидела на ногах капельки засохшей крови. Потом пошла принять ванну.
Холодная вода немного успокоила меня. Утром проснулась поздно и едва успела привести себя в порядок что бы успеть с дядей Джимом к мессе. Во время молитвы меня не столько занимали молитвы, сколько мысль о предстоящей исповеди у брата Петра. Когда кончилось богослужение, я пошла к брату Петру, сказав дяде Джиму, что останусь исповедываться.
Брат Петр жестом велел следовать за ним и вскоре мы оказались в небольшой комнате, все убранство которой состояло из кресла и длинного высокого стола. Войдя в комнату, брат Петр сел в кресло. Вся дрожа, я остановилась у двери.
— Войди, Анни, закрой дверь, подойди ко мне, опустись на колени! — один за одним раздавались его приказы. Страх все больше и больше охватывал меня. Закрыв дверь, я опустилась перед братом Петром на колени. Он сидел широко расставив ноги, которые закрывала, касаясь пола, черная сутана. Робко взглянув на брата Петра, я увидела устремленный на меня пристальный взгляд, повыдержав его, снова опустила глаза.
— Расскажи подробно, ничего не утаивая, как произошло с тобой все, что я видел вчера в роще, — потребовал брат Петр.
Не смея ослушаться, я рассказала о тех чувствах, которые неожиданно вспыхнули во мне после укуса насекомого и дойдя до происшествия с Робертом, я заметила вдруг, что сутана брата Петра как-то странно зашевелилась. Дерзкая мысль о том, что шевелится такой же инструмент как у Роберта, заставила меня умолкнуть.
— Продолжай, — услышала я голос брата Петра и почувствовала, как его рука осторожно легла мне на голову, чуть притянув к себе. Невольно коснувшись рукой сутаны, я почувствовала что-то твердое и вздрагивающее под ней. Теперь я поняла и не сомневалась, что он есть у каждого мужчины. Ощущение близости инструмента пробудило во мне вчерашнее желание, я сбилась и прервала рассказ.
— Что с тобой, Анни? Почему ты не продолжаешь рассказывать? — спросил брат Петр. Голос его был нежен, рука гладила мне голову, касаясь шеи и левого плеча. Краска стала заливать мне лицо и я в смятении призналась о вновь охватившем меня желании вчерашнего чувства.
— Огонь, зажженный в тебе Робертом, как видно очень силен и его надо непременно остудить. Скажи мне, желаешь ли ты повторить случившееся вчера? — спросил брат Петр.
— Этот грех очень приятен, если можно, я бы хотела избавиться от него.
— Это действительно большой грех, Анни, ты права, но ты права в том, что он приятен и можно не расставаться с ним, только огонь, который горит в тебе сейчас, нужно потушить.
— Будет ли это похоже на вчерашнее? Если да, то я очень хочу этого, воскликнула я.
— Конечно, — сказал брат Петр, — но только я освещу тешение огня и тем самым избавлю от огня и греха.
Встав с кресла брат Петр вышел с комнаты. Во мне горело желание и я забыла страх с которым шла на исповедь. Нисколько не сомневаясь что последует после возвращения Петра, я сняла трусики и положила их в карман платья, стала ждать, горя желанием брата Петра. Он отсутствовал недолго, войдя, в руках он держал какую-то баночку, закрыл дверь на задвижку и подошел ко мне.
— Сними с себя все, что мешает тушить пожар- прошептал он.
— Уже готово — ответила я, впервые улыбнувшись.
— О, да ты догадлива, садись быстрее на стол и подними платье.
Я не заставила его долго ждать, мигом села на стол и как только обнажила ноги, приподняв платье на живот, брат Петр распахнул свою сутану и я увидела его инструмент. Это была копия того инструмента, что я видела у Роберта, но этот был несколько больших размеров и более жилист. Брат Петр открыл коробочку, смазал головку своего инструмента, этим-же пальцем провел по моим влажным губкам и розовому телу, взял меня за ноги, подняв их положил себе на грудь, отчего я вынуждена была лечь на спину на стол. Инструмент брата Петра вздрагивал, касаясь моих пухлых губок и рубинового горячего влажного тела. Наклонившись вперед и взявшись за мои плечи, Петр осторожно начал погружать свой инструмент, раздвинув пухлые губки в горячее и влажное углубление, касаясь рубинового тела. Боли, испытанной вчера от Роберта уже не было, а меня охватило неистовое желание, инструмент, пульсируя, погружался все глубже и глубже, и вскоре я почувствовала как комочек под инструментом приятно щекочет меня своими волосами. На какое-то время инструмент замер, а потом так же медленно стал покидать меня. Блаженство было неописуемое, я прерывисто дышала, руки мои ласкали лицо Петра, я обнимала его плечи, стараясь прижать его плотнее к себе. Платье мое распахнулось, обнажив левую грудь с торчащим набухшим соском. Увидев это, Петр впился в него страстным поцелуем, вобрав в рот половину груди, мурашки пошли по моему телу. Инструмент начал двигаться все быстрее и быстрее. От полноты чувств я плотнее прижималась к нему и нежно шептала:
— Быстрее, быстрее.
Брат Петр следовал моему призыву, мне казалось что я вот-вот потеряю сознание от блаженства и вдруг вздрогнула, почувствовав приятную теплоту и бессилие разливается по телу: брату Петру это передалось и он вздрогнул, задрожав всем телом и вонзив в меня свой инструмент, набухший и пульсирующий, замер. Я почувствовала как из инструмента Петра с большим напором брызнула струя теплой влаги, и раздался стон Петра. Несколько минут мы не шевелились, затем я почувствовала, как инструмент начал сокращаться и выходить из меня. Брат Петр выпрямился и поднял голову, я увидела небольшой, обмякший и мокрый инструмент. Шатаясь брат Петр отошел от меня и сел в кресло. Опустив ноги на пол я почувствовала как теплая влага стекает по ногам.
— Ну как, Анни, понравилось? — спросил брат Петр.
— Очень было приятно, — восторженно ответила я.
— Ты еще многого не умеешь и не знаешь, Анни, хотела бы ты знать и научиться тушить огонь с большим чувством?
— О, да! — воскликнула я и подойдя к брату Петру села ему на колени.
— Почему ваш инструмент стал таким некрасивым и мягким?
