– Ой, море! Пошли скорей!
Пляж наполовину уже был заполнен, но хорошие места еще были; они устроились под зонтиком, постелили на лежаки полотенца. Белка взялась руками за края малинового топика, потянула его вверх, потом расстегнула пуговицу на коротких джинсовых шортиках с бахромой и, повиляв бедрами, опустила их вниз. Под ними осталась малиновая же горизонтальная полоска с крошечным треугольником, переходящим в вертикальную. На бедрах были бантики.
– Белка! У тебя от плавок одно название. Я даже подумал, что ты их забыла надеть.
– Ну тут все так ходят, посмотри.
– Да, но не у всех есть такая попка. Голая. Похожая на две булочки. С малиной.
Девушка прикрыла булочки ладошками.
– Ну что ты на весь пляж кричишь.
Михаил, успевший уже раздеться, обнял девушку за плечи.
– Пошли в море, Бельчонок голопопый.
– Пошли.
Они шли по понтону, глядя в воду; облака разбежались, дул ветерок, по морю шли небольшие волны.
– Мишка, смотри какие рыбы! Синие, желтые, полосатые! И не боятся никого. Ой, глянь, какая длинная! И прозрачная. Похожа на…
– Это рыба-игла.
– А если она… ко мне…
– А ты не расставляй ноги. Знаешь, почему у русалок ног нет?
– Почему?
– Их царь морской наказал. Чтоб не расставляли почем зря.
– Ну Мииишка!
– Прыгай!
Михаил обхватил девушку за талию и прыгнул с понтона. В воде он открыл глаза и увидел длинные ноги Белки, поймал ее за бедро, провел по нему ладонью, поднял ее вверх по внутренней стороне. Белка брыкнула ногами, изогнулась назад и оторвалась от него, развернулась, поймала его за руки и вынырнула вместе с ним.
– Как хорошо! Какая вода нежная! И теплая. И соленая. Совсем прозрачная. Она меня будто гладит.
Они болтали ногами и держались за руки, гладили друг друга ладонями; прикосновения в соленой воде были мягкими и приносили наслаждения вдвое больше. Они трогали друг друга будто в первый раз – они стали другими, новыми и спешили узнать эти новые ощущения, представляя, что их ждет еще.
– Мишка.
– Да.
– Это какая-то волшебная вода. Я опять хочу.
– Живая. И я.
– О. Да ты не врешь.
– Это когда я тебе врал.
– И что мы будем делать.
– Тут никак нельзя – все видно.
– Вот всегда ты так. Только бедная девочка захочет…
– Ну если бедная девочка будет каждые два часа хотеть – это будет не пять, а двенадцать.
– Опять считаешь! Какой ты подлец все-таки.
– Какой.
– Любимый.
– Вот брихуха. Чего ж ты под водой убежала.
– Глупый ты какой у меня. Я и буду от тебя убегать – чтоб ты меня догнал. Бедную девочку. Страшный пиратище.
– Так ты может по плену соскучилась.
– Я по тебе уже соскучилась.
– А что мне с ним теперь делать.
– Что ж с ним делать – скажи, чтоб подождал.
– Ну вылазь первая. Я поплаваю еще, попробую его уговорить.
– Ладно.
Минут через десять Михаил подошел к зонтику, Белка лежала на животе, подняв руки вверх, подставив всю себя солнцу; он достал сигарету и отвернулся, чтобы не началось опять, закурил и улегся на спину. На пляже был свой бар, от него доносилась музыка. Спасибо не русская попса. Он смотрел на море: от его утренней девственности не осталось и следа – катера сновали туда-сюда, из-за правого мыса появилась двухмачтовая парусная шхуна, стилизованная под старину, с квадратными люками для пушек. На мостике у круглого руля стоял капитан в треуголке и тельняшке в крупную полоску. На палубе видны были пассажиры в купальниках, с левого борта над водой нависла рея, с нее свисал канат, на котором над самой водой парил смуглый парень.
– Смотри, Белка.
– Ух ты! Пираты!
– Хочешь к ним?
– Да у меня и свой есть – не знаю, куда от него бедной девочке деться.
– А она хочет куда-нибудь деться?
– Бестолковые какие-то пираты пошли. Она только делает вид. Что это за пленница, если она не хочет убежать.
– Белка.
– А?
– А давно ты не была пленницей.
– Так что ж ты меня – к зонтику привяжешь. Это же не Голубая лагуна. Люди кругом.
– Ну и люди.
– Так они ж смотреть будут.
– Пусть смотрят. И завидуют.
– Ну стыдно, Мишка.
– Голой попкой ей не стыдно светить.
– Тебе не нравится?
– Да нравится. Прижаться хочется. Легонько так.
– Ага, знаю я твое легонько.
– Чуть-чуть. Соглашайся.
– Я соглашусь, а ты потом до обеда надутый ходить будешь.
– Да. Нет в жизни счастья.
– Ну как нет, Мишутка. Утром было. Разве нет? Твое счастье до сих пор еще в номере на цветах.
– Так то давно. Про счастье всегда говорят, что оно было, а не есть.
– Я и сейчас счастливая. Даже не знаю, чего бы мне еще хотелось. Ой, смотри, парашют! Классно как!
– Хочешь полетать, Бельчонок?
– Страшно! Я боюсь. А вдруг меня ветер унесет.
– Я тебя не отдам никакому ветру. Полетаем?
– А можно вдвоем разве?
– Можно. Пошли. Посмотрим на акул сверху.
– Так тут и акулы есть?!!!
– Да нет. Это просто название – Shark’s Bay – Акулья бухта.
– Ну пошли.
Катер с реющим парашютом стоял метрах в двадцати от края понтона, к нему нужно было добираться на резиновой лодке с мотором. Руководил всем араб, который назвался Ахметом, – он спросил, как они хотят: качелями или паровозом. Михаил выбрал паровоз, и Ахмет помог им надеть сбрую, подтянул парашют вниз лебедкой и пристегнул к нему карабин.
– Are you ready?
– Давай!
– Ааааааааааааа!
Парашют резко взмыл вверх, катер рванул вперед, Белка заорала и замотала ногами, Михаил обнял ее за плечи и закричал в ухо.
– Ну все, все. Уже летим. Все хорошо.
– Ух, классно! Страшно как! А красиво! Вся бухта видна. И вон тот мыс правда похож на акулу.
– Похож. Я вот буду твоей акулой. Вот она к тебе сзади так подбирается…
– Ты и тут сзади пристроился. И уже уперся в меня.
– А ты не верти попкой.
– Это ветер меня всю вертит и крутит и несёт.
– Хорошо?
– Да. Лямка только ногу жмет.
Михаил поправил лямку и ладонями провел по внутренней стороне бедер девушки, потом засунул руку ей в плавки.
– Ой, Мииишка! Ну ты что! Он же на нас смотрит. Ахмет.
– Ему солнце бьёт в глаза, он не видит.
– Так он услышит.
– А ты тихонько.
– Ты сдурел! Я не могу тихонько. Я щас улечу как ракета.
– Ну ладно. Не хочешь – как хочешь.
– Ну ты подлец какой! Давай! А то умру. Давай уже его!
– Хорошие у тебя плавки – и снимать не надо.
– Тебе ж не нравились.
– Нравились. А сейчас еще больше нравятся. А тебе так нравится?
– Ууух, Мишка! Ну что ты опять со мной делаешь!
– А ты не хочешь?
– Ну хочу! Я не могу сдвинуть ноги! Потрогай меня! Всё… всё… ооох… пусти… пусти меня. Я не могу больше. Давай ты. Боже, как хорошо! А ты говоришь – счастья нет.
