Лена понимающе хмыкнула и щелчком заблокировала замки на дверях. Приятный мужик. Одет довольно стильно, но вот лицо и руки выдают в нём бывшего работягу. И невзрачность от этого – несоответствие дорогого костюма и мозолистых рук.
– А почему такая девушка, да на такой машине – и таксует? – искренне спросил мужчина, и Лёка с интересом на него покосилась.
– Кто сказал, что я таксую?
– Да, но…
Он настолько потешно растерялся, что Лена даже засмеялась.
– Не бойтесь, я не маньяк и не вербую рабочих на стройки Казахстана. Просто скучно было ехать.
– Понимаю, – успокоился мужчина, – Можно я закурю?
– Конечно.
– Хотите поговорить?
– С чего вы взяли? – удивилась.
– А что, я не угадал?
– Да нет, почему же. И о чём говорить будем?
– О жизни, – улыбнулся пассажир, и Лёка засмеялась снова.
– Начинайте.
– Меня зовут…
– Стоп, – Лена грубо перебила мужчину и ухмыльнулась, – Давайте без имен?
Пассажир подумал секунду:
– Давайте. Что для вас жизнь?
Вопрос прозвучал неожиданно. Но никогда не догадаться этому темноволосому мужчине, что ответ на этот вопрос был выстрадан Лёкой, выплакан и рожден в боли.
– Жизнь – это мой крест, – ответила девушка и тоже потянулась за сигаретой.
– Удивлен. Почему так?
– Потому что в смерти я вижу избавление. И знаете… Если ад есть – то наша жизнь – это именно он.
– Почему?
– А вы вдумайтесь. Ад – это вечные страдания, да? Похоже на нашу жизнь, правда?
– Но в жизни есть не только страдания, – возразил мужчина.
– Конечно. Если бы была только боль – мы бы постепенно к ней привыкли. Иммунитет бы выработался. И тогда боль бы притупилась, и мы бы перестали её чувствовать. Поэтому вполне разумно добавить немножко радости, немножко счастья – чтобы после них страдания чувствовались еще острее.
– Погодите, но в жизни есть добро и зло. В аду должно быть только зло.
– А что есть добро по-вашему? И зло? – хмыкнула Лёка.
– Вы знаете, это довольно сложно дать точное определение… Они частенько пересекаются…
– Вы слышали о том, что на Кавказе опять что-то взорвали? Погибли люди. Это – зло?
– Конечно! – вспыхнул мужчина. – Расстреливать надо этих ублюдков!
– А то, что вы сейчас сказали – не зло?
– В смысле?
– Ну как же. Убить человека – зло. А вы предлагаете сделать именно это.
– Речь о нелюдях!
– Глупости какие, – Лёка вырулила на проспект и повела машину в сторону следующей станции метро, – Речь о людях. Разных. Глупых. Злых. Добрых. О людях.
– Всё равно расстреливать. Это не люди, а убийцы.
– А вы кем станете, после того, как расстреляете их? Таким же убийцей.
– Ну не я же буду их расстреливать…
– А кем вы стали после того, как произнесли эти слова? Значит, морально вы были к этому готовы.
– Вы меня запутали, – пассажир явно разозлился, – Вы не понимаете прописных истин. Пока вы не встанете рядом со смертью, не поймете. Высадите меня у этого метро, пожалуйста.
– Пожалуйста.
«Тойота» остановилась на обочине, и мужчина с трудом вылез из автомобиля. Оглянулся, потянулся, было, за бумажником, но махнул рукой и пошел к метрополитену.
Лёка ухмыльнулась ему вслед и посмотрела на часы. Нужно было ехать.
Катя открыла дверь не сразу. Пришлось несколько минут давить на прямоугольную кнопку звонка и тихонько злиться.
– Ну и где носит эту идиотку? – пробормотала Лёка, и в тот же момент дверь распахнулась.
Екатерина. Растрепанная, в мятом халате. Смотрит по обыкновению испуганно.
– Я привезла деньги и продукты, – не здороваясь и не разуваясь, Лена прошла в квартиру, – Что Егор?
– Вчера опять всю ночь плакал, – Катя поплелась следом за женщиной на кухню, ругая себя за то, что опять не успела с утра накраситься и встретила Лёку с таким лицом – опухшим, отекшим. Нездорово-розовым.
– В поликлинику свозила? – Лена деловито выгружала из больших пакетов продукты. Часть – в холодильник, часть – на полки. – Какого черта опять грязь развела?
– Нет. Я не успела прибраться. Всю ночь не спала… Устала.
– Опять начинаешь? Сколько раз я говорила – меня это не касается. Некоторые матери и работать успевают, и детей воспитывать, и порядок в доме наводить. Устала она… Еще раз увижу – работать пойдешь.
– А… Егор? – пролепетала Катя, вся сжимаясь.
– А Егора к себе заберу, – равнодушно отмахнулась Лена, – Кофе свари.
– Ты не имеешь права! Он мой сын, а не твой.
– Детка… Ты прекрасно знаешь, что я имею право на всё, что угодно. Где кофе?
– Если бы ты… Если бы не ты… – Катя вздрогнула и попыталась сдержать подступающие к горлу слёзы. – Я бы…
– Тебе напомнить, что бы с тобой было, если бы не я?
– Да пошла ты! – визг проник в Лёкин затылок и отозвался там тупой болью. – Хватит решать за меня! Если бы не ты – у меня не было бы ни этого ребенка, ни проблем! Я бы танцевала! Я бы не растолстела и не разбухла! И нашла бы себе мужика!
Катя визжала, а Лена молча смотрела на неё. Когда речь пошла о Лёкиной матушке, предках и сексуальной ориентации, она тяжело поднялась на ноги и, размахнувшись, влепила вопящей женщине пощечину. Полюбовалась результатом и влепила еще одну.
– Добавить? – поинтересовалась равнодушно.
– Теперь синяк будет, – всхлипнула Катя.
– Обязательно. Я дождусь сегодня кофе или нет?
– Я его сдам в детский дом, – пообещала девушка, доставая из шкафчика турку и пакет с кофе, – Поняла?
– Обязательно сдашь. Ладно, хрен с ним, с кофе. Поеду. Сегодня же сходи в поликлинику. Вечером позвонишь, скажешь результат.
– Мразь! – снова закричала Катя, забившись в угол между мойкой и стиральной машиной. – Не смей мне указывать! Ты мне никто! Я его завтра в окно выброшу! Если бы не он – у меня была бы другая жизнь! Почему я вынуждена вымывать говно и не спать ночами! Это ты виновата!
– Понятно, – кивнула Лёка и вдруг рывком прижала Катю за горло к стене. Губы сжались в узкую полоску. А выражение лица осталось равнодушно-отстраненным. И это пугало сильнее всего. Женщина захрипела, испуганно тараща глаза, – Попробуй, детка. Я тебе ноги оторву и в твою же разбухшую задницу засуну. Или сомневаешься?
– Нет… – прошептала девушка. Она не пыталась оттолкнуть Лену, ударить. Её заворожил твердый взгляд ярко-синих глаз. И заставил дрожать от ужаса.
– Вот и ладно.
Катя упала на колени в углу, схватилась за горло, истошно кашляя, а Лёка смерила её еще одним пустым взглядом и вышла из квартиры. У неё еще были на сегодня дела.
Клуб сверкал огнями, даже при свете дня. Переливался едва заметным неоном. Манил. Пугал. Всё вместе.
