Глава 21. Испорченный ужин
Евгений
Не справившись с природными инстинктами, отправляю Яну переодеваться, сам же ещё несколько минут стою, уткнувшись лбом в холодный кафель, в надежде обуздать внезапную похоть.
Я думал, тяга к ней не усилится так скоро. Сначала разберусь со всеми демонами в голове и только потом позволю себе поддаться искушению. Но Яна сумела вытеснить все мысли о Стелле. До этого момента я думал только о ней. Ведь из-за моей ошибки врачи сейчас борются за жизнь супруги, и больше ничего не остаётся, кроме как ждать.
«Блять!» — мощно прижимаю кулак к стенке. В костяшках вспыхивает отрезвляющая боль. — «Что ж мы так влипли втроём? А ведь ещё не виделся с сыном…»
Не могу свыкнуться с мыслью, что у меня есть женщина с ребёнком. Что их не выдумали для меня, не внушили представление об их существовании.
Но правда в том, что они реальные. Они рядом, черт возьми! А я в упор не помню, как мы до этого жили. Не знаю, что любит Яна, что её раздражает, какие предпочтения в еде, в одежде, в работе, наконец. О чём она мечтала до вчерашнего дня? Какое у неё любимое хобби? Как протекает её беременность? Как сказать ребёнку, потерявшему мать, что я его настоящий отец? Ведь я сам нахожусь в дичайшем душевном раздрае.
Господи, с чего начинать? Когда в голове такое месиво творится, что и врагу не пожелаешь…
Мысли прерывает раздавшийся звонок мобильника, где-то в кармане брюк. Отрываю себя от стены, оборачиваюсь в полотенце, закрепляя его края, выхожу из душа. Мысленно благодарю Яну за то, что подняла с пола грязную одежду и оставила на ящике для белья. Чтобы достать трубку, долго возиться не приходится.
Первым делом смотрю на экран.
Тесть.
Мрачно вздыхаю, потому как ничего хорошего этот звонок не сулит.
— Доброй ночи, Марат Викторович, — ощутив усталость в ногах, опускаюсь на рядом стоящую табуретку.
Слышу, как его ноздри шумно втягивают воздух перед тем, как осыпать меня проклятиями.
— Слушай сюда, сучонок! Если моя дочь не выкарабкается, я тебя сгною в тюрьме! Ты понял меня? — раздаётся грубый и явно поддатый голос Зорина. — Тебя и твою мелкую шлюху, с которой ты кувыркался, пока моя дочь слёзы лила день за днём. Зарою в землю живьём!
Пока Яну не трогал, я молча скрипел зубами и слушал. Он отец. Его ярость оправдана. Но после слова «шлюха» меня самого нехило бомбануло гневом. Кровь вскипела так, что в висках зажужжало. Хлынуло разом во все части тела, превращая каждую мышцу в гранит.
— Попридержите коней, Марат Викторович! Пуганый уже! — приходится жёстко и бескомпромиссно рубить. — Я вам не пацан, а вы под куражом. Хотите поговорить, назначайте встречу!
— Это я бухой? Ты, чертов ублюдок! Да у меня дочь в коме! Ты обдолбанный сел за руль! Ты её чуть не убил! Да я тебя засужу! Слышишь? Сгною! Чтобы я тебя с ней и близко не видел! Попробуй только приблизиться к дочке, и я тебя убью! Молись, чтобы она очнулась, сукин сын!
— Я не снимаю с себя ответственности за собственные поступки. Докажете мою вину, Марат Викторович, за всё отвечу.
Вырубаю мобилу и сдерживаю порыв, чтобы не швырнуть её в стену. Пришлось блефовать. Не уверен, что моя охрана найдёт хоть какие-то зацепки. Наркоту нашли в моей крови, и это неоспоримый факт. Кто ею накачал, неизвестно. Даже если Стелла приложила к этому руку — нужно ещё доказать.
* * *
Стук в дверь прерывает мои мысли.
— Сынок? — слышу в спальне голос матери и тут же прошу её войти.
— Родной, неужто снова поссорились? Янка убежала наверх. Растерянная, мокрая, словно обиженный котёнок.
Мама прикрывает за собою дверь, неотрывно глядя мне в глаза. Приходится временно расслабиться, хоть и внутри бушует буря и голова раскалывается от переизбытка эмоций.
— Всё нормально, мам, — отмахиваюсь, опуская мобильный на раковину. — Отец где?
— С Валентином в гостиной. Беседуют о чём-то своём. Давай я помогу тебе одеться. Нужно ещё повязку сменить. Бинт промок, — берёт дополнительное полотенце и, накинув его мне на голову, осторожно промокает волосы и плечи.
Перспектива засветить гениталии перед матерью ничуть не радует, как и то, что сейчас будет вправлять мне мозг.
— Позови-ка ты лучше отца, пожалуйста.
— Женя, я, конечно, понимаю, что ты у меня взрослый и умный мужчина, многого добился благодаря упорству и напряжённому труду, но я всё-таки твоя мать и повидала гораздо больше твоего, — она делает небольшую паузу, заканчивает сушить волосы, затем берёт в руки моё бельё. — Я отвернусь, пока трусы наденешь. С фиксаторами помогу. Ужин, в конце концов, остынет…
— Мам, я же тебя знаю, как своих пять пальцев, — позволяю ей натянуть боксеры до колен, затем встаю и заканчиваю с трусами сам, пока мать, отвернувшись к двери, молча сосредотачивается на важном разговоре. — О чём ты хочешь поговорить со мной? — сорвав с бёдер влажное полотенце, отправлю его к грязной одежде.
— Не о чём, а о ком, — вкрадчиво поясняет, чтобы я наверняка к ней прислушался. — О Яне.
— Мы не ссорились, — беря в руки футболку, заверяю её в том, во что сам едва верю. — Мы с Яной пытаемся найти точки соприкосновения. Вот и все.
— И как? — разворачивается ко мне, впиваясь внимательным взглядом в мои глаза. — Слишком больно током шарахает, раз ещё не нашёл? Так?
— Можно и так сказать… — ворчу я, соглашаясь с ироничным определением.
— Проблема не в ней, сынок. В тебе. Раз не можешь наверх подниматься, пригласи её в свою спальню. Не отталкивай девочку. Нельзя ей волноваться сейчас. Она нуждается в сильном плече, с такой любовью смотрит на тебя, что у меня сердце пополам разрывается. Не помню, чтобы у твоей супруги был настолько искренний взгляд…
— Не сейчас, мам, — спешу прервать тему, которую я не готов обсуждать. — Нам лучше пожить какое-то время раздельно. Рядом с ней я чувствую себя инвалидом. Причём, во всех смыслах этого слова.
— Женя, вот что ты такое несёшь? — возмущается мать, а затем её будто осеняет. Лицо бледнеет в считанные секунды. — Авария повлияла на потенцию?
«Черт!» — сдерживаюсь, чтобы не закатить от злости глаза.
— Мам, всё отлично у меня с потенцией! — раздражённо рычу. — Не могу я сейчас об этом думать, пойми!
— Конечно не можешь. Я понимаю. Хочешь к Яне, а думаешь о Стелле. Я же вижу, как ты борешься со своей совестью.
— Давай не будем об этом! Ладно? — пресекаю попытки выноса мозга. — Я очень хочу вспомнить всё, поверь, просто… рядом с Яной мозг перестает выполнять привычные функции, а мне нужна трезвая голова!
— Ну и прекрасно! Это же о чём-то говорит. Разве нет? Я не прошу тебя с ней спать! В интимном плане, разумеется. Я всего лишь напоминаю о взаимоподдержке. Наломаешь дров, сынок, пеняй на себя!
Яна.
Ужин проходит в спокойной обстановке за будничными разговорами. Я просто сижу, неохотно ковыряясь вилкой в салате, и слушаю. Иногда наблюдаю со стороны за всеми.
В доме собрались самые близкие люди, а я всё ещё чувствую себя не в своей тарелке, никак не выходит расслабиться.
Женя выглядит всё время хмуро. Постоянно думает о чём-то своём, прокручивая в пальцах столовый нож. Временами будто бы выныривает из глубокого забытья, чтобы хоть немного вникнуть в суть информации и поддержать разговор.
Видно, как его сморила усталость. Принятые им таблетки, должно быть, ещё не подействовали. Время от времени он берётся ладонью за повреждённое плечо, стараясь не выдавать болевые ощущения. От этого в моё горло не лезет кусок.
— Яна, тебе нужно поесть, — заметив моё состояние, Анна Николаевна подкладывает в мою тарелку лучшие кусочки жареной говяжьей печени, затем доливает в стакан гранатовый сок. — Ребёнок нуждается в пище. В первую очередь думай о нём. Не дай бог анемию подхватишь.
Благодарю её за проявленную заботу и делаю глоток рубиновой жидкости, затем заставляю себя съесть ещё три ломтика приготовленного поваром блюда.
