Вау… Ух ты… Покраснела, незаметно обернулась по сторонам. Потом огляделась еще раза два: странно, никто не падал в обморок, никто не ломился по стрелке и вообще всем было глубоко по фигу, что она вроде бы как от нечего делать пошла за угол, украшенный желтой табличкой. Позицию у входа заняла лениво-привычную: ну что мы, секс-шопов не видали? Тоже мне, универсам с дефицитом… Вот стою, долизываю мороженку и вообще не собираюсь туда даже поворачиваться! Тем более заходить. Как вон та парочка: крупный грузный дядька, подслеповато поправляющий толстые очки, и молодая женщина при нем. Или он при ней? Нет, она при нем — дверь ему открыла, вперед пропустила… И даже не краснеют, по сторонам не смотрят. А я чем хуже? Мороженка кончилась, цивилизованно ее в ящичек — и следом за парочкой, в дверь с блестящезадой красоткой на плакате. Растопырилась тут… Нас если вот так маслом натереть, не хуже сверкать будем… И покруглей будем, где надо.
Недовольно поморщилась от звякнувшего колокольчика, на звон обернулась и продавщица, чуть постарше ее самой, и парочка. И тут же вернулись к своим делам, разглядывая что-то в коробке, выложенной на прилавок. А Данка состряпала каменно-равнодушное выражение и, не забывая слегка презрительно топырить нижнюю губу, изучила прилавки и витрины.
Ничего особо волнительного, понятное дело, не обнаружила. Еще раз огляделась и замерла: ой какая классная плеточка! Полоски широкие, хвостов много, рукоятка вон как любовно сделана… И даже на вид мягкая, такой можно не только спинку, но и… Покраснела как алая коробка, в которой уютно лежала плетка, и натолкнулась глазами на то, что изучала вошедшая впереди парочка. Мужчина держал в руках плетку, почти такую же — но с куда более длинными хвостами. Хвостов было меньше, всего три, но эта штуковинка явно была куда пожестче, чем «подарочная», как она уже обозвала про себя плетку в алой коробке. Мужчина протянул хвосты сквозь пальцы, молодая женщина рядом с ним смотрела на гибкое, скользящее движение кожаных полос заворожено, как и сама Данка, прикусив губы и почти незаметно, но судорожно вздохнув.
— Почти как розгами будет? Правда? — даже не снижаясь до шепота, спросила женщина.
— Надеюсь, что да… по крайней мере, рубцы не такие грубые будут, уже чувствую.
Женщина повела плечами, словно их уже обняли хвосты плетки, и осторожно коснулась рукой кожаных полос:
— Да, не грубые… и хорошо секут… — в ее голосе не было ни тени страха, только до жути знакомое Данке страстное вожделение принять обжигающий рывок сладкого удара…
Ее недовольное сопение никто поначалу не расслышал, но потом она не выдержала:
— Все равно как розгами не будет! Хорошая розга… это… это… — махнула рукой: — В общем, это настоящая розга! — Тут же поправилась, глядя на растерянное лицо мужчины: — Нет, вы не подумайте, плеточка очень даже… сразу видно, что хлестучая! Но розги это совсем-совсем!!!
Что там «совсем-совсем», уточнять не стала, растерянно посмотрела на продавщицу, из рук которой уплывала дорогая покупка, и пулей вылетела из «шопа».
Вот черт, дернуло за язык… подумают, что я… А что я? И так видно, что она такая же. Или я такая же? Вон как она на плетку смотрела, так бы и лизнула хвосты… и на коленочках к господину… с плеточкой… Уххх! Ну, когда, блин, Дмитрич свои встречи закончит? Бросил тут несчастного недопоротого Дайчонка, хрен знает где!
— Девушка! — сначала не поняла, что это к ней, оглянулась. Ее догоняла она — та самая женщина из магазина. — Ну, ты и вылетела, не догонишь! Чего растерялась? — женщина — при ближайшем рассмотрении такая же молодайка, как и сама Данка, перевела дух. — Слушай, будь другом, удели минутку! Лаврентий просит тебя подойти.
«Ага. Сам Лаврентий Палыч» — чуть не вырвалось у Данки, потом разглядела неподвижно замершего на углу грузного господина и, повинуясь какому-то инстинкту, сразу поняла: ЭТОТ имеет право не только просить, но и приказывать. И она так же послушно, как и его спутница, пошла обратно.
Он не был ни высокомерным, ни грубым. Мягкий, вежливый говор, слегка прищуренные за очками глаза, но тот же инстинкт безошибочно подсказывал: этот толстый дядечка того же поля ягода, что и Самый Любимый В Мире Шеф… Впрочем, это мелькнуло краешком сознания, потому что Лаврентий (Палыч! Берия!) корректно поинтересовался:
— Милая сударыня, вы не могли бы пояснить, что вы так красочно назвали ХОРОШИМИ, настоящими розгами? — видя ее замешательство, пояснил: — Дело в том, что мы с Ангелиной (короткий взгляд на спутницу) применили это воспитательное средство и остались крайне недовольны результатом… точнее, следами — грубые, неровные, и вообще, все наши, с позволения сказать, средства, разлетелись в ниточки почти сразу…
— А сколько это — сразу? И почему в ниточки?
— Разлохматились, — уточнил Лаврентий. — И сломались. И то, и другое. А сколько… — вопросительный взгляд на Ангелину и ее ответ: — Даже и двадцати не получилось!
— С двадцати розог — все прутики в лохмотья? — Данка сморщила нос… — Ерунда какая-то… хорошая розга по-всякому семь-восемь ударов держит, даже если с плеча и с потягом выстегивать…
— Я обратил внимание, что вы хорошо понимаете, о чем говорите… — сделал комплимент дядя Лаврентий. — И потому решил просить если уж не помощи, то совета…
— Ага. Экспертом буду! — попыталась улыбнуться Данка. Но улыбка выглядела еще довольно растерянной и смущенной.
— Именно так, — без тени улыбки подтвердил господин. — Впрочем, здесь очень неудобно… для вас… вести беседу. Мне не хотелось бы доставлять вам лишние неудобства. Кафе? Или тот милый ресторанчик?
— Кафешка! В смысле кафе… — поправилась Данка, почему-то решив не заходить в миленький подвальчик с краснорожим швейцаром у входа.
Тем более, что кафе располагалось в малюсеньком скверике, где кустилось что-то знакомое. Точно, верба! И пока они усаживались за столик, Данка кивнула головой Ангелине на вербу:
— Самая весенняя розга. Почки убрать — так классно стегает!
— Мы совсем недавно… В смысле стали пробовать что-то кроме ремня. Так хотелось розгами, но получилось совсем не то… Один мусор и ощущение полной неумелости. А Лаврентий, он вообще-то умеет! Он хороший…
— Я и не говорю, что он плохой. Просто не пойму, что за розги у вас были, и как они так быстро слохматились… Из чего делали?
— Даже не знаю. Высокие такие кусты, и прутики ровные, как стрелы. Длинные, смотрелись так хорошо, блестели, а как начал воспитывать, я даже чувствовала, как ломаются… и больно и жалко!
— Жалко, что не больно… знаю… — понимающе вздохнула Данка, и обе внезапно рассмеялись.
