– Из-за наркотиков годы выпадали? – спросила осторожно.
– Из-за них, – согласилась Лёка, – Плюс алкоголь. Словом, образ жизни здоровый по самое «не балуйся».
– А где ты жила до Питера?
– Везде. Половину городов не помню – по вышеназванной причине.
– А родилась где?
– А ты?
Пауза. Марина лихорадочно думала, что делать дальше. Это шанс – кричал кто-то у неё в голове и бил коленями в сердце. Это твой шанс, дура! Ты же этого так ждала!
– Я здесь родилась, – ответила, наконец, – Папа с мамой сюда приехали из Волгограда, когда совсем молодые были.
– Где они сейчас?
– В Израиле.
– Так ты еврейка? – удивилась Лёка.
– А разве по мне не видно? – удивилась в ответ Марина. Действительно, что за глупый вопрос – курчавые темные волосы, темные глаза, классический еврейский нос…
– Я не специалист. Ну а как ты в шоу-бизнес попала?
– Знакомый пригласил. Всё никак не мог найти ведущую подходящую, а тут я подвернулась.
– Это твоя единственная профессия? Больше ничем заняться не пробовала?
– Нет. Когда-то думала свои программы делать, но потом решила не пробовать – слишком сложное это занятие.
– Понятно, – Лёка вытерла губы салфеткой и встала из-за стола, – Посуду помой и приходи в спальню.
Марине ничего не оставалось кроме как подчиниться. Она быстро справилась с тарелками, и принялась убирать их на полку. Интересно. Минимум посуды, но совсем не холостяцкий набор – и, самое удивительное, полный порядок во всем. Никакой пыли или беспорядочно сваленных столовых приборов. Впрочем, это еще ни о чем не говорит – решила Марина. Возможно, у неё просто есть домработница.
Прежде чем идти в спальню, Марина заглянула в ванную и оставила там халат. Опытная женщина, она знала, что полотенце на бедрах возбуждает гораздо сильнее, чем обнаженное тело. Хотя как знать… Обычно общепринятые правила с Лёкой не работали.
В спальне было темно. Марина наощупь нашла край кровати, почувствовала под своими ладонями Лёкин живот и замерла. Поскольку возражений не последовало, Марина проворно забралась пальцами под майку и погладила мягкую кожу. Каждое движение было похоже на хождение по канату – неизвестно, куда вынесет – вперед, или вниз, в обрыв.
Она осторожно присела на край кровати и потянула футболку вверх. Глаза привыкли к темноте, и уже можно было разглядеть очертания Лёкиной фигуры, её закинутые за затылок ладони и прикрытые глаза.
Футболка скользнула еще выше, обнажая небольшую, ритмично поднимающуюся и опускающуюся грудь. Не сдержавшись, Марина наклонилась и кончиком языка лизнула сосок. Лёка вздрогнула. Нетерпеливые губы сомкнулись вокруг нежной плоти, ладони скользнули в брюки и глубже – под трусики.
Вытянувшись, Марина легла на кровать, накрыв Лёкино тело своим. Она задыхалась от восторга, и застонала, почувствовав, как сильные руки обнимают её за талию и прижимают крепче.
– Хорошая моя… – Лёка услышала горячий шепот, и дыхание обожгло ухо. – Сладкая…
Проворные пальцы потянули вниз непослушную ткань, обнажая крепкие бедра. Брюки, трусики – к черту, на пол. Полотенце – туда же. Руки горят на бедрах, язык рисует узоры на груди, толкаясь и увлажняя соски.
Марина потянулась выше, губы оставили след на щеке и двинулись к губам. Нет? Нельзя? Ну и черт с тобой, слышишь? Только не останавливайся, я не вынесу этого второй раз… Хочу, хочу тебя, хочу…
Боже, какие нежные волосы там, внизу… Они ничуть не напоминают щетину, нет – и под ними так горячо, так сладко. Как хочется растопить твой лед, заставить тебя кричать от удовольствия и стонать громко-громко.
Но нет – разве Лёка позволит! Движение – и уже Марина на спине, распластавшись под тяжестью горячего тела, обнаженная и сжимающая губы чтобы не закричать. Ноги разведены, на груди выступили капли пота, а в глазах – целый ураган страстей и желания.
Никакой нежности больше. Не нужна она. Ни к чему. Твердое бедро вжимается между распахнутых ног, на одну секунду – на один вскрик, и тут же его сменяют крепкие пальцы и горячие губы.
Марина кричит, она не может больше сдерживаться, сжимает ногами Лёкины плечи и впивается пальцами в её волосы. Язык проникает внутрь, сменяя пальцы, и снова пульсирует на внутренней части бедра, и снова внутри…
– Да… Пожалуйста… Лёка… Родная… Любимая… Прошу тебя…
Мгновенная пауза, Марина крепче сжимает ноги – нет, нет, только не сейчас, не уходи, прошу тебя… И – повинуясь этой просьбе – пальцы грубо впиваются в горячую влажность, до боли, до ранок – но как сладки эти ощущения на фоне разгорающегося оргазма, как выгибается спина, как сжимаются мышцы и – вот оно, освобождение, грубое, жестокое и одновременно нежное – до слёз.
– Только реветь не начинай, – попросила Лёка, вытирая о простыню подбородок и поднимаясь повыше на кровати. И предупредила с усмешкой. – А то выгоню.
– Я не плачу, – Марина с трудом восстанавливала дыхание. Её не хотелось говорить или двигаться. Лежать бы так всегда, всю жизнь – касаясь бедром Лёкиного живота и остывая после недавнего сумасшествия.
Господи, эта девчонка же не делала ничего особенного! Одна – классическая – поза, одни и те же движения, почему же тогда ни с кем до этого Марине не было так хорошо, так восхитительно, так волшебно?
– Почему ты не дала мне доставить тебе удовольствие? – спросила Марина, когда смогла, наконец, отдышаться и успокоить пожар в груди.
– Ты доставила.
– Нет. Ты знаешь, о чем я.
– Знаю.
На свой страх и риск, Марина потянулась и устроила голову на Лёкином плече. Она не стала дальше спрашивать – не хотела думать, не хотела знать. Поцеловала обнаженный кусочек кожи и почувствовала, как на её спину опускается ладонь и гладит тихонько. Нежно-нежно.
И что-то сжалось в груди, разливаясь солеными слезами. Эта нежность, эта сумасшедшая и ледяная женщина, это бесконечное, огромное счастье – всё как будто украдено. Как будто чужое. Взаймы.
Глотая слезы и пряча лицо на Лёкином плече, Марина вдруг застыла. Она вспомнила. Много лет назад. Другую постель. Другого человека. И – несколько строк, прочитанных срывающимся голосом.
На прощанье – ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука -
Лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
Мало веки смежать.
Вплоть до смерти. И после
Нам не вместе лежать…
Сжала губы и заплакала, не думая о последствиях и не стыдясь своих слез.
Надоело. Устала. Надоело. К черту. Надоело. Хватит. Надоело.
Что делать?
Лёка со злостью схватила со стола пепельницу и с силой швырнула её об стену. Через секунду за дверью послышался топот и неуверенный стук.
