Назови и оно будет твоим.
Она взяла его за подбородок, приподнимая его голову, встречаясь взглядом с его голубыми глазами. Она разгладила морщинку на его сосредоточенном лице.
— Эрик, у меня уже есть все, о чем я только мечтала.
— Но если бы ты чего-то хотела? Что бы это было?
Очевидно он не верил в искренность ее слов.
— А если я спрошу тебя о том же? Что ты хочешь в данный момент, за исключением меня?
— Ничего, кроме твоего счастья.
— Тогда у тебя тоже есть все, о чем ты мечтаешь.
Он прикусил губу, смущенно опуская взгляд.
— Прости. Просто… мне кажется, я должен тебе что-то купить. Доказать, как сильно я тебя люблю.
— Ты считаешь, мне тоже нужно накупить тебе кучу вещей, чтобы показать свою любовь?
Он снова нахмурился, но отрицательно покачал головой.
— Тогда почему думаешь, что мне это нужно? Ты считаешь меня меркантильной, да?
— Нет. Конечно, нет.
— Эрик, мне достаточно быть с тобой. Ты понял?
Она видела сомнение в его глазах, но не могла понять, откуда это взялось.
— Почему ты считаешь, что мне тебя мало?
— Я не знаю, — ответил он, не глядя ей в глаза. — Я хочу в это верить. Просто думаю, а вдруг придет день, когда ты поймешь, что я тебе не подхожу, и никогда не подходил, и ты… ты меня бросишь.
— Я тебя не брошу, — сказала она. Она вновь взяла его за подбородок, желая видеть его глаза. — Посмотри на меня, черт побери. Я никуда не денусь. Я не уйду. Я тебя не брошу.
Эрик, я не твоя гребанная мать.
— И слава богу, ведь мой член все еще в тебе.
Она ударила его по плечу, злясь на его слова.
— Эрик, не смей превращать это в шутку. Я знаю, как сильно это тебя ранит.
— А у тебя сильный удар для девчонки, — поддразнил он.
Ребекка застонала от непонимания. Она знала, Эрик использовал юмор как защитный механизм, но боже, она могла бы задушить его, когда так он закрывался от нее, пряча свои эмоции. Она открыла дверь машины, начала вставать с его колен. Эрик обеими руками вцепился в ее платье, останавливая ее.
— Ты меня обманула, ты уже сейчас готова уйти! — его голос был на удивление твердым.
— Я не ухожу от тебя. Я хочу зайти в дом. Отпусти мое платье.
— А если не отпущу?
— Тогда сам будешь объяснять моей матери, почему оно порвано.
Ребекка приподнялась, и на этот раз Эрик не стал ее останавливать. Сжав губы, она собрала подол платья и направилась в дом.
Как она может убедить Эрика, что у нее хватит сил поддерживать его, если она убежала при первой же ссоре? Блять, ей нужно было взять себя в руки. Он никогда не поверит в ее любовь, если она каждый раз будет так реагировать на его защитную реакцию. Но она ничего не могла с этим поделать. В душе она понимала, его неуверенность в ее любви была именно его проблемой, а не ее, но это было чертовски больно и обидно. Но как ей показать все силу и глубину ее любви? Как заставить его понять, что ее слова были чистой правдой? Она безоговорочно его любила, да и как она могла его не любить? Но как ей это доказать? И почему она вообще должна доказывать свою любовь?
Она смахивала слезы, поднимаясь по лестнице. Звук ее шагов разносился по округе, пока она поднималась на крыльцо. Она схватила дверную ручку, но дверь оказалась запертой.
Она застонала и подергала ее сильнее, в надежде, что это поможет ее открыть. В это же время другая рука легка поверх ее. Эрик бесшумно подошел сзади, окружив ее, не давая возможности сбежать. Она замерла, наслаждаясь соприкосновением с его кожей.
Даже будучи расстроенной и растерянной, ее тело реагировало на его прикосновения.
— Сегодня тебе запрещено на меня сердиться, — сказал Эрик ей в ухо, протягивая ключ.
— Я могу сердиться, когда захочу! — Ребекка вставила ключ в скважину, и повернула его. И почему ее руки так сильно тряслись?
— Почему ты сердишься?
— Я не сержусь! — она не лгала. Она не сердилась. Она была обижена и напугана. Напугана тем, что ее любви не хватит, чтобы стереть его воспоминания о несчастливом прошлом.
— Мы пообещали больше этого не делать. Мы решили говорить о своих чувствах, даже если это тяжело. Так что расскажи мне, что случилось, чтобы мы смогли все исправить.
Она нервно сглотнула и подняла глаза к навесу над крыльцом. Она никогда не обращала внимание на это строение. Ей стало интересно, чего еще она не заметила в огромном старом доме Эрика. И задумалась об этом именно сейчас, ведь ей сложно было начать разговор и объяснить ему свои чувства.
— Ребекка, — шепнул Эрик, слегка касаясь ее волос, — поговори со мной.
Она прикусила губу, и посмотрела на их руки на дверной ручке.
— Иногда, — начала она, — иногда ты заставляешь меня чувствовать, что я люблю тебя недостаточно сильно. Или ты вообще не веришь в мою любовь.
— Я сомневаюсь, — тихо ответил он.
— Почему? К-как мне доказать свою любовь? Эрик как мне заставить тебя поверить моим словам?
— Для начала, ты можешь поцеловать мою кобру, которую ты так сильно любишь. — Свободной рукой он опять начал играть с пуговицами на ее платье. — Кобры предпочитают видеть их женщин обнаженными.
Интересно, он хоть пять секунд может вести себя серьезно? Она глубоко вздохнула, напоминая себе, что он такой, какой есть, и как сильно она любит его чувство юмора.
— Это лишь докажет как сильно я тебя хочу. Но в этом ты не сомневаешься. Я не могу провести и минуты вдали от тебя.
— Ты в этом уверена? Ты оставила меня одного в машине, с торчащим из брюк стояком.
Мне казалось первая брачная ночь — это 100-процентная гарантия секса.
Ребекка хихикнула, не в силах сдержаться. Не то чтобы ей не хотелось быть серьезной в данный момент, но ей нужно было поговорить с Эриком и развеять свои сомнения. Нужно было узнать, что она делала не так, и исправить ошибки, помочь ему поверить в искренность и безграничность ее чувств. Что она будет любить его вечно.
— Мистер Стикс, секс вам будет гарантирован. Так что отвечайте на мой вопрос.
Эрик вздохнул и прижался к ее спине. Верх ее платья скользнул вниз, и она поняла, Эрик не просто играл с пуговицами, он их расстегивал.
— И зачем я настаивал на разговоре? Я просто хочу секса. — Он повернул ручку и открыл дверь. — Жена, ты позволишь мне перенести тебя через порог?
— После того, как ты ответишь на мой вопрос.
— А каким был твой вопрос?
— Почему ты не веришь в мою любовь?
— Я верю.
— Ты думаешь, я люблю тебя также сильно, как и ты меня?
— Это провокационный вопрос, и я не буду на него отвечать.
— Это еще почему?
— Потому что если я скажу, что люблю тебя сильнее — это превратиться в соревнование.