Кроме того, у него есть пистолет в кобуре на бедре, частично скрытый кожаным жилетом.
Нет смысла пытаться убедить его, что я не думала о побеге, поэтому я молчу.
— Присаживайся, — он кивает на табуреты у стойки. — Кто-нибудь принесет тебе завтрак.
— Когда Спайдер вернется? — тихо спрашиваю я.
Он ухмыляется. — Позже.
Я моргаю, глядя на него. Когда он улыбается, то выглядит дружелюбно. Если бы все было по-другому, мы бы, наверное, стали друзьями. Если бы он не был вооруженным преступником, приставленным ко мне моим похитителем, и я не была бы заключенной.
Чувствуя себя не в своей тарелке, я сажусь на табурет у стойки бара. Пип шаркает к блондинке, что-то бормочет ей и указывает на меня.
Девушка бросает на меня раздраженный взгляд. — Я бы лучше воткнул себе в глаз вилку.
— Просто сделай это, нахалка, — устало говорит Пип.
— Да, да, — она встает со стула и исчезает в кухне рядом с длинным баром.
Я догадываюсь, в чем дело. Пип только что велел ей принести мне завтрак, а она скорее воткнет себе вилку в глаз, чем будет прислуживать вору.
Я оглядываюсь вокруг и замечаю, что другая девушка, которую я раньше не видела, одна половина ее головы выбрита, а другая половина покрыта темными кудрями, смотрит на меня таким же уничтожающим взглядом, когда она направляется к мужчинам, играющим в бильярд с парой бутылок пива в руках.
Эти взгляды точно такие же, как у Моники, когда она увидела меня после того, как я украла эти чаевые. Это выражение предательства.
Мои плечи опускаются, и я вытираю потные руки. По крайней мере, Моники здесь нет. Господи, я не смогу смотреть ей в глаза прямо сейчас.
Она должна была иметь некоторое представление о том, что происходило в той комнате для вечеринок в Логове Дьявола, и по тому, как радостно она попрощалась со мной, прежде чем Спайдер уехал со мной на своем мотоцикле, она имела некоторое представление о том, что меня ждет, когда мы доберемся сюда. Она не только позволила случиться и тому и другому, но и прославилась этим. Волна гнева поднимается при этом воспоминании, и я позволяю ей сжечь мою вину. Чувство вины за то, что я сделала, потому что это был единственный способ избежать возвращения в Колонию, и прямо в жуткие объятия Сета.
— Тебе лучше привыкнуть к плохим взглядам, которые ты получаешь, девочка.
Я поднимаю глаза. Бармен стоит передо мной, положив руки на полированную деревянную стойку. С минуту я могу только смотреть.
Высокая и стройная, с каскадом густых темных кудрей на спине и оливковой кожей, она одета в красную майку без рукавов и пару облегающих черных джинсов. Она выглядит так, как будто ее место на одной из тех реклам шампуня, которые я видела на рекламных щитах, где женщины всегда выглядят так, будто их волосы развеваются на несуществующем ветру.
Одна её рука покрыта татуировками, от плеча до запястья. Другая тату у нее над грудью. Я узнаю этот символ. Это символ, который я видела на машинах скорой помощи, посох с крыльями и двумя змеями, обернутыми вокруг него. Кажется, это называется кадуцей (прим. пер.: Кадуце́й (лат. caduceus), или керикион (др.греч. κηρύκειον, κηρύκιον, ῥάβδος или σκῆπτρον) — жезл глашатаев у греков и римлян; название жезла Гермеса (Меркурия), обладавшего способностью примирять).
Я вздыхаю. — Я не думаю, что это будет иметь значение, если я скажу, что сожалею, — спрашиваю я.
— Скорее всего, нет. — Она берет грязный стакан, чтобы вымыть его, но останавливается, склонив голову набок. — То, что сказала нам Моника, правда, не так ли?
Голос у нее приятный, но в глазах насмешка, заставляющая меня насторожиться.
— А что правда?
— Что ты не знала, что МК владеет «Логовом дьявола», когда пыталась сбежать с теми чаевыми.
— Нет. Я даже не знаю, что это значит.
— МК? — спрашивает она.
— Да.
Блондинка, которую Пип назвал Сасси, выходит из кухни и с грохотом ставит передо мной тарелку, а затем уходит, не сказав ни слова. Пип играет в бильярд с мужчинами, одним глазом поглядывая на меня. Она подходит к нему, гладит его татуированную руку и шепчет на ухо.
У меня слюнки текут от запаха яичницы с беконом, который доносится с тарелки. Два яйца немного пережарены, горсть ломтиков бекона немного хрустят, но они все равно выглядят лучше, чем большая часть пресной, здоровой пищи, которую мне приходилось есть, пока я была в Колонии.
— «МК» означает мотоциклетный клуб, — говорит бармен, привлекая мое внимание.
— Ох.
Она понимает, что эта информация для меня нова, и пристально смотрит на меня в течение секунды. — Ты ведь понятия не имеешь, о чем мы, правда? — Она улыбается, когда моет стакан. — Ты и не должна понимать, иначе не сделала бы ничего такого, что могло бы навредить клубу.
Я кладу в рот кусочек бекона, чувствуя, что ответить — значит сыграть ей на руку.
— Ты ведь не здешняя, правда?
Она имеет в виду Лас-Вегас или, может быть, Неваду в целом. У меня такое чувство, что все в этих краях знают, что такое мотоклуб. И что это колоссальная ошибка — переходить им дорогу.
Я молчу, копаясь в своей яичнице. Я умираю с голоду, поэтому проглатываю ее, не в силах заставить себя сделать маленький, правильный укус. Моя мать прочитала бы мне одну из своих лекций о чревоугодии и о том, как приличная леди ест, если бы увидела меня сейчас.
— Тебе повезло, что ты не умерла. — Бармен облокотилась на стойку рядом со мной. — Позволь мне дать тебе бесплатный совет.
Она делает паузу, пока не замечает, что я жду.
— Не высовывайся и делай то, что тебе говорит Спайдер. Держи все в себе. Ты пошла против клуба, так что никто здесь тебе не друг и никогда им не будет. Тот факт, что ты жива, не означает, что ты нравишься Спайдеру. Это значит, что ему нравится твое тело. Ты просто кусок дерьма, вот и все. Сделай его счастливым, дай ему то, что он хочет, и ты продолжишь дышать.
Кровь отхлынула от моего лица. Она говорит серьезно.
К сожалению, я не уверена, что его счастья будет достаточно. Он до сих пор не сказал мне, собирается ли он убить меня. Я могу умереть, что бы я ни делала.
Я ловлю себя на том, что смотрю на Пипа, который забивает шар в угловую лузу, а потом на дверь бара. Дверь, которая кажется такой близкой и в то же время за миллион миль отсюда.
— Текила? — знакомый голос зовет из офиса, мимо которого я проходила ранее.
— Да, Ди, — бармен ставит еще один стакан.
Мой желудок сжимается. О Господи, Ди.
Я оборачиваюсь и вижу Ди Мастерсон, направляющуюся к бару. — Снейк ищет список… — она обрывает фразу, и ее глаза становятся ледяными, когда они останавливаются на мне. — Ты…
Откинув голову назад, я вздыхаю, собираясь извиниться. Ди не дает мне такой возможности. Она бросается ко мне и бьет кулаком в лицо.
Сброшенная с табурета, я лечу. Боль пронзает мою челюсть, и я падаю на пол. Моя голова отскакивает с треском, посылая копье боли через мой череп.
Я ворчу, из меня вылетает весь воздух.
Меня еще ни разу в жизни не били. Церковные лидеры так не бьют кулаками, а если и били, то никогда не били меня, благодаря умению моего отца поддерживать мир. Женщины в Колонии никогда не бьют, это мужская работа. Никогда в жизни я бы не подумала, что женщина может ударить так сильно. Ди выглядит не очень, но бьет как молот.
— Черт, — рявкает Пип рядом со мной. — Ди, какого хрена, дружище?
— Ди, — Текила тянется к ней. — Спайдер не собирается этого делать.
— Иди найди член, который нужно пососать, Текила, — мне кажется, что голос Ди просачивается сквозь вату. Кажется, она совсем не слышит Пипа.
Текила уходит, даже не взглянув на меня. Я с трудом поднимаюсь на ноги, а Ди упирает руки в бока и смотрит на меня, как на насекомое, ползающее по полу.
Выигрывая время, я оглядываюсь вокруг. Сасси стоит рядом с единственным мужчиной, сидящим за стойкой, разговаривает с ним, и оба делают вид, что ничего не произошло. У входа в зал стоит еще одна девушка и смотрит на нас. Я узнаю ее красивое лицо и короткие черные кудри.
