— Нет, — сделала глоток. — За то, что оказался той ночью в клубе. Не знаю, что бы со мной было, если бы не ты. Была бы я вообще жива.
— Вечная бабская привычка драматизировать. — Опёрся о раковину.
Я стояла перед ним совершенно нагая, и он осматривал меня. Медленно, как цедил сухое белое вино стоимостью в маленькое состояние. Я обхватила прохладное стекло обеими ладонями. Посмотрела на Германа поверх бокала и, вернувшись к столу, села напротив, где до меня сидел он.
— Мы с тобой знаем, что я не драматизирую. — Новый глоток. Пальцем прошлась по дну алюминиевой формочки и собрала губами крошки. Взяла маленький кусочек и положила на язык. Герман усмехнулся уголком губ. Молча отпил вино. Я вслед за ним. Донышком поставила бокал на бедро и посмотрела ему в глаза. Прямо, не смущаясь.
— Иди спать, Вероника, — наконец выговорил он. — С тебя достаточно.
— Не хочу спать, — соскользнула со стола и вернулась к нему. Пробежалась от пупка до груди и обвела сосок. — Не хочу спать.
— А чего хочешь? — перехватил руку.
— Тебя хочу, — высвободила и дотронулась до колечек мягких волос. Перебирала, чертя на бронзовой коже примитивные узоры. Допила вино и отдала пустой бокал Герману. Не сводя с меня взгляда, он опустил бокал в раковину. Подал вино, и я сделала глоток прямо из горлышка. Отдала ему. Глоток, и прохладное стекло оказалось у меня в руках. Ладонь Германа легла на талию. Я проваливалась в бездну, мир раскачивался из стороны в сторону, готовый потеряться в его мире, стать частью его жизни.
— Так зачем ты приехал сюда? — шёпотом. — Тебе же тут тесно, Герман. Если мне тут тесно, то тебе…
Он погладил меня по щеке, откинул с лица мокрые волосы.
— Ты совсем другая, — выговорил задумчиво.
— Другая?
Наши пальцы соприкоснулись, бутылка стукнулась о столешницу. Герман оттолкнулся от раковины, я сделала шаг к нему. Прижалась грудью, подняла голову.
— В первый раз не стоит так усердствовать.
— А ты забудь, что это мой первый раз, — поднялась на носочки. Поцеловала его в ключицу, потёрлась носом и вздохнула. — Хочу быть твоей.
Он шумно втянул носом воздух. Раскрытой ладонью погладил меня по голове, по плечам, по спине до ягодиц.
— Пойдём в спальню. Кровать всё-таки удобнее стола.
Глава 12.1
Вероника
Укутавшись в одеяло, я вслушивалась в доносящиеся из ванной, а потом из кухни звуки. Их почти не было, но я смогла различить позвякивание ложки и тихое гудение кофемашины. Вчерашняя смелость испарилась вместе с чувством лёгкого опьянения. И можно бы было подумать, что ужин с Германом и то, что было потом, только моё воображение. Но нет.
Поднявшись, я положила ладонь на ноющий живот. Переборов чувство неловкости, я вышла из спальни. Как посмотреть в глаза Герману, не имела понятия. В память намертво врезалось наше отражение в зеркале, его чёрные глаза и подчёркнутые животной страстью черты лица.
— Доброе утро, — замешкалась в дверях.
Одной рукой придерживала одеяло на груди, второй взялась за косяк. Герман пил кофе, сидя на краю кожаного дивана, включённый телевизор бормотал, но я не вслушивалась. Как всегда безупречный, Герман отвёл взгляд от экрана. Я вспыхнула, переступила с ноги на ногу.
— Доброе утро, — повторила, смутившись ещё сильнее под его взглядом.
— Доброе, — он поставил кофе на стол.
О вчерашнем ужине не осталось и напоминания. Ни бокалов в раковине, ни свечей на столе. И взгляд Германа ничем не намекал на то, что это утро отличается от предыдущих.
— Что нового передают? — неловко улыбнулась, показав на телевизор, хотя картинку не разобрала.
— Да так, — Герман взял пульт. Экран потух. — Садись завтракать.
Встав, он включил кофемашину. На меня больше не смотрел, а я продолжала разглядывать его. Не могла заставить себя ни пойти умываться, ни просто отвести взгляд.
— Чего ждёшь?
Я мотнула головой и заставила себя пойти в ванную. Там скинула одеяло и уставилась на огромный засос. Дотронулась до шеи пальцами. Пятно красовалось на самом видном месте. Ещё одно, поменьше, на плече. Между ног стало тепло и щекотно, и я, отдёрнув руку, поспешно включила воду.
Прохладный душ помог собраться, отогнать блаженную утреннюю негу. Уже собравшись вернуться на кухню, я вдруг увидела чемодан. Тёмно-синий дорожный чемодан с кодовым замком. Прислонённый к стене, он стоял возле двери.
— Ты куда-то собираешься? — спросила с ходу, когда Герман показался из спальни.
— Кофе на столе, — он в прямом смысле отодвинул меня в сторону. Как пустое место.
Схватив за рукав, я потянула его. В сердце закралась тревога. Повернувшись, Герман смерил меня отстранённым взглядом.
— Куда ты едешь?
— Это тебя не касается.
— Касается.
Он продолжал смотреть на меня. Молча. И с каждой секундой его молчания я буквально нутром чувствовала, как крепнет его отстранённость. Сжал челюсти, на скулах его появились и исчезли желваки. Но отступать я не собиралась.
— Мне нужно вернуться, — всё-таки удосужился сказать он. На этом всё.
Хвостом я прошла за ним в кухню. Сваренный, должно быть для меня кофе, стоял на столе. Рядом на тарелке — свежий багет и несколько ломтиков сыра. Всё это я отметила как-то само собой, не придавая значения.
— Вернуться куда? На сколько? — начиная злиться. — Ты можешь нормально сказать? Или я должна тянуть из тебя каждое слово?
Он взял со спинки стула пиджак. Достал из кармана несколько купюр и кинул на стол рядом с чашкой.
— Квартира оплачена на два месяца вперёд. Этого тебе хватит ещё на два месяца.
В недоумении я перевела взгляд с купюр на него. Мрачный, он стоял на фоне огромного окна, и голубое небо казалось мне серым, грозовым. Предчувствие недоброго заставило похолодеть, когда мы напрямую встретились с Германом глазами.
— На сколько ты уезжаешь?
И снова я не дождалась ответа. Герман хотел пройти мимо, но я схватила его за пиджак, который он нёс. Рванула и почти прокричала:
— На сколько ты уезжаешь?! Ты… — не хотела верить в догадку. — Ты что, вообще уезжаешь?! — его молчание было подтверждением. Пальцы разжались. Сделав шаг назад, я криво усмехнулась, мотнула головой. — Нет… Ты так не поступишь. Мы же…
— Что мы? — голос резанул по сердцу холодом. — Я тебе что-то обещал, Ника? Ты хотела залезть ко мне в постель, я не стал тебя разочаровывать, — чуть заметно изогнул губы. — Не разочаровал же?
— Сукин сын, — на глаза навернулись слёзы. — Ты… — бросилась к нему. Рука взлетела в воздух, но отвесить ему пощёчину я не смогла. Пальцы его сжались вокруг запястья. Сдавив с такой силой, что я вскрикнула, он отшвырнул меня к столу. В последний момент я схватилась за край. Что-то звякнуло. Бедро обожгло, ладонь тоже. Запах кофе щекотнул ноздри.
— Я думала…
Я смотрела на Германа, он — на меня. Злые, отчаянные слёзы катились по щекам, но что плачу, я поняла только, когда всхлипнула. Сердце превратилось в маленький вымокший комок, я сама — в вымокшую под дождём на открытой автобусной остановке дворнягу.
— Я тебя ненавижу, — одними губами, со всхлипом.
— Вчера ты говорила, что возненавидишь меня, если я тебя не трахну, — презрительно, глядя на меня, как на ничтожество. Нет, хуже: отстранённо, разве что с жалостью.
Под ладонь мне попалась купюра. Она тоже была мокрой от кофе. Смяв, я кинула её в Германа. Хотела закричать, но не смогла. Только хрипло выдохнула.
Он усмехнулся уголком губ и вышел из кухни. Я слышала, как он одевается, как переваливаются через порог квартиры колёсики чемодана. Я всё слышала, но не могла заставить себя отойти от стола. Так и стояла в луже остывающего кофе, пока не хлопнула дверь. А вместе с её хлопком сердце, только начавшее биться, наполнившееся чувством к мужчине, смотреть в сторону которого я даже не должна была, разлетелось на мелкие осколки.
Глава 12.2
От приглашения зайти на остатки праздничного торта я отказалась. Во взгляде матери Миши так и читался интерес, граничащий с досадой. Именно досадой, а не завистью, потому что у неё, в отличие от меня, не было даже шанса выбраться из нищеты и показать сыну нечто большее, чем местная новогодняя ярмарка. У меня шансов тоже не было, но не говорить же ей об этом.
