Похоже на то, когда я ходила в хижину и выпускала все эмоции, за исключением… не было никаких порезов. Только Дек. Я чувствую себя в безопасности с ним. Всегда. Не важно, что преследовало меня, в какой лжи я живу, Дек был неподдельным.
Тяжесть в груди ослабла, пока он держал меня, а я плакала. Это было не из-за меня. Это из-за него и того, что я делаю с ним. Я должна защитить его. Этот мужчина украл мое сердце в столь юном возрасте. Но я не знаю, как быть дальше. Боюсь, что не смогу и это… это пугало меня.
Не нужны были слова, пока он прижимал меня к своей груди все это время, его рука гладила мои волосы. В его спину бьет вода, и звук похож на хлопки, как если бы его рубашка насквозь промокла.
— Я не могу потерять тебя, — пробормотала я напротив него.
Его объятия стали крепче, его рука лежит на моем затылке, удерживая от того, чтобы взглянуть на него. Он ничего не сказал, и это пугает меня, потому что Дек никогда не лжет. Он из тех, кто скажет девушке, что она выглядит дерьмово, если он думает, что так оно и есть.
А я олицетворяю только ложь.
Новые слезы полились, незаметные из-за воды. Он отпрянул, и я мельком поймала его взгляд до того, как он отвернулся. Загнанный. Сломленный.
Боже, это страх в его глазах?
И после стальной щит вернулся, он стал тем Деком, которого я знаю. Он закрылся от меня.
Мы были очень похожи. Я выдавала себя за другую, а он скрывал себя.
Я постояла в душе несколько минут, после того как он ушел, вода сейчас холодная, но я ничего не чувствовала. Ничего, кроме вкуса Дека, все еще ощущающегося на моих губах.
Дек
Я снял мокрую одежду, кинул ее на кровать, подошел к своему комоду и вытащил свежую футболку и джинсы. Услышал, как выключилась вода в душе, и включился кран раковины.
Я сел на край кровати и склонился, обхватив руками голову.
Черт. Я поцеловал ее. Сдерживал себя десять чертовых лет. Десять лет. И когда все обернулось полным безумием… Я поцеловал ее.
Иисусе, все было в хаосе, а я ненавижу хаос.
Я хмыкнул.
Хаос.
Плохой выбор слов. Чертов Коннор. Это убивает меня — не пойти за ним. Он жив где-то, и он не хотел, чтобы его нашли. Возможно, я даже попрошу Кая о помощи. Он знал худшую мразь в мире и может быть полезен.
Я наблюдал за спящей Джорджи весь день. Нет дрожи. Ее не трясло. Когда она проснулась, руки были спокойны. Ни одного симптома ломки. Я, черт возьми, ждал этого. Я позвонил доктору, к которому обращался для своих людей, потому что не мог поверить тому, что видел. Она мирно лежала весь чертов день.
Джорджи, не имея возможности выпить, должна быть как стиральная машинка на стадии «отжим».
У нее не было никакой возможности выпить, так что это означало…
Облегчение, что она не алкоголичка, захлестнуло меня.
Но получается…
В этот момент реальность обрушилась, понимание того, что это означает, просочилось в меня. Замешательство из-за того, что она зачем-то притворяется алкоголичкой. Боль. Да, это адски больно, что она играла роль. Бутылки в ее сумочке. Постоянные вечеринки и неразборчивые слова, пошатывание.
Что, черт возьми, происходит?
Я не намеревался разговаривать с ней, пока она обнаженная в душе. Не намеревался открывать дверцу душевой кабины. Дерьмо, я не намеревался многого, из того, что сделано с ней.
Я хотел задушить ее и накричать на нее, заставить рассказать мне. Зашел в ванную, чтобы сделать только это, но открыл дверцу душа и увидел ее. Она выглядела такой… уязвимой и хрупкой. Я ненавидел ее за ту чушь, которой она кормила меня, нас — каждого. Но сработал защитный инстинкт — обнять ее и забрать ту боль, которая, я видел, была в глубине ее глаз.
Я сломался. Я нахрен сломался.
Поцеловал ее и разрушил последнюю стену, которая шаталась годами.
Мой член никогда не был так болезненно тверд, а я даже еще не думал о сексе. Я думал о ней — девочке, женщине, дерзкой умной цыпочке. Я хотел забрать боль, которую чувствовал в ней, своими поцелуями. Отнести в мою кровать и держать ее, пока она не заснет в моих объятиях. Проснуться в ее беспорядочных, меллированных голубым цветом прядях и с ее едкими замечаниями. И затем я хотел девочку, которую потерял так давно. Я знал, она все еще часть Джорджи. Нежная, невинная девочка, которая пыталась всем угодить, которая не была сломана и наполнена гневом и болью так сильно, что пытается блокировать все с помощью всей этой чуши.
Иисусе, я привел ее к этому? Почему она притворяется тем, кем не является?
Я хотел ее так долго, что границы сейчас размыты. Она почти моя одержимость. Я знал это, мои люди отлично знали это.
Причина, по которой я никогда не делал ее своей, растворилась в том, что я хотел и в чем нуждался, и больше я не уверен, была ли она настоящей. Сначала я пытался сделать все правильно и сдержать свое слово Коннору, но сейчас… сейчас правильное смыло волной. Больше нет правильного. За исключением одного, правильно ли, что я забирал ее в свой дурацкий мир?
Скрипнула дверь, и я поднял голову. Джорджи стояла, одетая в мешковатые серые спортивные штаны и свободную рубашку с V-образным вырезом. Я увидел трансформацию. Она взяла себя в руки и сейчас готова к бою, но я собираюсь снова выбить ее из колеи. Мне нужна правда, и если я не получу ее, то осознаю, что единственное, что мне останется — уйти.
— Серьезно, Дек?
Она указала на одежду на ней.
Я почувствовал, как уголки моих губ поднимаются. Несмотря на всю эту чушь, произошедшую с ней, она все еще может заставить меня улыбаться.
— Это все, что есть.
У меня всегда есть цель, в том, что я делаю, и чертовски хорошо, что Тайлер принес сумку со спортивными штанами и мешковатыми футболками. Хотя это не сработало на все сто, она все еще выглядела чертовски горячо.
Я наблюдаю за ней, она думает, что это все, и это мило. Да, она упускает общую картину. Она размышляет о том, стоит ли ей надавить вопросами или спустить на тормозах. Джорджи хороша в давлении, но она чертовски умна и также знает, когда заткнуться.
— Я хочу мороженое.
И она спустила на тормозах, возможно, испугавшись, что я сам начну задавать вопросы.
А я начну. Просто не прямо сейчас.
Она отставила ногу и положила руку на бедро. Чертовы спортивные штаны, они не должны демонстрировать ее тело и все же…
— Клубничное. У тебя есть? Я думаю о том, чтобы обмазать все свое тело и позволить тебе слизать его.
И вот он, дерзкий флирт, за которым она прячется.
Я уставился на нее на несколько секунд, пока мой член увеличивался от возникшей в мыслях картинки. Она лежит на спине, извивающаяся подо мной, руки над ее головой, в то время как я покрываю ее тело мороженым, и после дюйм за дюймом слизываю с нее, до тех пор, пока не останется только одно местечко — между ее бедер. Она изогнется вверх, ближе ко мне, умоляя дать ей то, что она хочет, а я буду отказывать, пока она не подчинится мне полностью.
Джорджи в полном и абсолютном подчинении.
Да, я получу это от нее.
Я живу, доверяясь инстинкту. Это ведет меня, защищает меня, и это будет мой переломный момент. Потому что Джорджи, стоящая здесь, трезвая, красивая и… Иисусе, невинная, милая, дерзкая и упрямая.
— Или мы можем сделать это с твоим членом. Мой рот…
— Прекрати.
Мне нужно, чтобы она прекратила до того, как я бросил бы ее на кровать и трахнул.
Попытки скрыть свою уязвимость больше не сработают. Я эксперт в том, как вытащить правду из людей. Я знаю способы, и собираюсь использовать их на ней. Она будет волноваться. Чувствовать себя не в своей тарелке. Неуверенная, в ожидании, когда я наброшусь. А я наброшусь, и сильно.
— Оно в морозилке.
ГЛАВА 9
Джорджи
