Макс усаживает на себя верхом и вытирает мои слезы. Я же через пелену пытаюсь увидеть его эмоции. Взволнован. Будто не было разговора. Он так смотрит, что сворачивается сердечко в клубок и сильнее содрогается в импульсивных ударах.
— Ника, посмотри на меня, — гладит и гладит по лицу. — Мы здесь по ряду причин. Завтра утром тебя увезут. Доставят по дома. Я не смогу поехать. Мне тут нужно разгрести кое-что. Не знаю сколько времени понадобится. Знай это. Помни одно — я к тебе хоть с того света вернусь. Слышишь? Даже если потребуется положить всех, я вернусь к тебе. Жди меня, Ник. Ты все, что есть у меня. Поняла? — встряхивает легонько. Его слова так горячи и проникновенны. Я словно под гипнозом. Качаю головой в ответ. — Меня ненадолго отпустили к тебе. На одну ночь. Завтра нужно быть на месте, — ряд неясных слов пугает и дезориентирует. — Но я справлюсь. К Киру больше не вернешься.
Он еще долго говорит. Как ребенка успокаивает. Качает и обнимает. Он снова прежний, он снова мой. Мне так легко и приятно в его руках, что понимаю — вот тут мое место. Я борюсь с собой. Разум и эмоции сошлись в безумной схватке.
Но не дает мне покоя лишь одна навязчивая мысль, колотящаяся в голове — это наша последняя встреча. Тайпанову грозит смертельная опасность. Чувствую.
27
— Готов? Поехали.
Сычев выруливает, резко трогая с места. Насрать. Пусть хоть разобьемся. Ничего больше не колышет в принципе. Ника уехала. Лось добросит до дома в целости, можно не сомневаться. Весь лимит возможностей я использовал. Привезти, провести рядом с ней время и увезти. Теперь все.
По хер. Все бы отдал, что есть. На разбор внутренних органом пошел бы, но не отказался. Маленькая моя…
— К Колобку сразу поедем. Он рвет и мечет.
Киваю, смотрю перед собой и не вижу ровным счетом ничего. Хоть к сатане. Хотя они мало чем отличаются, если честно. После того, как меня загребли жизнь играет мрачными красками. Теперь либо сдохну, либо выживу. Первое кажется наиболее очевидным.
Ни о чем не жалею, делал то, что должен был. И если вновь доведись, совершил бы то же самое недрогнувшей рукой. Всплыло, сука…
Дела давно минувших дней. Вот же блядство!
— Грозит?
Возможно, кому-то покажется странным, что я запросто разговариваю со следаком, но у нас так принято. В разборы внутренних дел не посвящается ген-прокуратура. Наше ведомство не заточено на прямое контактирование. Если, конечно, верхом дерьмо не всплывает. Вроде общие задачи объединяют, но, по сути, мы разные. Хотя при особо важных заданиях сливаемся, но потом расход обеспечен. Такие правила.
— Есть немного. Тревожно… Почему ты мне сразу не сказал? Ты что, решил, что в праве сам вершить суд? Хуево, Макс. Теперь сложно будет отмотать. Ты не имел права на это, понимаешь или нет?
— Там были наши парни. И они погибли. По его вине!
— Понимаю. Понимаю! Но есть четкие инструкции. И ты, блядь, не бог!
— Похуй. Отвечу.
— Дурак.
Киваю. Злость снова накрывает черным капюшоном. Возвращаться в прошлое больше не хочу. Все уже случилось. Главное сегодня пойму, чем платить придется.
В молчании доезжаем до офиса Колобка. Пока иду, стараюсь ни о чем не думать. Как будет теперь. Хотя врать смысла самому себе нет. Это раньше ринулся бы искупать, а теперь за спиной Ника. Толкаю дверь.
На меня в упор смотрит Колобок. Вид такой, что черта напугать сможет. Сверкает глазами почище дьявола.
— Садись, — отрывисто бросает и утыкается в бумаги.
Сыч испаряется. Ему тут делать больше нечего. Тишину нарушает только раздраженное черкание по бумаге. Жду.
— Ты нарушил правило.
Ответить нечего. Да, все так и есть. Но во благо же. Как не понимать такое? Оправдываться не буду. Не мое это. Тем более, что доказательств особо нет, я так понял. Точнее есть, но не такого масштаба, за что меня убрать можно.
— Твое, — бросает через стол мой жетон.
Все. Это все.
Жетон приземляется с тем расчетом, чтобы хорошо рассмотреть. Колобку в меткости не откажешь. Метать ножи только он учит, никому не доверяет. Не всех дрессирует, конечно, только элиту и мне, сука, повезло в нее попасть.
Смятый, пропаленный и давно мной утерянный жетон врезается в мозг, сигналит о том, что мне конец. Просрать свой оберег — это залет номер два. Таким образом падаю все ниже и ниже.
— Мое.
— Почему я узнаю об этом только сейчас? Отвечай!
— Я действовал по обстоятельствам.
— Ты самовольно и без предупреждения покинул свою зону ответственности, — плюется Колобок словами, как пулями. — Ты не передал сведения о Воронцове, что могло бы изменить ход событий. Где они? Бумаги где? Запись? Что у тебя осталось?
— Ничего, — спокойно вру. — Много времени прошло.
Колобок замолкает. Он медленно постукивает пальцами по полированной поверхности. Поправив очки, склоняется вперед.
— Гюрза, — растягивает гласные. — Ты знаешь почему я с тобой лично вожусь? Ведь обычного бойца давно бы к стенке поставил и по законам времени. Ты пока еще один из лучших воинов, входящих в особое отделение. Я тебя лично воспитывал, лично учил всему, что сам знаю. Так какого выгребываешься? Забудь сейчас, что в кабинете сидим. Давай, я слушаю.
Выхода нет. Поворошим гнилье. Настал момент.
— Кир нарушил приказ. Подставил парней. Он начал операцию раньше времени. Этим воспользовались бородатые. Воронцов переоценил свои возможности, за что пострадали люди. Рота! Вся рота полегла из-за понтореза Кирилла.
— Подожди, — с нажимом тормозит меня Колобок. — Ничего нового. Воронцов был под следствием. Он отсидел свое и вышел с понижением. Простым рядовым пришел в другую структуру. Проще чем наша, но все же. А в целом, Макс, он правильно сделал. Там выхода не было.
— Был, блядь, там выход!
— Не ори!
— Прости, бать. Извини.
Он отворачивается. Вырвалось. Жалею. Когда-то мы его и так называли, но теперь при сегодняшнем размере конторы, старые клички как минимум неуместны.
— Помнишь пятьсот АК заменили на складе? Шаман, сука, гореть ему в аду, — даже сейчас при имени предателя сворачивает кровь. — Перед этой операцией как раз. Наших парней снабдили ими. Так вот Кир знал о замене. Я дорылся. Никаких бумаг не было. Все записано здесь, — стучу по свое голове. — А когда началась перестрелка, у наших просто стволы заклинило, а Воронцова обломками завалило. Нашли потом, когда с пацанами подтянулись. У него АК исправный был, кстати. Так что моя ошибка в том, что не сдал его тебе лично, прыгнул через голову. Иначе расстрел был бы. Вот и все.
Колобок смотрит без эмоций. Взгляд его пуст и мрачен. Тот случай с автоматами имел место быть. Разобрался быстро, наказана была вся цепочка продажных тварей. Структура тогда только набирала обороты. Теперь же все выстроено идеально, все работает, как хорошо смазанная цепь. Просто только что я напомнил бате, что он не всей информацией владел, а Колобок такого не прощает.
— Кир написал о твоем причастии к делу. С Доказательствами. С фотографиями, где именно ты разговариваешь с Шаманом, а не он. Как раз перед операцией. В том, где ты обвиняешь его, Ворон показывает на тебя. Кир хочет вернуться в структуру.
Вот же сука!
Деньги понадобились. Он все просчитал. Меня убирают, а он возвращается весь в белом. Молодец! Впервые в жизни жалею, что не сдал его тогда с потрохами, но теперь поздно.
— Отрицаю. Его слова против моих. С Шаманом тогда все разговаривали. Не было подозрений, что он тварь. Вопрос в том, почему фотографировали именно меня, но я понимаю, что ответа не будет. Как по мне, все очевидно.
— Помолчи сейчас, — нажимает Колобок. — Слушай. Тебе нужно выполнить следующее. Сделаешь, все вопросы сниму. Оставим что было. Каждый уже получил свое, но простить залёты не смогу. Искупай. С бабой своей разберешься позже. Внимай, Макс.
Пока он неспеша рассказывает о поставленной задаче, понимаю, что живым не выбраться. Это задание для смертника. Ошибок мне никто не простит.
