Коул посмотрел на неё, она посмотрела на него, и в это мгновение наступило временное перемирие.
ГЛАВА 37
— Я не поверил, думал, ты малость того, не в себе, но, чёрт возьми, она идеальна, — воскликнул Дон Вашонис с заднего сиденья, его руки с энтузиазмом замолотили по спинке сиденья Коула.
Коул неловко поёрзал на стуле.
— Ну, не идеальна.
— Ты шутишь? Бог, блядь, подсадил гены Иды Пинкертон из пробирки в мать этой девушки. Ох, прошу прощения, маму, — он рассмеялся, как гиена, и снова ударил по сиденью, от чего плечи Коула подпрыгнули. — Чертовски идеальна!
В таком городе, как Куинси, даже слепой может иметь чувство направления. Коул свернул направо, а через три километра налево. Довольный собой, он въехал на пустую парковку аэропорта и остановился. Перед ними на разбитой взлётной полосе стоял самолёт, важный и дорогой. Рядом, в поношенном комбинезоне, возбуждённо махал рукой мужчина.
— Как зовут этого парня? — Коул посмотрел на Бена, указывая на мужчину.
— Уоллес. Саммер зовёт его Уолли. Он фактически владеет аэропортом.
— Приму к сведению, — с сомнением сказал Коул, глядя на мужчину.
— На самом деле это одно из мест съёмок. Мы договорились, что он на две недели полностью закроет полосу.
— Если только нам не понадобится её использовать. Для реальных полётов, — это была проверка, но побледневшее лицо Бена стало тревожным.
— Мог бы и сам догадаться, — с трудом совладал с собой мужчина.
— Проверь, — сказал Коул Бену. В машине включилось освещение, когда Дон вышел. Коул опустил стекло и пожал протянутую руку Дона. — Увидимся через две недели.
— Я займусь кастингом и правовыми вопросами контрактов. Пусть пиар-отдел займётся Саммер. Скажи, чтобы была готова, в её жизни скоро начнутся большие перемены.
— Я сказал ей, что мы заплатим пятьсот тысяч.
— Серьёзно? — рассмеялся Дон. — О чём думал её агент?
— Да ладно тебе, — усмехнулся Коул. — Нам повезло, что она не требует оплаты кукурузными початками. Нет никакого агента. Скажи юристам, что мы можем действовать с контрактом более агрессивно.
— Ну, только до тех пор, пока ты не станешь обсуждать это с ней, — Дон похлопал по капоту и отступил назад.
— Спокойного полёта, — помахал рукой Коул и посмотрел, как Дон идёт к самолёту. Он завёл машину и повернулся к Бену. — Окей. Давай теперь немного поспим.
ГЛАВА 38
Я сидела на полу, прижавшись губами к оконной раскладке, и смотрела, как уезжает машина Бена, свет её фар пробивался сквозь хлопковые поля. Я сидела, поджав колени, в позе ребёнка и была почти уверена, что вот сейчас войдёт мама, включит верхний свет и обнаружит меня. Как это всегда чудно́ получается. Десять лет в пустой комнате ты ведёшь себя хорошо, а потом, стоит тебе только напортачить, как кто-нибудь входит и ловит тебя.
Я не сделала ничего плохого, не доставила никому неудобств, но не хотела, чтобы мама или кто-нибудь ещё в этот момент меня видел. Мне хотелось вздохнуть спокойно, посмотреть, как отъезжают мужчины, и поразмышлять.
Мне кажется, я справлюсь. Трудно было понять, что им нужно. Я читала книгу и знала, какой была Ида Пинкертон, но представление американцев о решительной южанке часто отличалось от реальности. И я не была уверена, какая версия, истинная или вымышленная, отпечаталась в сознании Коула и режиссёра. Коул. Забавно, что я уже думала о нём именно так. Он так долго был Коулом Мастеном – всё в одном наборе, где фамилия является неотъемлемой частью его имени, – окружённым в моём сознании блеском и звёздами. Я называла его по имени не из-за фамильярности: мы с ним всё ещё были незнакомцами, несмотря на наши редкие разговоры. Я опустила его фамилию, когда сидела и думала об этом, потому что блеск исчез, звёзды поблекли. Образ КОУЛА МАСТЕНА растворился. Прямо здесь, у окна, и это было печально.
Машина Бена, набирая скорость, повернула налево, и если бы было светло, то можно было увидеть поднятый ей столб дорожной пыли. Но в ночной темноте я могла разглядеть лишь тусклые красные и белые точки, переходящие в размытые пятна, а затем превратившиеся в ничто.
Я не хочу повторить судьбу своей матери.
Я уеду из этого города. Не знаю, куда поеду и что буду делать, но это будет что-то абсолютно другое.
Закрыв глаза, я подтянула колени к груди. Посмотрела на пустые тарелки, сложенные на кухонном столе, на подсохшие кусочки пирога. Заметила оставленный стакан чая, влажное пятно на деревянной поверхности, увидев которое мама сошла бы с ума. Вспомнила о куче грязной посуды, сложенной в пустую корзину для белья и засунутой в шкаф. Нужно было заняться всем этим прямо сейчас.
Но я ничего не стала делать. Только прижала колени к груди и наслаждалась этим ужасным моментом, который мог изменить всю мою жизнь.
ТРИ ДНЯ СПУСТЯ
Коул стоял не в гостиной, а посреди куриного ада. Обои с курами. Курицы на часах (или часы в виде курицы). Курицы на подушках. Курицы по краю тарелок. Уперев руки в бока, Коул медленно осмотрел гостиную, его плечи передёрнуло, когда он полностью осознал катастрофу, которая в течение следующих четырёх месяцев должна была стать его домом.
— Это шутка? — наконец выдавил он. — Серьёзно? Я что, на самом деле должен здесь жить?
Бен побледнел, а Саммер, чёрт бы её побрал, рассмеялась. Он уставился на неё, и она прикрыла рот рукой, но её плечи продолжали трястись под лямками красного сарафана. Сарафан. Сумасшествие заключалось в том, что платье длиной до колен выглядело сексуальнее, чем любое мини, и ещё безумнее было то, что он не мог оторвать глаз от её ног. Эта женщина понятия не имела, какой наряд подходит для… ну… неважно для чего. Он посмотрел в сторону кухни.
— Пожалуйста, скажи, что только в этой комнате творится такое безобразие.
Он сделал шаг к открытой двери; Бен забеспокоился, хихиканье Саммер усилилось, и Коул, хмуро посмотрев на обоих, протиснулся мимо них на кухню и остановился в дверях.
Там тоже были курицы. Керамические, примостившиеся на шкафчиках, поселившиеся рядом с кофейником, жестяная банка из-под печенья с особенно жирной курицей. Коврик с курицей перед раковиной, занавески по обе стороны окна. Он подошёл ближе и всмотрелся… точно.
— Ручки у шкафа тоже в виде курицы, — сказал он вслух. — Да вы что, ей-богу?
— Это петухи, — сообщила Саммер, как будто это имело какое-то значение. — Не курицы. Заметь, у них есть красный гребешок и серёжки.
— Они жуткие, — возразил Коул, поворачиваясь к ней. — Будто человеческие органы в шкафу у Дамера1.
— Нет, вот это жутко, — ответила Саммер, подняв бровь. — Кто думает об этом, когда видит петухов?
Её глаза… они отвлекали. Озорной блеск в них зажёг где-то внутри него искру. Неправильную искру. Только не из-за этой девушки.
Коул первым отвёл взгляд. Наконец он заговорил, повернувшись к окну:
— Я хочу, чтобы отсюда убрали всё деревенское дерьмо.
— Здесь так мило, — вставила Саммер. — И по-домашнему.
Так оно и было. Ещё одна причина, чтобы всё это убрать.
— Мы не можем ничего здесь трогать, — заговорил Бен. — Таково было весьма жёсткое условие Синди Киркленд. Здесь ничего нельзя менять.
— И кто согласился на это дерьмо? — взорвался Коул.
— Мы, — спокойно ответила Саммер, делая шаг вперёд, как будто ожидала противостояние. — И это дерьмо – единственная причина, по которой ты остановился здесь, а не в отеле. Ты знаешь, сколько Бен потратил усилий? Конечно же, нет! Ты был слишком занят в Калифорнии, в окружении своих…
Внезапно искра превратилась в пламя, и рот Коула оказался на её рту, слова были проглочены, руки нашли талию Саммер и толкнули, её ноги споткнулись, спина – это чёртово платье – ударилась о кухонную стойку. У неё был вкус сладкого грёбаного протеста, но тут её язык смягчился, принимая его поцелуй. А потом обе руки девушки легли ему на грудь, и её прелестная, острая коленка жёстко заехала ему между ног.
