Вспоминаю, как нежно и неумело Вита целовала. Как тянулась, льнула всем телом. Как сидела передо мной голая, покорно раздвинув ноги в стороны, пока я ласкал её пальцами и, словно чокнутый, вдыхал густой запах возбуждения. Достаточно было расстегнуть молнию, надеть презерватив и войти в неё, такую влажную и горячую, тем более Вита сама просила.
Не помню, каким чудом сдержался. В паху болезненно ныло, похоть захлёстывала с головой. Руки дрожали, как у запойного алкоголика, меня конкретно вело. Остановился вовсе не из-за разницы в возрасте, и даже не из-за отца, который, возможно, перевернулся бы в гробу, если бы узнал, как именно я забочусь о его падчерице. Отрезвил тот факт, что Вита совсем дурная и неопытная ещё. Сегодня любит одного, завтра хочет заняться сексом с другим. Сначала делает, затем думает. В её возрасте это вполне нормально, я и сам был таким. Утром, когда схлынул бы кураж и вышел бы весь алкоголь из крови, она наверняка схватилась бы за голову и пожалела о случившемся. Я старше и мудрее, а значит, должен был притормозить первым.
На часах половина двенадцатого ночи — даю бойцам команду расходиться по домам, а сам направляюсь на парковку. Глаза слипаются от усталости, я вспоминаю, что не предупредил Виту о том, что задержусь. Достаю телефон, набираю сообщение, чтобы не ждала. Она что-то печатает, стирает и так несколько раз подряд.
«Даже не собиралась», — приходит ответ.
Не обязательно быть провидцем, чтобы понять: она обижается. Это логично и вполне заслуженно. Просто черта не знаю, как себя с ней вести. Вчера пытался объяснить, что я не тот, кто ей подходит для первого раза, но она и слушать не захотела. Обиделась, фыркнула и, что-то бормоча себе под нос, сбежала в комнату.
Завожу двигатель, еду в сторону посёлка. Спрашивается, какого хрена вообще полез к ней? Можно списать этот эпизод на длительное воздержание, но я же не подросток, страдающий спермотоксикозом. Были у меня и более длительные периоды без секса. Да, потрахаться в последнее время не получалось — с Леной одни скандалы. У неё то месячные, то дурной характер проклёвывается. А тут Вита… Провоцирует, распаляет. Проблемная, дерзкая и временами невыносимая, но такой у меня точно ещё не было.
В доме темно, не горит свет. Прохожу на кухню, заглядываю в холодильник и на плиту. Пусто! Я только один раз за сегодня ел.
Открываю урну, усмехаюсь. Дурочка, так и думал: выбросила всё, что приготовила. Мясо, картофель, какой-то пирог с ягодами. В желудке настойчиво урчит, но ни времени, ни желания самостоятельно готовить у меня нет.
Поднимаюсь к себе в комнату и без сил валюсь на кровать. Засыпаю моментально и в следующий раз открываю глаза лишь в половине десятого. Сегодня выходной, а значит, можно поваляться подольше. Переодевшись в спортивную одежду, выхожу на пробежку. Погода пасмурная, моросит мелкий дождь. Я обещал матери, что заеду, чтобы помочь ей по дому.
Родители развелись, когда мне исполнилось пятнадцать. Сколько себя помню, вокруг отца всегда вились женщины. Мать долго терпела и верила ему на слово, но в один прекрасный день, когда одна особо наглая и прожжённая пришла к ней с вещдоками, подала на развод. После этого мама так и не встретила достойного мужчину. Живёт одна, работает школьным учителем. Каждую неделю ходит на могилу к отцу и, кажется, до сих пор не может его отпустить и простить.
Приняв душ, я спускаюсь на кухню. Утром ждёт та же картина, что и вчера ночью. Ну и где мои блины? Тосты? На худой конец каша? Хочу написать Вите, что по заднице получит за то, что второй раз мужика голодным оставляет, но потом понимаю, что это к лучшему. Её обиды, злость. Пусть лучше так, чем лезет с поцелуями.
* * *
— Как давно ты не приезжал, Кирилл! — возмущается мама, но тем не менее крепко обнимает.
— Извини, было много дел. Что тебе починить нужно?
Примерно три года назад мать захотела продать квартиру и переехать за город в частный дом. Ей всегда нравилось копошиться в земле, выращивая цветы, овощи, ягоды и фрукты. Дело сделано, она ни разу не пожалела о своём решении. Вот только забот здесь куда больше, чем в тесной столичной квартире.
— У меня сломалась розетка на кухне, скрипит дверца шкафа, и, если тебе не сложно, перетащи, пожалуйста, мешки с удобрениями в кладовку, а то вчера привезли и выгрузили прямо у ворот! Пыталась предложить денег, чтобы помогли донести, но мужчины наотрез отказались и уехали.
Взяв инструменты, приступаю к ремонту шкафа. Мать в это время болтает без умолку, делится новостями и рассказывает о работе. Чуть позже задаёт вопросы. Самый любимый на все времена: когда я женюсь?
— Хотя не торопись, Кирюш, — отвечает вместо меня же мама. — А то отец твой женился на мне, едва ему двадцать три исполнилось. Молодой, зелёный, не нагулялся ещё, жизни не попробовал. Мы сильно любили друг друга, а потом всё изменилось… Он открыл бизнес, дела пошли в гору. Тут же появились женщины, которым бедный он не нужен был!
Я слышал эту историю сотню раз, причём от обеих сторон. Мать винила отца, отец винил мать. Я никогда никого не защищал, одинаково любил и уважал родителей. С отцом хоть и не жил, но старался общаться достаточно часто.
— Так, шкаф готов, — сообщаю, переводя тему. — Показывай дальнейший фронт работы.
Мы перемещаемся на кухню, где красуется раскуроченная в хлам розетка. Кажется, случайно дотронешься — убьёт нахрен.
— Но всё равно долго не гуляй, сынок. Как-никак тридцать пять исполнилось! Сколько у тебя девушек было — я уже со счёта сбилась! Сейчас кто-то есть?
— Есть, — отмахиваюсь от неё.
— Ну слава Богу! Возможно, родит тебе ребёночка, а я на старости лет понянчу.
— О какой старости речь? — Я прищуриваюсь, глядя на молодое, почти без морщин лицо матери. — Тебе всего пятьдесят пять.
— Такими темпами, как ты планируешь создать семью, я превращусь в дряхлую старуху!
После того как выполняю всю необходимую работу, меня угощают наваристыми щами и пирогами с мясом. Горячая сытная еда идёт на ура после суток голодовки.
— У меня новая соседка появилась, — сообщает мать заговорщическим голосом, пододвигая банку домашней сметаны. — Так вот, у неё дочь такая красавица-студентка. Умная, ладная, трудолюбивая!
— Сколько-сколько, ты говоришь, ей лет?
— Двадцать один! — торжественно заявляет мама.
Меня передёргивает.
— Я пас, — отвечаю резко и чуть тише добавляю: — Хватит с меня малолеток.
Попрощавшись с мамой, заезжаю в городскую квартиру, забираю осенние вещи и гружу их в багажник. По мере приближения к дому ощущаю, как совесть скребёт изнутри острыми когтями. Казалось, что у такой эгоистичной скотины, как я, давно её нет, но, похоже, осталось немного.
И опять в голове Вита, Вита и ещё раз Вита. Чёрт бы её побрал. Пока еду по загородной трассе, разрабатываю дальнейшую тактику. Зря я по-доброму с ней пытался. С сегодняшнего дня включаем игнор и общаемся исключительно по делу. Если не поможет, будем что-то менять. Если и это не поможет — тогда кардинально. Мне стоит ослабить чересчур жёсткий контроль. Хочет — пусть гуляет с друзьями, на свидания ходит, с мальчиками целуется. Желательно своего возраста. У неё рядом со мной крыша едет. Впрочем, как и у меня с ней.
У ворот особняка вижу знакомую красную ауди. Торможу, глушу двигатель. Из седана грациозно выходит Лена и, улыбаясь во весь рот, направляется ко мне. Яркий боевой раскрас, короткое платье, высоченные шпильки, распущенные волосы. Ясно, мириться приехала.
— Кир, я тебя два часа жду! Телефон разрядился, а зарядку с собой не взяла.
— Так ты за зарядкой сюда приехала?
— Не смешно, — улыбается она. — За разрядкой! Впустишь в дом?
На часах только начало первого, Вита приедет не раньше трёх. У меня со вчерашнего дня почти не прекращающийся стояк, едва вспоминаю о той дурацкой ночи. Лена как раз вовремя.
— Второй этаж, комната в левом крыле. Я сейчас подойду.
— Ты как всегда сразу к делу, — шутливо произносит любовница. — Приходится или мириться с тобой, или дальше обижаться.
