Это пикантное раздевание, осуществляемое двумя обнаженными мужчинами с торчащими членами, которые время от времени прикасались к ее нагому телу, заставило покраснеть скромную девушку, как маков цвет. Румянец покрыл не только ее лицо, но даже плечи и грудь. Когда на ней не осталось ничего, я, усевшись в большое кресло, поставил ее на колени перед собой и, прикоснувшись стоячим членом к ее губам, попросил пососать его, и она послушно приняла мое орудие в свой ротик.
Джозеф по моему знаку занял место на полу позади Грейс. Встав на колени, он ввел свой член в ее влажное отверстие, а поскольку я крепко удерживал девушку, запустив руку в ее коротко остриженные волосы и прижимая ее лицо к своему орудию, он охаживал ее со всей яростью, на какую был способен, и в скором времени мы оба, словно рассчитав наши действия до секунды, одновременно выпустили свои заряды в разные отверстия ее тела.
Грейс закашлялась, получив порцию моей влаги – сама она, судя по всему, тоже была близка к оргазму, – и я, наконец, извлек мой обвисший орган из ее рта.
Джозеф протер ее промежность, после чего мы привели в порядок и наши собственные орудия. Поскольку Джозеф и после этого не утратил своей эрекции, я предложил Грейс взять в рот его член и наблюдал, как ее голова ритмично двигается вверх и вниз по этому блестящему от влаги стержню.
Джозеф не стал кончать ей в рот, а внезапно извлек свое орудие, уложил ее на спину, забрался сверху и, обхватив ее ягодицы, принялся охаживать ее со всем пылом и неистовством страсти. Губы его словно приклеились к ее губам, и через какое-то время он наполнил ее зачавшее чрево еще одной порцией своей влаги.
Все это невероятно возбуждающее зрелище: и вид этой застенчивой девушки, которая собиралась через три дня выйти замуж и которую сейчас на моих глазах охаживал мой слуга, и чувственные движения, ерзание и страстные объятия этой тяжело дышащей пары, а затем вид их замерших в изнеможении тел, после того как Джозеф наполнил спермой жаждущее лоно девушки, – все это так подействовало на меня, что мой член вновь обрел твердость железа и я вне себя от вожделения вскочил на ноги.
Наконец Джозеф оторвался от девушки и, подчиняясь моим указаниям, принес из дальнего угла комнаты длинную скамейку, поставил ее в центре, уложил на нее Грейс животом вниз, а потом, встав у изголовья, попросил ее вытянуть вперед руки и крепко зажал их железной хваткой.
Грейс была в недоумении, ибо не знала, для чего это делается, но через минуту ей предстояло узнать об этом, причем в полной мере – я пристроился к ней сзади, раздвинул мягкие, пышные, трепещущие ягодицы и приставил свое орудие прямо к расположенному между ними розовому отверстию.
Теперь она поняла, в чем дело и, ощущая возрастающее давление головки моего члена на непривычный к такому обращению канал, принялась корчиться и извиваться, пытаясь увильнуть, но – слишком поздно: обезумев от желания и совершенно не думая о возможных последствиях, я яростно вклинивал в беспомощную девушку свое безжалостное орудие; после нескольких неистовых рывков мне удалось-таки проникнуть внутрь, и почти сразу же я излил в нее свои любовные соки.
Несколько мгновений я лежал на ней без движения, но, увидев глаза Джозефа, горевшие огнем желания, извлек свое орудие и занял его место у изголовья. Я позволил ему оседлать эту почти потерявшую сознание кобылицу, а сам сдерживал ее безумные рывки, усиливавшиеся по мере того, как Джозеф все глубже и глубже входил в нее, пока не начал охаживать такими дикими качками, что чуть было не сбросил ее со скамейки.
Наконец он кончил, и девушка, бездыханная, затихла, словно жизнь покинула ее. Ее руки и ноги свесились по обе стороны скамейки, а наши, мои и Джозефа, перемешавшиеся семенные жидкости стекали из ее попранного отверстия по губкам ее зачавшего чрева. Жалость пришла на смену похоти: мы с Джозефом перенесли девушку на кровать и оставили ее там на время, чтобы она могла прийти в себя.
Прошло не меньше часа, прежде чем она смогла подняться и одеться. Она явно нервничала и пребывала в смешанных чувствах, поэтому я проводил ее до выхода из дома и, велев Джозефу проверить, нет ли поблизости посторонних глаз, остановился с нею холле.
– Я увижусь с вами после свадьбы? – спросила Грейс, и взгляд ее больших влажных глаз встретился с моим взглядом; при этом она безотчетно положила руку мне на плечо.
– Конечно, – сказал я. – Мы будем часто встречаться, моя милочка, – наклонившись, я поцеловал ее, и податливая влажность ее губ вынудила меня снова сжать ее спелые груди.
– Ой, – сказала она, делая слабую попытку высвободиться, – мне пора. А то вы опять начнете. Я…
В это мгновение вернулся Джозеф и, увидев, чем я занят, собрался было исчезнуть, но я остановил его.
– Джозеф, можешь подавать машину, – сказал я. – Что касается тебя, Грейс, то я намереваюсь еще раз овладеть тобой! – И немедля уложил ее на покрытые ковром ступеньки, вытащил свое орудие и через мгновение был уже в ней – мой член горел огнем в ее нежном гнездышке.
Этот порыв был так внезапен, так страстен, что она обильно смочила меня своей влагой, а я выпустил в нее еще один заряд спермы.
Уже стоя у самых дверей, я попросил ее навестить меня еще раз – вечером следующего дня. Я сказал, что Джозеф, к сожалению, отправится завтра по моим поручениям далеко за город и не сможет ее привезти.
Грейс пришла на следующий день, причем раньше обычного. Наполнив вином пару бокалов, мы быстро разделись и улеглись в кровать. Мы принялись ласкать друг друга, и наша страсть стремительно разгоралась, но я не хотел, чтобы все закончилось слишком быстро. Несколько минут я делал ей что-то вроде шведского массажа, и наконец вся она превратилась в одно жгучее желание. Тогда, чувствуя, что страсть ее достигла апогея, я принялся целовать ее, начав с задней стороны шеи и спускаясь по спине вниз. Затем я переменил положение – сполз с нее и улегся рядом. Мои губы двигались вдоль ее позвоночника к лоснящейся круглой попке. Она вся тряслась от вожделения и буквально дергалась из стороны в сторону.
Я не оставил без ласки ни одного местечка на ее теле – мои губы прошлись по ее ногам, да и вся ее горячая плоть была осыпана тысячами поцелуев. Наконец я добрался до ступней, которые тоже собирался поцеловать, но тут обнаружил, что эта часть ее тела очень чувствительна к щекотке, а потому вынужден был оставить свои попытки. Однако, вспомнив знаменитый восточный способ возбуждения страсти (говорят, что этот способ может возбудить даже самую фригидную женщину, считающуюся абсолютно бесчувственной, так что ни одна женщина, если к ней применить этот способ, не может остаться равнодушной, какой бы холодной она ни была), я взял в рот большой палец ее ноги и начал щекотать его кончиком языка. Грейс немедленно впала в пароксизм страсти. Она принялась метаться по кровати, ее руки хватались за простыни, она стонала от возбуждения и удовольствия.
