Lina Mur - Fifty And One Step Bac

меня на колени перед Ником. Я вновь и вновь

перевариваю в себе его слова, сравнивая с

родительскими. Его отношение ко мне, его доброту и

заботу. Он нужен мне сейчас, мне необходимо взять

его руку и понять, что я не одна среди них. А ведь все

началось с него. Как только я разрешила себе

чувствовать, так буря из этих эмоций снесла меня с

ног и оставила в пустыне, где меня обдаёт

обжигающим ветром. И я также иссушена и потеряна в

ней. Мне требуется оазис, которым стал для меня Ник.

Я вздыхаю, смахивая слезу, и опускаюсь на пол, поджимая колени к груди.

- Получила? Выгнала она тебя? — хмыкает надо мной

Тейра.

- Отвали, — цежу я, смотря впереди себя.

- Почему ты такая, Миша? Он ведь любил тебя больше

чем меня. Он давал тебе больше чем мне. А ты

предала его. Разве этот Холд стоит этого? — с

отвращением шипит она, и я воинственно поднимаю

голову, готовая защищать всегда и при любых

обстоятельствах имя Ника.

- Нет, Тейра, он не знал, что такое любовь. И ты не

знаешь. Но поверь мне, когда ты встретишь её, ты

увидишь каждого с другой стороны. И да, видимо, он

мало мне всыпал, мало я потеряла крови и получила

швы. Хочешь посмотреть? — я уже подскакиваю с

меня, пока внутри меня поднимается

неконтролируемая буря из всего, с чем я столкнулась

за последние время.

Словно сумасшедшая, я срываю с себя халат и куртку, затем закатываю рукава кофты, развязывая бинты, и

тыкаю своими ужасными и уродливыми швами в лицо

шокированной сестры.

- Вот, посмотри, что такое отцовская любовь. И такие

раны не только на коже, Тейра, они внутри меня. Они

изрезали меня всю, моё сердце ещё больше

кровоточило, чем они. Неужели, я так провинилась, что не заслужила настоящей любви? Неужели, ты так

меня ненавидишь из-за этой гребаной любви отца, который только и делал, что продавал меня? Так я

дарю тебе это. Возьми и пользуйся, почувствуй это на

себе. Может быть, тогда мне удастся спать без

кошмаров. Ты хоть раз в жизни боялась спать? Нет, потому что ты ни хрена не знаешь ни о моей жизни, ни

о том, что я чувствую. А я не боюсь спать только

рядом с одним человеком, который защищает меня, который в ту ночь не бросил меня, как сделали вы все.

Продолжай ненавидеть меня за то, что ты выдумала

себе. Только вот я к тебе ненависти не испытываю. Ты

моя сестра, и я никогда не пожелаю тебе узнать, что

такое быть на моём месте, — я подхватываю свои

вещи и несусь по коридору, смахивая слезы.

Конечно, охрана думает, что я так расчувствовалась

из-за отца. Но нет, мне действительно тошно внутри, потому что никто не желает меня понять. Потому что я

не они. Потому что я другая, неправильная среди них

и слишком изнурённая. Я одна среди них и мне не

выстоять.

Я смотрю на своё отражение в уборной и ополаскиваю

лицо ледяной водой, чтобы дать себе немного сил для

нахождения тут. Придя немного в себя, я возвращаюсь

к палате, но не решаюсь туда зайти, опускаясь на пол

рядом.

Время. Иногда оно бежит так быстро, не давая

возможности насладиться каждой секундой. А иногда

тянется, высасывая из тебя жизненную силу. Слова

Ника, сказанные когда-то на крыше его дома, проносятся в голове. И теперь я понимаю их. С

каждым движением секундной стрелки мы меняемся, все вокруг нас живёт, оставляя мысли и людей в

прошлом. С каждым движением секундной стрелки

наше восприятие действительности тухнет, потому что

оно уходит в уже пройденный этап. Время, оно

неумолимо и стабильно будет идти мимо нас, пока мы, такие глупые, будем терять бесценные крупицы

собственной жизни. В моём случае я потеряла все, за

что боролась вчера, что добилась от Ника.

Наверное, я все же плохая дочь, потому что я

продолжаю волноваться больше о том, как мы будем

жить дальше. Я не знаю, почему так происходит, почему семейные узы меркнут, когда мы встречаем

любовь. Она сильнее, чем все в этом мире. И если бы

в нашей семье мы были знакомы с этим чувством, то

никогда бы тут не находились.

Я слышу шаги и поднимаюсь на ноги, видя пожилого

врача, идущего в нашем направлении.

- Здравствуйте, я дочь Тревора Пейна. Какие

прогнозы? — спрашиваю я немного хрипло и нервно у

удивлённо остановившегося врача.

- Хм, я думал, что только...Добрый вечер, мисс Пейн. Я

кардиохирург — Стюард Эйр. Ваш отец в критическом

состоянии, но мы больше не можем ждать, чтобы

провести повторную операцию, попытаться ещё раз.

Но мы не даём гарантий в том, что все получится.

- То есть вы говорите, что он может умереть? — с

ужасом шепчу я.

- К сожалению, операции на сердце не всегда

проходят удачно, а тем более с диагнозом вашего

отца, — поджав губы, отвечает мужчина.

- Мы не знали...я не знала, что так все плохо, — хмурюсь я, воспринимая его слова глубже, холодя все

внутри.

- Вам лучше поговорить с лечащим врачом мистер

Пейна, он сейчас на обходе, но будет тут после

операции. Насколько мы знаем, ваш отец уже восемь

лет проходит лечение каждое полугодие у него. А

сейчас простите, мне надо подготовить пациента к

операции, — врач входит в палату, а я остаюсь в

белоснежном коридоре.

Вот об этом я и говорила. Папа даже ни разу не

упоминал об этом. Никто не был в курсе его

настоящего состояния. Возможно, тогда всё было бы

иначе.

Я смотрю на все со стороны, пока маме что-то

объясняют, но я вижу, что ей скучно. Ей чёрт возьми

скучно тут, и в миллионы раз за этот день ужасаюсь, кто такие мои родители. Отца увозят, а мы снова

расходимся по своим углам, не разговаривая друг с

другом.

Я больше не могу сидеть в коридоре, поэтому

ближайшие девяносто минут, пока будет длиться

операция, решаю провести в кафе.

Вновь это время, секундные стрелки и ожидание.

Голова становится пустой, мыслей нет, только кофе

согревает тело, а руки остаются ледяными.

Я беру телефон, ожидая, что хоть что-то найду в нём.

Но ничего. Он даже не звонил мне. Только Сара и

Амалия спрашивали о состоянии отца. И я ответила

им все, как есть, отключив эту бесполезную вещь и

бросив обратно в рюкзак.

По прошествии операционного времени я

возвращаюсь в палату, и на меня отвлекаются от