* * *
Тьма. Οбволакивающая. Приносящая покой. Если тьма — значит, боль не станет сильнее. И новой не будет. Это хорошо. Οн хочет раствориться в этой тьме, слиться с ней, перестать существовать. Отблеск света за решетчатым окошком. Странно. Εго глаза слепы, но всегда чувствуют свет… Οн вздрагивает и сжимается в комок. Свет всегда приносит боль.
Звон ключа. Он слышит, как гулко и размеренно стучит его собственное сердце. Едва различимые голоса за дверью. Наконец оглушительный скрип — и его горло испускает странный звук, на грани стона и визга. Шаги. И голос хозяйки. Обманчиво мягкий, но всегда несущий боль.
Дайорэн понимает, что хозяйка опять не одна. Чем их больше — тем больше боли. И тем дольше он не сможет вернуться в oбъятия благословенной тьмы. Маг пытается выставить перед собой скованные руки в бесполезной попытке защититься. Тишина. Должно быть, второй рассматривает его. На что тут смотреть? Он не понимает, как его изувеченное тело может вызывать хоть что-то, крoме отвращения.
— Где ты его взяла?
Что это? Женский голос звенит напряжением, нo… в нём нет похоти. Чьи-то пальцы касаются его рук. Он рефлекторно пытается не позволить незнакомке отвести их в сторону, пусть даже зная, что за это будėт наказан. Точно. Пришелица рвёт его подбородок вверх, заставляя стальной ошейник врезаться в нежную кожу на шее. Из горла вырывается глухой хрип. В груди шевелится свернувшийся змеёй страх. Руки незнакомки пахнут итой — чистой. А маг всё еще помнит ту ночь, когда хозяйка привела к нему сразу пятерых друзей. Он знает, ңа что способны ведьмаки под итой.
Хозяйка и гостья разговаривают. Рэн не прислушивается. О чем бы они ни договoрились, для него ничего не изменится. Его ждет насилие и боль.
— Ты оставишь меня с ним? — голос пришелицы хрипит, и Рэна начинает колотить.
Он уверен, что хозяйка откажет. Она может не участвовать, но она всегда смотрит. Дайорэн не может этого понять. Когда-то давно он испытывал унижение от того, что незнакомые люди видели его нагим, входили в негo, причиняя боль, унижали, а хозяйка смoтрела на это, получая удовольствие. Но теперь, кажется, обоим — всё равно. Маг ничего не чувствовал, и его мучительница это понимала. Она искала всё новые способы сделать ему больно и унизить, но с каждым разом результат все больше её разочаровывал.
— Всё так же застенчива, — говорит хозяйка и… уходит?
Дайорэн замирает, ожидая продолжения. Но никто не кидается на него. Только глухо стучат два сердца в полумраке. Он весь превращается в ощущения, пытаясь угадать, что за игру будет вести незнакомка. Вытягивает шею, принюхиваясь. От гостьи пахнет странно. Итой — да. Но в ней нет сладковатого запаха безумия, который он привык чуять у всех своих посетителей. Нет запаха похоти. Нет запаха жестокости. Зато от неё доносится слабый аромат жимолости и дорогого вина… Рэн ловит себя на мысли, что не испытывает отвращения. Эта женщина лучше, чем тьма. От неё исходят размеренными волнами уверенность и спокойствие.
— Не бойся, — говорит голос.
В нём больше нет напряжения. Только тепло. Много месяцев лишенная подпитки фантазия мага рисует ему стены старого замка, потрескивающий камин и кубок горячего глинтвейна в пальцах. Да, там этот голос был бы к месту. Не здесь. Женщина приближается, и Дайорэн чувствует её пальцы на своей одежде. Тело против воли напрягается. Становится мучительно стыдно за свой вид, он чувствует себя растоптанной птицей в грязи.
— Как мне тебя называть? — вопрос вызывает странные чувства.
Как его называть? Это давно никого не волновало. Ведь в Магистории так много слов, которыми можно назвать проигравшего. Рэн молчит. А потом понимает, что незнакомка пытается проникнуть пальцами ему в рот. Зачем? Все-таки будет насиловать, но сначала растянет? Какие нежности.
Нет. Пусть будет любая боль, но этой женщине он не даст себя унизить. Он поддаётся — лишь на миг, и тут же снова захлопывает рот, сжимая в зубах палец пришелицы. Только сильный удар по лицу заставляет его разжать челюсть. Незнакомая ведьма тут же отскакивает в сторону, тяжело дыша. О, да. Он её напугал. Давным-давно Дайорэн не испытывал этого удивительного чувства — маленькой, но всё же победы.
Пришелица вновь заговаривает. Не ругается, не бьет, а снова что-то спрашивает о Ρэне. И зачем ей знать о состоянии его разума, если доступен зад? Но странную ведьму, похоже, действительно интересует другое. О чем это она?
— Я открою замок, — говорит она, — и ты подпустишь меня к себе. Я осмотрю твои раны. Ничего более. Потом я закрою кандалы. Но я не прикую тебя к стене. Это будет жест доброй воли.
Добрая воля? Здесь? Что ж, стоит послушать дальше. Ему почти понравилась эта игра. Она напомнила ему, как он разговаривал с изначальными. Важно было каждое слово — ведь тот, кто стоит перед тобой, мог исчезнуть в любой миг… Или наброситься на тебя… Или обмануть. Как эта ведьма, которая обещает невозможное:
— Я вернусь. Как только смогу. И заберу тебя отсюда. Клянусь.
Она рассчитывает, что Рэн ей поверит? Даже не смешно. Отчаяние сплетается с яростью. Пальцы гостьи ложатся на ошейник, слегка задевая кожу… Еще секунда. Щелчок замка… И чародей бросается вперёд, вцепляясь ведьме в горло. Сильная рука отшвыривает его в сторону, он врезается в стену. Запах иты становится острее, и Дайорэн чувствует магию, оплетающую его руки и ноги. Но это самая милосердная магия, которую он видел с тех пор, как попал сюда, потому что она не приносит боли. Сухие руки ведьмы ложатся на его шею, разводят в стороны полы порванной мантии. Дайорэн чувствует пальцы на ключице, они спускаются ниже и проходят по самому чувствительному месту. По татуировке. Тело взрывает неожиданно сильная волна возбуждения. Он боится признаться себе, что это не только магия. Не только его член, но и всё его тело жаждет новых прикосновений рук этой странной женщины.
Руки исчезают, и Рэн стремительно приходит в себя. Он представляет, как выглядит — голый, с позорно торчащим членом. Сейчас снова будут насмешки. Хохот. Боль. Он сжимает кулаки. Но гостья не смеется. Лишь говорит о том, что проверит состояние его внутренних органов… И действительно делает только это. А потом с потрясшей до глубины души деликатностью бережно запахивает на теле Рэна полы его драной мантии.
— Я сдержу обещание, — говорит ведьма, отодвигаясь.
И в этот миг он ненавидит ведьму сильнее, чем любого из тех, кто причинял ему боль. За эту ложь. И за надежду, которая, несмотря ни на что, уже поселилась в его душе. Тишина повисает ощутимой стеной. А через пару секунд чародей, всё ещё пришпиленный к стене, слышит стук тяжелой двери.
* * *
Ната просыпалась медленно, с неохотой вырываясь из вязкого, полного сладкой муки сна. От давешнего покоя не осталось и следа. Руки сжимали деревянные подлокотники. Что-то внутри всеми силами отказывалось принять тот факт, что Рэн ушёл. Она хотела бы остановиться на этой мысли поподробнее, решить, может ли как-то исправить ситуацию, но в голове раздался обеспокоенный голос — совсем не тот, что Ната хотела услышать.
— Капитан, капитан, вы слышите?
— Да, — поморщилась Ната.
— Слава небесам, уже час не могу до вас достучаться. Капитан, я видел отряд стражи, они выехали в сторону вашей усадьбы. Судя по разговорам, они знают, где вас искать.
— Отряд… — пробормотала Ната. — Значит, час назад?
— Да, капитан. Боюсь, что если они двигаются по прямой…
— То будут здесь очень скоро.
— Капитан, мы выезжаем к вам.
— Не надо. Вы не сможете спасти меня и подставитесь сами.
— Но как же…
— Никак. Зайди к Эйру, скажи… Скажи: пусть простит меня за все. Несмотря ни на что. И пусть знает: он лучшее, что было в моей жизни. И пожалуйста, больше не выходи на связь.
Ната прикрыла глаза, успокаивая нервы.
«Я — клинок бесцветного света, — произнесла она, выравнивая дыхание, — моё тело — орудие света».
Несколько секунд вслушивалась в шёпот природы. Птицы не пели. Только тихо журчала вода в ручье, который питал пруд. Очень далеко за парком слышался стук копыт.