— Сама ему скажешь, или провести ещё одну воспитательную беседу?
— Я отчасти жалею, что не сказала вчера Катине, как обстоят дела на самом деле. И знаешь почему? Потому что не люблю причинять людям боль. Ни физическую, ни моральную.
По глазам вижу, что мои слова не впечатляют его, а лишь подстёгивают сказать что-то хлёсткое в ответ.
— Так это жалость? Ты поэтому с ним встречалась? Со мной сексом занимаешься, надеюсь, не из-за неё?
Динар всматривается мне в лицо, с его губ не сходит наглая усмешка. Ума не приложу, как буду держать оборону, ведь я ещё совсем девчонка и никакого опыта общения со взрослыми мужчинами у меня нет. Собственно, как и по усмирению таких гадов, которые говорят в лицо всё, что думают.
— Да, всё из-за неё. Ты не мог бы спросить у Берга телефон Феликса? Хочу узнать, как его здоровье после вчерашнего. Испытываю сильное желание искупить вину за причинённые тобой неудобства.
Динар раздражённо закатывает глаза.
— У тебя десять минут, Наташа. Мы с Кариной ждём в машине. Про номер Феликса напомни мне вечером. Позвоню Катине. Он вроде бы у неё в подразделении числится.
Ладно. Один — один. Нужно будет уточнить у Романовой, как давно Динар ведёт переговоры с людьми Берга, а то, может быть, Феликс и к Катине клинья подбивал, и эта показательная казнь была всего лишь личными счётами между мужчинами?
— Озвучь, пожалуйста, что будет, если я не исполню твой приказ? Говорят, что у страха глаза велики…
— Ничего не будет, Наташа, — перебивает Динар и напускает на себя серьёзный вид. — Давай, иди уже, у меня сегодня очень много дел.
Он хлопает меня по ягодице и направляется на выход с нашими вещами, а мне снова хочется его ударить. Надеюсь, Илья не заметил этого смачного шлепка и взгляда, которым Асадов посмотрел на меня напоследок.
На ватных ногах приближаюсь к Ракитину. Он держит в руках огромный букет и улыбается такой милой и искренней улыбкой, что я, ещё даже рта не успев открыть, чувствую себя сукой. Не привыкла я так с людьми и начинать не хочу.
— Златовласка, привет. — Илья обнимает меня и пытается поцеловать, но я опускаю лицо, не позволяя этого сделать. — Эй, детка, ну хватит дуться. Я всё осознал. Больше так не буду.
— Я не приму букет, Илья. Извини, но нам лучше расстаться. Меня ждут, — произношу на одном дыхании и мысленно скрещиваю пальцы на руках, чтобы не задавал сейчас никаких вопросов. И ни в коем случае не заикался про Асадова. Кажется, что у меня на лице всё написано: где, когда, с кем и в каких позах я провела две ночи.
— Златовласка, да что с тобой? Ты серьёзно?
Не думала, что будет так сложно и больно сказать близкому человеку о расставании. Ведь я действительно считала Илью близким. Он всегда хорошо ко мне относился, а все недоразумения, которые происходили в нашей паре… Это отчасти из-за давления его родителей. Хотя о чём это я? В расставании так или иначе оба партнёра виноваты. Особенно когда один из них тешит себя иллюзиями, что всё изменится к лучшему, нужно только немного подождать, что ещё чуть-чуть, и обязательно всё станет по-другому: на него обратят внимание, начнут считаться с мнением. Второй партнёр в это время даже и не думает делать шагов навстречу, уверенный в том, что его всегда будут ждать и принимать таким, какой он есть. Далеко не всем хватает смелости признать, что отношения зашли в тупик, и тем более решиться на кардинальные перемены.
— Видимо, серьёзно. Наташа, давай поговорим в спокойном месте? Поехали. — Он берёт меня за руку, но я тут же делаю шаг назад и отрицательно качаю головой, высвобождаясь из его хватки.
— Я не могу, Илья. Меня ждут, — повторяю твёрже. — Про расставание я не пошутила. Ты зря приехал. Между нами всё кончено.
— В чём проблема, а? Что изменилось? Это из-за того, что я не прилетел?
«Всё изменилось!» — чуть не вырывается у меня, но я вовремя беру себя в руки. В мои личные отношения Динар не будет вмешиваться. По крайней мере, на данном этапе — пока я сама могу всё цивилизованно разрешить.
— Мне нужно идти. Я всё сказала, — говорю, понизив голос, и понимаю, что не только Максу не смогу признаться, что встречаюсь с Асадовым, но и Илье.
Динар почти вдвое старше меня, и подобные отношения у людей зачастую вызывают непонимание. Я не готова сейчас слышать упрёки Ильи и причинять ему боль.
— Так обиделась, да? Ну хорошо… Время тебе нужно? Сколько? — Илья мрачно разглядывает моё лицо.
— Это конец, Илья. Ты не понимаешь?
Я могу сказать, что это всё из-за Анжелы и его родителей, что устала и хочу видеть рядом мужчину, а не мальчика, который прячется за спиной отца и боится принять решение, но ведь причина в другом. Не хочу никого обманывать, но и правду озвучить не смогу. Не сейчас.
— Мне нужно в себе разобраться. К тому же скоро выпускают Макса, я ждала его возвращения четыре года. Извини, Илья… — Все слова, которые собиралась сказать, комом застревают в горле. — Мне правда нужно идти. Меня ждут.
Я разворачиваюсь и на автомате переставляю ноги, чувствуя, как боль простреливает грудную клетку. Трудно дышать, и слёзы подступают к глазам, когда я оглядываюсь и вижу, что Илья запихивает букет в урну. Он смотрит мне вслед печальными глазами. Надеюсь, не будет мне звонить или искать повод для встречи. Потому что это окончательно раздавит меня.
Подхожу к внедорожнику Асадова, но внутрь забираться не тороплюсь. Стою на улице и глубоко дышу, заглушая боль в сердце, и только спустя пару минут тянусь к ручке и открываю дверь. Карина сидит впереди. Асадов курит, приоткрыв окно со своей стороны, и когда я сажусь рядом, поворачивает голову, задерживая на мне внимательный взгляд.
— Я это сделала не потому, что ты так хочешь, а потому, что так правильно. И если бы я посчитала необходимым поговорить с Ракитиным наедине, то так бы и сделала, и никакие десять минут меня бы не остановили. От тебя я жду в ответ такой же честности и порядочности по отношению ко мне.
Динар лишь коротко кивает в ответ и просит Рината трогаться с места, пока Карина усердно делает вид, что её нет в машине. Не удивлюсь, если она только что получила нагоняй от Асадова за вчерашнее, потому что до этого момента у них не было времени остаться наедине.
Через пять минут Динару звонят, он прикладывает телефон к уху и почти всю дорогу разговаривает с кем-то о работе. Дома он молча поднимается наверх, принимает душ, переодевается в деловой костюм и уезжает в офис, пообещав, что позвонит ближе к вечеру. Я остаюсь одна, но спустя час одиночества понимаю, что не могу больше находиться в четырёх стенах, и звоню Елене Александровне. Она соглашается со мной позаниматься. На радостях набираю Асадову сообщение, что поеду к репетитору. Он не отвечает и я, раздражённо фыркнув, кладу телефон в сумку и спускаюсь вниз. Рината нахожу в гараже вместе с двумя охранниками. Прошу его отвезти меня в город и снова проверяю телефон, но Асадов так ничего и не отвечает.
— Как себя чувствуете? — спрашиваю у водителя, забравшись в салон.
— Всё хорошо. Спасибо, — кивает он.
Спрашивать о чём-то большем я считаю неуместным и, попросив после занятий отвезти меня на квартиру, чтобы забрать кое-какие вещи, отворачиваюсь к окну.
— С Динаром Эльдаровичем заедете, — вдруг сообщает Ринат через пару минут. — Он заберёт вас от репетитора.
Когда он успел получить распоряжение от Асадова? Достаю телефон из сумки и вижу сообщение от Динара: «Принято. Очень занят. С занятий сам заберу».
Я расплываюсь в улыбке, предвкушая вечер, который мы проведём вместе. Поездка в Австрию стала одним из ярких событий в моей жизни за последние несколько лет. И надеюсь, впереди ждёт ещё много приятных моментов. Пусть расставание с Ильёй далось очень тяжело, но эта горечь и чувство вины вскоре сойдут на нет.
Три часа в обществе Елены Александровны пролетают незаметно. Мы договариваемся, что я позвоню ей в конце недели, и прощаемся. Спускаюсь вниз и сразу замечаю у подъезда внедорожник Асадова. Забираюсь на пассажирское сиденье и тут же улавливаю исходящие от него напряжение и злость.
