Стоп. Что?!
С застрявшим в горле криком хочу вернуться в офис, но вместо двери – обрыв, и я лечу в него, раскинув руки...
Затяжной всхлип обрывается резким пробуждением.
– И часто тебя мучают кошмары?
Рядом, закинув руки за голову, лежит, мать его, Раду!
– Лучше бы и дальше мучили, – Вжимаюсь в подушку, натягивая одеяло повыше, и сухо уточняю: – Чего тебе?
Он лениво переводит взгляд с потолка на меня.
– Пошли за цветами.
– Ты издеваешься?
– Пока даже не начинал.
– Который час? Обалдеть... За окном ещё темень... Послушай, давай не будем портить друг другу утро. Твоя идея – сам иди.
– Так сильно хочешь вытянуть сегодня сразу две карты?
Нет, это определённо не Метлицкий. На всё у него есть железный аргумент.
– Не хочу. – Сдаюсь, опуская глаза, потому что знаю – этот найдёт как заставить.
– Тогда пошевеливайся. Темнеет рано, а без цветов мы домой не вернёмся.
Часть 2. Глава 13
Что сказать...
На морозе мысль о том, что в эту самую минуту можно было не выползать из-под мягкого одеяла, хранящего тепло недавней дрёмы, особенно раздражает. А учитывая, что подорваться пришлось впопыхах, потому что Хозяин изволил выделить всего пару минут на сборы, то медведь при виде сонной меня десять раз бы подумал, надо ли ему вообще травиться.
Один Раду, будто вовсе не парится, прокладывает путь в самую гущу леса, насвистывая не хуже соловья.
– Ты можешь шагать не так размашисто? Мне чтобы попасть ногой в твой след, приходится кузнечиком скакать.
– Так что ж ты сразу не сказала?
Его подозрительно приподнятый тон заставляет меня сощурить глаза. И не зря!
Раду поворачивается ко мне лицом и приглашающе хлопает себя руками по бокам.
– Запрыгивай.
Нет, мороз всё-таки неудобство терпимое, а вот человеческая наглость необратимо расшатывает покой. Я ведь только решила для себя игнорировать события вечера, иначе при свете дня рискую заживо сгореть от неловкости. И если, чтоб согреться достаточно оказаться в тепле, то от провокаций Раду так просто не избавиться. Ему явно в удовольствие смаковать мой румянец.
– Ты сам сказал, идти неблизко. Не надорвёшься? – Бодро шмыгаю носом, давая понять, что смутить меня сегодня не выйдет.
Не так уж страшен чёрт без своей колоды.
– Мне вчера понравилось валяться с тобой в снегу. – ёрничает он, доставая из кармана сигареты. – Местами было даже жарко.
Чувствую кожей взгляд Раду. Он жжётся на губах. Цепкий, острый! Как шип!
– Послушай, а мы нигде раньше не виделись? – Меняю тему отчасти из нежелания её развивать, но по большому счёту меня этот вопрос стал посещать с завидной периодичностью. Очень нервирующее ощущение, потому что настолько самобытный экземпляр проглядеть невозможно. Такие в толпе выделяются сразу.
– Проблемы с памятью?
И снова он не говорит ни да ни нет.
Поначалу подумываю поделиться с ним своими сомнениями, да тут внятно не сформулируешь. Получается что-то вроде: «Я тебя сто процентов в глаза не видела, но ты подтверди, а то прям какое-то дежавю».
Так и стоим. Раду молча затягивается, глядя на меня с соболезнующей усмешкой.
– Так и думал. Ты до крайности предсказуема, Влада. Думаешь, стоит взмахнуть ресницами и покорённый мужик всё сделает сам? Вынужден тебя огорчить, со мной такая хрень не прокатывает.
– Ещё бы. Ты как тот скряга, пообещал подарок, но забыл уточнить что за него тоже спросишь.
Он смеётся, выдыхая дым в сизое небо.
– Кто виноват, что у тебя паршивый характер? Могла попросить что-нибудь адекватное.
– Например?
– Поцелуй?
– Сомнительно.
– Разве? – Он подносит сигарету к губам, задумчиво наблюдая за тем как я прячу в рукав озябшие пальцы. – Зато спала бы сейчас в тепле, пока твой мужчина готовит завтрак.
Пока я ошарашенно пытаюсь переварить лёгкость, с какой прозвучало сакральное «твой мужчина», Раду отщёлкивает окурок в сторону, поворачивается спиной и продолжает продираться куда-то вглубь леса.
Солнце медленно поднимается над верхушками деревьев, и начинает слепить, отражаясь от снега. Такими темпами мне к обеду наверняка гарантирован если не зимний загар, то ожог сетчатки, но скакать по сугробам – это не беговая дорожка в спортзале. Никогда я ещё так быстро не выдыхалась. Похоже, пора капитулировать.
Самое время признать свой поступок глупым. Хотя такая необходимость, по правде, коробит.
Мне несложно признать свой косяк, но тут прямо язык не поворачивается. Раду творит что в голову взбредёт и подаёт это как должное. Всё ему сходит с рук. А я что могу сделать? Ничего. Я в его власти. Несправедливо это.
Думай, Влада. Ты же женщина. Зря, что ли, природа наделила тебя хитростью?
Оглядевшись, решаю, что поваленный клён подходящее место использовать дары природы по прямому назначению. Убедившись, что Раду танком прёт вперёд, словно думать обо мне забыл, с трагическим «Ой!» взмахиваю руками и аккуратно приземляюсь задницей на пень.
– Нога... – всхлипываю, как мне кажется, достаточно убедительно.
Какую-то долю мгновения, думаю, что он меня здесь оставит.
Растерянно закрываю щёки от ледяного ветра ладонями. Устала, но возвращаться одной через лес жутковато.
Раду, помедлив, всё же возвращается и садится передо мной на корточки.
– Покажешь?
– Что? Нет! – выпаливаю, опомнившись. – Холодно. К тому же больно. Очень. Не знаю, смогу ли дальше идти...
И вот как понять поверил или нет, когда усмешка к его лицу словно приклеена?
– А где твои варежки? Я тебе несколько пар купил, неужели ничего не подошло?
Раду неожиданно подаётся вперёд, оказываясь совсем близко. Я невольно опускаю глаза не в силах собрать мысли воедино.
– Забыла спросонья, – тихо признаюсь, присматриваясь к нему из-под опущенных ресниц.
Я всегда безошибочно чувствовала, когда нравлюсь мужчине. С Раду интуиция отказывается работать. Никак не могу уловить, что от него идёт. Есть желание по вечерам: мощное, будоражащее. Бывает забота – сдержанная, скорее отеческая... А вот привычного раболепия, какое было у того же Метлицкого в первое время – нет и в помине. Это цепляет помимо моей воли, вызывает интерес, азарт даже.
– Возвращаемся. Идти сможешь?
Да я побежать могу. Вприпрыжку! Согреться охота, аж в мышцах свербит. Но чёрт его знает, почему – меня клинит.
– Что, без цветов?
Слова сначала срываются с обветренных губ и только потом приходит желание треснуть себя по ним же.
Форменная идиотка. Мазохистка! Так мне и надо.
Недаром отец повторял, что человек всегда там, где должен быть и с тем, кого заслуживает. Видимо, есть в Раду что-то от моего «отражения», иначе почему нас вдруг притянуло?
Он что-то с чувством выстанывает на родном языке.
– Переведи на человеческий. Может, ты меня матом кроешь. Это раздражает.
– Да я заметил, что ты хоть и морщишься, но сразу становишься мокрой, когда я тебя раздражаю.
Затаив дыхание, слежу за тем, как он подносит мои пальцы к губам. По промёрзшей коже разливается тёплое дыхание, заползает под рукава, под манжеты рубашки, под кожу! Хочу возмутиться, но слова не идут. Понять не могу, как Раду это делает, ведь моё намерение подразумевало осадить его, а не подкармливать орду мурашек.
– Сиди здесь.
Он отстраняется, оставляя мне смутное разочарование, которое усиливается по мере того, как Раду ворошит голыми руками ветки и снег. Кровь из царапин ложится на ледяную корку бурыми мазками. Мне становится дурно. Одновременно корю себя за свой жестокий каприз и злость вчерашняя не даёт открыть рот, чтобы остановить его.
Я закрываю лицо ладонями. Так проще помнить откуда у этого безумия ноги растут.
– Держи свой подарок.
Голос Раду звучит так неожиданно и близко, что я едва не шлёпаюсь с пня.
– Физалис? – Растерянно верчу в руках погнутые стебли с прогнившими буро-зелёными коробками соцветий.
