Там его ждал усталый седовласый мужчина, который неловко примостился на краешке огромного кресла.
— Вы хотели меня видеть? — спросил Люсьен.
Мужчина повернулся к нему, вскочил и учтиво склонил голову в поклоне.
Люсьен тоже отвесил ему поклон, удивляясь про себя такой вежливости со стороны человека, пришедшего говорить о бракоразводном процессе.
— Лорд Дейнридж?
— Да, а вы…
— Хиггинс. Мистер Мейер Хиггинс. Я… был адвокатом герцога Уоррингтона.
Люсьен заметил, что адвокат употребил глагол в прошедшем времени, но не придал этому значения.
— Чем могу быть полезен, мистер Хиггинс? Мой дворецкий сказал, что у вас какое-то срочное послание.
— Именно так, — сказал адвокат и достал из кармана сюртука большой конверт, запечатанный печатью герцога. Так как Люсьен не сделал ни малейшей попытки взять конверт, мистер Хиггинс продолжал: — Как я уже говорил, это послание очень срочное. Его светлость просил меня доставить вам его прежде, чем начинать выполнять остальные распоряжения, касающиеся наследства.
— Наследства? — медленно повторил Люсьен, чувствуя, как по спине пробежал неприятный холодок. Вне всяких сомнений, наследство герцога вряд ли имело отношение к его разводу. — Что вы хотите этим сказать?
— Мне очень жаль. Я надеялся, что вы уже знаете… Просто, раз он велел мне прийти к вам первому, я считал, что вы с герцогом близко знакомы… — Адвокат замялся на минуту и продолжил: — Его светлость был убит вчера ночью грабителями на дороге в Хампстед-Хит.
Убит? Должно быть, это какая-то ошибка.
— Вы уверены? — недоуменно воскликнул Люсьен.
Мистер Хиггинс прокашлялся.
— К сожалению, да. Сегодня рано утром возничий привез его тело домой, к ее светлости.
Серина. Да, а что насчет ее светлости? Будет ли она оплакивать смерть мужа или почувствует себя наконец свободной? Засверкают ли ее глаза от слез или от радости?
Все эти мысли проносились в его голове, пока он вскрывал конверт с посланием герцога.
Лорд Дейнридж.
Если вы читаете это письмо, значит, я умер, и скорее всего при трагических обстоятельствах. Но я не единственная цель, которую преследует зло. После моей смерти моя жена окажется в страшной опасности. Я сообщаю вам это потому, что в свете ваших интимных отношений с Сериной хочу выразить надежду, что вы защитите ее от тех сил, которые отняли мою жизнь и будут покушаться на нее. Я умоляю вас выполнить эту мою просьбу. Мне некому доверить ее жизнь и благополучие. Позаботьтесь о ней и охраняйте от зла, чтобы я мог упокоиться в мире.
Сайрес, герцог Уоррингтон
О каком зле писал Уоррингтон? Какой опасности может подвергаться герцогиня, если только она не станет путешествовать ночью по пустынным дорогам? И откуда, черт побери, Уоррингтон узнал об их “интимных отношениях”? Может быть, она сама рассказала ему обо всем, пытаясь вызвать к себе интерес? Наверняка именно ради этого она все и затеяла.
Люсьен медленно поднял голову и немного смущенно взглянул на адвоката.
— Боюсь, я не все понял, мистер Хиггинс. Чего именно хочет от меня герцог Уоррингтон?
Не менее смущенный адвокат нервно закашлялся.
— К сожалению, я не смогу объяснить вам содержание этого письма, милорд. Его светлость не посвящал меня в то, что там написано. И это крайне нетипично для него. Вообще… вся эта ситуация крайне нетипична.
— Ситуация? — спросил Люсьен.
— Да, понимаете, его светлость обычно консультировался у меня по всем имущественным вопросам и даже личным делам, — начал адвокат, — но в данном случае он был весьма скрытен. И весьма настойчив. Он взял с меня клятву, что я доставлю вам это письмо, как только узнаю о его смерти.
— И он ничего больше не просил передать?
— Нет, милорд. Единственное, о чем он еще просил, так это о том, чтобы вы присутствовали на чтении его завещания.
— Но зачем? Я не вижу причин, по которым мне нужно там быть. Вряд ли я в нем упомянут.
— Однако вы упомянуты, милорд. — Когда Люсьен раскрыл рот, чтобы в очередной раз выразить свое удивление, адвокат закончил: — Я не имею права сказать больше. Чтение завещания состоится через неделю в моей конторе. Я оставлю адрес у вашего дворецкого.
Люсьен кивнул, давая понять, что адвокат свободен, но мистер Хиггинс заговорил снова:
— Знаете, милорд, похоже, его сиятельство… предвидел скорый конец. Он подготовил это письмо и полностью переписал завещание в прошлый вторник.
“Меньше недели назад”, — подумал Люсьен. Он чувствовал, что с каждой минутой ему становится все тревожнее. Да что вообще происходит?
Когда адвокат ушел, он перечитал письмо герцога, надеясь, что сумеет понять немного больше, чем в первый раз. Однако количество вопросов, на которые у него не было ответа, не уменьшилось.
Но минуту спустя он подумал, что объяснение этому загадочному посланию можно получить у герцогини.
Несмотря на то что Люсьен уже знал о смерти лорда Уоррингтона, солома, разбросанная напротив дома, явилась для него подтверждением страшной реальности произошедшего.
Дворецкий с красными от слез и бессонницы глазами распахнул перед ним дверь.
— Мне очень жаль, милорд. Ее светлость в трауре и не принимает посетителей.
— Я знаю о смерти лорда Уоррингтона, — сказал Люсьен, доставая из кармана плаща письмо герцога. — Сегодня утром его адвокат принес мне это послание. Я должен поговорить с герцогиней насчет его содержания.
Дворецкий внимательно рассмотрел сломанную печать. По-видимому, это его удовлетворило, потому что он распахнул перед Люсьеном дверь.
— Как мне о вас доложить?
— Дейнридж, — нетерпеливо ответил Люсьен.
— Пройдите сюда, лорд Дейнридж. Ее светлость находится в кабинете герцога.
Опираясь на трость, Люсьен прошел за дворецким. Оказавшись перед массивными дверями кабинета, тот постучал.
— Да, Мэннингс? — раздался тихий голос. Этот голос Люсьен не мог перепутать ни с чьим другим. Он был хрипловатым и необыкновенно женственным. Звук этого голоса напомнил ему о запахе жасмина, медовой коже и россыпи белокурых локонов. Но невероятным усилием воли он постарался унять эти воспоминания и загнать их в дальние утолки своей памяти, где сейчас им было самое место.
— Лорд Дейнридж пришел повидаться с вами, ваша светлость.
— Да, Мэннингс, пусть войдет, — ответила Серина после недолгой паузы.
Дворецкий распахнул двери, и Люсьен вошел в кабинет. Серина стояла возле отделанного белым мрамором камина. Вся в черном, лишь золотистые волосы рассыпались по плечам. Что это, искреннее проявление скорби или дань традициям?
