Он отвернулся и закрыл глаза. У меня же отвисла челюсть, как у героини из мультика.
Когда я сосчитала, сколько осталось дней: еще четыре дня мучений и односторонней игры при условии, если он разрешит мне кончить в самый Новый год, – я была близка к отчаянию.
– Если это до сих пор тебя не беспокоит, я уверен, ты справишься.
Он лежал спиной ко мне, но я могла представить, как он улыбался, и мне захотелось столкнуть его на пол. Но я этого не сделала. Я ничего не сказала. Я не доверяла себе. Моей последней мыслью перед тем, как я в конце концов заснула, была надежда на то, что он шутит. Он не может говорить так всерьез.
Он не шутил. После двух дней, в течение которых я пыталась не думать об оргазме, я была готова лезть на стену. До сих пор я не понимала, насколько принципиальной и важной для меня была возможность кончать тогда, когда я этого хотела. Увы, перефразируя строчки песни, я не понимала, что я имела, пока не потеряла. Каждое случайное прикосновение Тома было для меня мукой. Когда он задевал меня локтем, проходя мимо, я намокала. Душ был своего рода пыткой. Напор воды, рассеивающийся по моей коже отдельными каплями, производил одновременно удивительное и непонятное ощущение, усиливая мою неудовлетворенность.
В следующие дни Том придумал еще несколько способов достичь оргазма. Наслаждение, которое он получал, наблюдая, как я делаю минет и одновременно дрожу от собственной неудовлетворенности, через несколько раз спало, и он перешел к иным, более жестоким планам. Я лежала на кровати на спине. Мой рот был заткнут влажными трусиками, которые я проносила целый день. Я смотрела вверх на мастурбирующего передо мной Тома – он был сексуален и в то же время раздражал меня. И тут я поняла, что не принадлежу к женщинам, готовым к воздержанию. Я бы не назвала это жестким ограничением – в основном потому, что не хотела доставить радость Тому. Однако я не хотела бы, чтобы отсутствие оргазма стало частью нашего сексуального репертуара. Он кончил, залив мне волосы и лицо спермой. Затем потрепал меня по щеке, что при других обстоятельствах было бы воспринято мною как проявление нежности. Теперь же это заставило меня сжать зубы и крепче прикусить влажную ткань трусиков, чтобы сдержать растущую злость. И тогда я приняла решение, что так или иначе я больше не буду ждать и добьюсь своего.
Я также понимала, почему игры с Томасом и забавляли меня, и раздражали. Он знал меня очень хорошо, порой даже лучше, чем я сама. Он знал, как глубоко в меня входить – обычно немного глубже, чем если бы это сделала я сама. Когда я выполняла по его требованию какой-нибудь грязный сексуальный трюк, он наблюдал за выражением лица, выдававшего смятение моих чувств: сдаться или нет. Он был уверен, что в конце концов я сдамся. Он понимал меня лучше, чем кто бы то ни было. Отчасти потому, что я достаточно откровенна. Хотя то, что я отвратительная лгунья и не умею скрывать своих чувств, в большинстве случаев мне помогало. Мне следовало бы понять, что он провоцирует меня, повышая свой шанс на победу. Если б я мыслила логически, я бы поняла смысл его игры. Однако после четырех дней, в течение которых я ни разу не испытала оргазма, я просто превратилась в комок нервов, временами слезливый, временами разъяренный. Мне было трудно собрать воедино предложение. И это пугало, поскольку моя профессия была связана именно с этим. Мое смущение часто перерастало в грубость. Я ворчала, и, очевидно, со мной было неприятно общаться. Но Томас улыбался! Он явно наслаждался своей властью над моим пошатнувшимся самообладанием, что еще больше сердило меня.
Хватит – значит хватит. Когда мы отправились спать, культурная программа еще одного вечера подходила к концу. Мы неспешно поужинали, потом я забралась на диван почитать. Собака умостилась рядом. Том засел в Интернете. Я была готова взорваться без предупреждения. Мы лежали в постели вместе на спине. Рука Тома обнимала мое плечо. Касаясь пальцами, он изучал изгиб моей шеи.
Несмотря на все мои старания, даже эти невинные прикосновения вызвали мое неровное дыхание, чего, конечно же, он не мог не заметить.
– Мне кажется, ты немного дрожишь, – сказал он, приблизившись к тому месту, поглаживание которого заставляло меня урчать, как довольного котенка.
– Ты в порядке?
Я не идиотка. Я знала, что именно он хотел услышать. О том, как именно он влияет на меня. Знала, что мое притворное «все хорошо» не приведет к желаемому результату. И если я хотела кончить до Нового года, я должна была детально описать, насколько я расстроена и как я жаждала оргазма. Только после этого я могла на что-то надеяться. Да, я сама дала ему эту власть надо мной. Да, он знает все, что я собираюсь сказать. И все же… Я проглотила комок, подкатившийся к горлу.
– В порядке. Просто немного чувствительна.
Его зубы блеснули в слабом свете.
– Неужели? А почему?
Ха. Было бы гораздо легче произнести всю эту чепуху, если б его победа не вызывала такого раздражения. Ах да, я уже фактически признала за ним победу, а он чуть не плясал от радости.
Стиснув зубы, я произнесла:
– Ты знаешь почему.
Черт. Мне нужно быть молящей, вежливой и доведенной до отчаяния. Как удалось всего двум предложениям моментально превратить меня в упрямую, ворчащую Софи?
– Повесели меня.
Вот поэтому все закончилось такой Софи. Я закрыла глаза, зная, что мне придется это сделать. Что это самое малое из того, что мне придется сделать. Смирись. Переживи это. Я вздохнула.
– Ладно, ты выиграл. Уже много дней мне ужасно хочется кончить. Я могу думать только о том, что ты трахаешь меня, твои зубы кусают мой клитор, твои пальцы изучают мои ягодицы…
Я истощилась, потеряв ход мысли. Внезапно в горле у меня пересохло. Я представила, чем бы мы могли заняться. Мое тело изнывало от желания свободы. Осознав, что я перестала говорить, я прочистила горло и попыталась продолжить:
– Я пробовала это скрыть, но мы оба знаем, что мне ужасно хочется кончить, что это то, о чем я думаю все эти дни, что мое тело умоляет об этом.
Он медленно провел пальцем по ключице, и глубокая дрожь прошла по всему моему телу, а щеки загорелись. Мой голос дрожал, но я продолжала:
– Да, я знаю, что впереди еще несколько дней, установленный тобою срок. Но я подумала, что тебе необходимо знать, что я очень тебя прошу, умоляю. Я уверена, ты должен понять, что я сделаю все, что ты захочешь, только чтобы ты довел меня до оргазма.
Он усмехнулся:
– «Все, что захочешь» подразумевает очень многое, Софи. И хотя это подмывает меня поиграть с тобой сегодня ночью и выяснить, что именно ты имеешь в виду, – в этот момент голос внутри меня уже запел «Аллилуйя», – ты должна понимать, что тем самым ты даешь согласие на то, чтобы я лишил тебя зоны комфорта. Насколько сильно твое желание достичь оргазма? Ты действительно серьезно?
