Деймон чуть было не засмеялся вслух. Как это здорово! Он может жениться на Маргарите – и эта мысль все больше им овладевала – и в то же время натянуть нос барону. Это его убьет. Это точно.
Но надо все сделать как полагается. В своей жизни он не всегда поступал так, как предписывали приличия, но есть ситуации, когда мужчина должен поступать как джентльмен. Маргарита это заслужила.
– Мне надо идти, – пробурчал Деймон и поднес ее руку к губам, прощаясь.
– Куда? – вырвалось у нее.
Ее глаза все еще были затуманены страстью. Это ему понравилось. Понравилось, что он одурманил ее, сбил с толку, лишил самообладания.
– Мне нужно кое о чем подумать и кое-что сделать.
– Но… что?
– Скоро узнаете.
– Когда?
– У вас сегодня слишком много вопросов.
– Их было бы меньше, если бы вы хоть на один ответили.
– До следующего раза, мисс Фитцджеральд, – пробормотал Деймон и вышел в полутемный палисадник.
– Когда же? – донесся до него полный отчаяния голос Шахразады. Он смеялся все время, пока не повернул за угол особняка.
Смех Деймона еще звучал в разуме царицы. И от него сладко кружилась голова, а сердце билось так, как не билось никогда…
– Ох, эти руки… Ох, эти губы…
От звука собственного голоса Шахразада очнулась. О, скорее, почти очнулась – вкус поцелуев еще держался на устах.
«Как он хорош… Как он желанен…»
Сердце и не думало успокаиваться. Более того, с каждым воспоминанием об этом мужчине – молодом, сильном, ничуть не похожем на любимого мужа и в то же время столь сильно его напоминающем, – оно билось все сильнее.
– Ох, если бы я вновь смогла оказаться на месте этой милой Маргариты… Если бы мне повезло там остаться…
– Остаться, милая? – Герсими призраком появилась у двери.
– Да, сестренка… Остаться.
Шахразада уже не помнила, что не так давно выставила невестку за двери, не помнила и того, каким тоном позволила себе разговаривать с той, что некогда придумала, как спастись от неминуемой смерти. Но Герсими-то помнила – и потому робко стояла у самой двери. Да, она ожидала чего угодно, но только не такого спокойного и даже приветливого ответа.
– Где остаться?
– Там… Там, в его объятиях.
Герсими с облегчением улыбнулась – наконец все возвращается: Шахразада мечтает об объятиях Шахрияра, беседует как ни в чем не бывало.
– Ну, сестричка, теперь ты мне веришь? Теперь-то ты знаешь, как горевал Шахрияр… И как он был рад твоему пробуждению.
Шахразада усмехнулась. Сердце ее невестки упало – столько горечи и боли было в этом простом движении, столько безнадежного знания.
– Теперь знаю, моя добрая подружка…
Герсими просто не могла найти слов, вернее, боялась спросить хоть что-то. Но Шахразада, похоже, решила, что лучшей наперсницы ей все равно не найти.
– Теперь, сестричка, я знаю и чувствую более чем много. И понимаю, что сама влюбила себя в человека слабого, никчемного, лишь внешне похожего на настоящего мужчину. Оказывается, за прекрасным телом и мудрыми глазами скрывается душонка робкого, неуверенного в себе мальчишки. Мальчишки, сил которого едва хватает на то, чтобы сохранять видимость сурового, уверенного в себе мужа.
– Шахразада, царица! Что ты?! Что ты такое говоришь?
– Не кричи, подружка… Я говорю о том, что преотлично вижу. Там, в моих снах, встречала я настоящих мужчин…
– Во снах? Они же лишь сны!.. Призраки, вот кто эти твои настоящие мужчины!
– Нет, моя добрая сестра. Я знаю, что в каждом из своих снов я живу настоящей, пусть и чужой, не своей жизнью. Знаю, что каждая из этих женщин существует… Чувствую, как бьются их сердца в объятиях любящих мужчин, вижу, каким огнем горят глаза этих самых возлюбленных. Чувствую вкус поцелуев, нежность прикосновений, сладость ласк… Более того, я чувствую, на что готовы пойти их рыцари, дабы завоевать даму своего сердца!
– Аллах всесильный и всевидящий, Шахразада!
– Милая моя, я же просила – не кричи… Мне и без того больно. Больно осознавать, что долгих пять лет я любила… всего лишь призрака, свое представление о человеке. А не самого этого человека. Что я отдала душу тому, чего нет и, быть может, никогда не было…
Герсими охватил ужас. Она и представить себе не могла, что дело зайдет так далеко – ведь на самом-то деле все было почти так. И Шахрияр отдался чарам сказок, а не чарам ее, мудрой и щедрой сказочницы. И она, рассказчица, влюбилась не в реального принца, временами надменного, временами жестокого, иногда ранимого и всегда чудовищно самоуверенного. Влюбилась в свое представление о нем – ранимом, но сильном, чутком, но стойком.
«А я? – Только сейчас Герсими нашла в себе силы задать вопрос самой себе. – В кого влюбилась я? В образ или в подлинного Шахземана?»
И поняла, что ответа на этот вопрос у нее нет – нет честного ответа даже для самой себя.
Но сейчас, похоже, следовало все-таки заняться невесткой, а выяснение отношений с самой собой отложить до лучших времен.
– Милая моя сестренка. Ты же вчера присоединилась к Шахрияру. Вы вместе покинули Белые покои. Неужели ты не разглядела радости в глазах мужа?
Шахразада покачала головой.
– Нет, моя добрая Герсими. Не разглядела. Да и не было там никакой радости – лишь нетерпеливое желание отделаться как можно скорее и от моих расспросов, и от меня самой. Увы, надежды на возвращение чувств больше нет…
«И все это глупец Шахрияр сотворил собственными руками! Он просто забыл, что и через пять лет после свадьбы нужно быть столь же заботливым и столь же внимательным к любимой женщине… Или хотя бы просто заботливым и внимательным…»
Отвечая на мысли невестки, Шахразада горько произнесла:
– Боюсь, что мой муж сам виноват в моем прозрении, девочка. И мне более уже не хочется ни возврата в прошлое, когда я была счастлива, ни возрождения чувств, дабы найти иные грани радости… Мне хочется лишь одного – найти себя…
Герсими огляделась – в опочивальне было полутемно, ветерок чуть колыхал тяжелые занавеси, аромат жасмина, столь любимый когда-то Шахразадой, выветрился. И вместе с ароматом весенних цветов выветрилась, похоже, и сама прежняя жизнь.
«О да, она готова бежать отсюда… И, быть может, это случится более чем скоро… Но как мне удержать ее? Как остановить?»
«Стоит ли ее удерживать, доченька? Станет ли ей от этого лучше?»
«Матушка, но без нее будет куда хуже всем нам…»
Тихий смешок Фрейи не нарушил размышлений Шахразады, похоже, она его и вовсе не слышала.
«Так ты печешься о себе? Или все-таки о мудрой своей наставнице, которой не повезло увидеть мир в его истинном облике?»