-Только настроение испортил.
-Почему? – возражаю вяло. - Есть о чем подумать. Это правда? То, о чем там говорилось?
Всеволод молчит. Когда я уже думаю, что мы так и не услышим ответ, сенсей решается:
-На моем веку был всего лишь один случай, когда истинная отказалась принять волка.
-И? – торопит с ответом Машка. – Он умер?
-Выжил… с большим трудом и не без посторенней помощи. Но да ладно! Сколько уже лет-то с того случая прошло! Давно позабылась история, быльем поросла…
-Но все имеет свойство повторятся, - вылетает из меня, словно кто за язык потянул. Странные картинки калейдоскопом меняются в голове, накладываясь друг на друга: образы то ли прошлого, то ли будущего: волчье поселение, дети, мужчина без лица, сгораемый в жаре лихорадки, хруст костей, и протяжный, надрывный вой. Картинку сменяют бегущие сквозь лес женские ноги, в кровавых царапинах, искусанные насекомыми, а затем я вижу себя вместо того несчастного, мои кости так же выворачиваются в агонии, под венам течет черная кровь, проступая под кожей страшной паутиной.
Я стою в трансе, всматриваясь в лес, желая увидеть большее. Листва послушно складывается в единое зеленое полотно, намереваясь показать… что? Прошлое? Будущее? Настоящее?
Неуловимое, смазанное движение, и вот сенсей уже совсем близко, закрывает обзор, с прищуром всматривается. Тихо, испуганно ахает Машка.
-Яда, - звучит вкрадчиво, словно волк притаился, боясь спугнуть, – Много в тебе силы, накопленной и не растраченной. Вот и прорывается навья сущность тогда, когда ждешь меньше всего. - Что ты видишь, девочка? – Неожиданно холодные пальцы сжимают такие же ледяные мои, взгляд синих глаз приковывает, не позволяя оторваться и отвести собственный.
- Многое… - чужим звучит собственный голос. – Но разве можно то, что предначертано рассказывать?
- Скажи! – вдруг взвизгивает Машка.
- Получить знание имеет право лишь тот, кто идет в объятия смерти добровольно. – Рублю я непонятно, а хватка Севы делается болезненной. Он прищуривается, пристально изучая мое лицо. - Или та, а возможно и тот, - губы сами складываются в издевательскую усмешку, - кто от судьбы своей отказывается. Так что, волк, хочешь знать?
-Нет, - шепчет он. – И ты не хочешь, Яда. Тьма подкупает, совращает мощью и знаниями ведьмовскими. Не надо оно тебе.
Ладони ласково, аккуратно и нежно прикрывают глаза. Из его уст звучат непонятные слова, произнесенные на неизвестном языке. Тело сводит судорогой, заставляя неестественно выгибаться.
-Как смерть белая, - причитает Машка. – Она ж не умирает, Севочка?!
-Типун тебе на язык! Жить ей долго и счастливо! - Меня, словно я пушинка, подхватывают на руки. -Вот так, - шепчет сенсей на ухо, - отдохни.
Тепло и спокойно. Неожиданно осознаю, что невероятно устала, словно кто всю жизненную энергию выкачал разом!
-Что с ней? – с беспокойством звучит от Красовской. – Чо за вариация девочки из «Звонка» сейчас была? Ты ее глаза видел, Сева?!
-Видел, - звучит над макушкой. - Темные, Яговские глаза. Это в ней та, что костлявая и в ступе заговорила. Из сказок ваших. Та, что в печь неугодных гостей совала и человечину ела.
-Та хорош заливать, - ершится Красовская. – У нее бабка – «божий одуванчик» и это же Яда!
-Во всех нас есть тьма, Маша. – Сева идет уверенным шагом. – Есть те, кто изначально с ней рожден, как Кощей, Лихо, Горыныч, Яга, Болотник тот же… но тьма в них либо дремлет, либо они умело с ней управляются. А есть те, кто тьму в себе взрастил, добровольно отдавшись ей в лапы, например, в сказках ваших Финиста, Ясного Сокола, рисуют героем, добрым молодцом, да?
-Нашел кого спросить, - фыркает Красовская. – Ты думаешь я сказки все, наизусть, знаю? Да я их через одну и то, не с самого начала помню.
-Ясно, - печально вздыхает он, - Это же надо было такое «чудо» в стаю…
-Чо? – обижается Машенька.
-Говорю, самородок ты, Маша, городского типа. Дитя прогресса и айфонов. Зато, наверное, про продвижение в сети все знаешь, да?
-Ну, это мой хлеб, Сева. Знаешь, сколько стоит мой аккаунт?
-Боюсь представить…
-Ага, - даже не надо открывать глаза, чтобы почувствовать сквозящую в голосе Маши гордость. – Я на себя впахивать начала с пятнадцати! Когда другие по клубешникам да подворотням минеты строчили за три коктейля, я спать ложилась, чтобы цвет кожи не испортить и синяки под глазами не заработать. А днем, вот как раз после таких гуляний, бегала на побегушках у второсортных звезд: записи в салоны, где им всю их «популярную жизнь» замазывали консилерами чтобы они хоть на людей смахивали, а не на этих, ваших, умертвий. А потом то за кофе, то за презиками в аптеки, то за цветами очередной соске, то за подарочком утешительным. Думаешь легко, в дерьме вертеться и оставаться чистенькой? А самое смешное, знаешь что? В клоаке публичности репутация – залог всего. И у меня, Сева, идеальная репутация. Так что… не до сказок мне было и Финистов ваших.
-А в детстве? - спросил он.
-А что в детстве? Мама, папа, жизнь от зарплаты к зарплате, долги, кредиты. Новый год один помню… картофель, отваренный в мундире и тощая селедка – вот и весь праздничный стол. Потому что денег нет. Наверное, тогда я себе и пообещала, что не хочу так жить.
-Получилось?
-Да, - звучит с вызовом. – У меня в центре столицы квартира, машина, круг общения, деньги, все самое лучшее… и Новый год я могу провести в любом фешенебельном ресторане.
-А друзья, Маш? Семья? Любовь? Есть с кем разделить радость праздника, пусть даже закусив картошкой?
Машка смолкла, так и не ответив.
Странная прогулка. Словно вывернули на изнанку, оголив что-то болезненное и острое.
-Пришли, - в этот раз кожу согрело теплое прикосновение. Сева коснулся кончиками пальцев моего лица и отстранился, усаживая на расстеленный Машкой плед.
-Что ж ты слабенькая такая, Яда? А силы для тебя непомерно отсыпали, как будто за двоих разом. Всеволод подошел к сине-зеленой глади озера, замер, глядя в посветлевшее небо. Грозовые тучи уже далеко ушли, напоминая о себе разве что тонкой полоской черноты вдали. Развернувшись ко мне, посмотрел напряженно и сосредоточенно.
-Впервые приступ случился?
Молча кивнула.
-Теперь будет чаще.
-Почему? – вместо меня спросила Красовская. Подойдя к воде, с опаской сунула туда ступню. – О, теплая! Очень.
-В рюкзаке возьми по рубахе, - кивнул Сева, продолжая пытать меня взглядом. – Одна тебе, вторая Яде.
-Как староверы, честное слово, - пробурчала Маша, но послушно полезла в торбу, что прихватил Всеволод.
-Так почему? – повторила заданный вопрос.
- Лес принял, сила наружу рвется, запечатанная, нерастраченная. Тебя бы в добро да на благо… - вздохнул. – А так-то пока беснуешься и грызешь себя, тьма и колышется, баламутит внутри. Рвется на свободу.
-Я не хочу быть злой. Оно само… как-то.
Сева кивнул, перехватив для меня рубаху. Машка побежала в соседние кустики переодеваться.
-Знаешь, какой самый большой враг любви?
-Ложь и предательство?
-Нет. Ложь тоже бывает разная, - качнул головой сенсей. – Гордыня. Она убивает всё, не только любовь. Она же основа всех грехов, корень и матерь их. Гордыня предшествует падению во тьму.
-Я не совсем понимаю, к чему ты…
-Сейчас поймешь, - пообещал волк, устраиваясь рядом. – Давай представим двух влюбленных. У них есть проблемы в отношениях. Каждый их них сформировал свое видение любви на примере родителей, друзей, фильмов, книг или интернета. Один считает, что он имеет истинные знания о любви. Все должно быть только так, как сложено в его картине мира. Другой же воспринимает себя настолько важной персоной, что может позволить себе развернуться и уйти, когда ситуация складывается не так, как хочется. Возможно, он думает, что тем самым демонстрирует силу своего характера. На самом деле это - слабый, самовлюбленный поступок!
-Ты сейчас обо мне и Кире? – в душе вновь заворочалось темное и злое.
