— Поехали, принцесса. Папа ждет нас на пристани.
— А он, что, поплывет с нами?
— Он сказал, что не может позволить кому-то другому вести его судно, — поясняет Афинский и крепко сжимает мою руку в своей. — Так что вперед.
Мы идем к лифту, который медленно спускает нас на первый этаж.
— А ты сказал отцу про истинную причину нашего путешествия? — уже возле машины спохватываюсь я.
— Про ребенка не сказал, Тася. Они с мамой сойдут с ума, если узнают, что у Дины есть сын, которого прячет Феликс.
— Мне жаль, что так вышло. — Вздыхаю я. Совсем не хочется, чтобы родители Андрея переживали.
— Тась, не говори так. — Хмурится он. — Я считаю счастьем то, что тебе удалось вырваться из плена. Когда ребенок родился, его уже похитили. Он не подозревает, что находится во власти психопата. Остается только надеяться на то, что Феликс к нему привязан по-настоящему и не причинит вреда.
— Он говорил, что ребенком занимается няня. Возможно, мальчик не все время находится под его надзором. Если Феликс в разъездах по своим отелям, за мальчиком присматривает кто-то другой.
— Все эти наши «может» — только предположение. Чтобы узнать наверняка, нам надо попасть в дом.
Афинский отключает сигнализацию и помогает мне забраться на переднее сидение своего «кроссовера». Машина трогается с места. Мы едем к причалу.
Юрий Семенович ждет нас у входа на пристань. Капитанская фуражка как у Остапа Бендера делает его похожим на боцмана.
— Тася! — раскрывает мне объятия он. — Как же я счастлив видеть тебя!
— Я тоже…
Прижимаюсь к нему и чувствую невероятное тепло от нашей встречи.
— Куда вас везти? — провожая нас к своему небольшому катеру, интересуется отец Андрея.
— Вдоль берега. Надо осмотреть окрестности с воды, — туманно отвечает Афинский. — Поплывем в сторону выезда из города.
Он помогает мне преодолеть ступени, и мы оказываемся на судне. Подержаное, но крепкое, оно внушает надежду, что на этот раз поиски увенчаются успехом.
Серое небо и волнующееся сизое море совсем не настраивают на романтичный лад. Но катер медленно набирает вход, а мы с Андреем по очереди смотрим в бинокль его отца, пытаясь отыскать хоть что-то, напоминающее спуск к морю.
Начинает накрапывать противный мелкий дождик.
— Уйди в рубку, Тася, — зовет меня Юрий Семенович.
— Нет, — качаю головой я.
— Вымокнешь и простынешь. Не хватало еще, чтобы в довершение всех своих приключений ты подхватила простуду, — бурчит он.
В какой-то момент нашего путешествия вдали мне удается заметить нечто, напоминающее заброшенный спуск.
Я с волнением сжимаю руку Андрея. Мне не нравятся клубы дыма, напоминающие низко летящие грозовые облака.
— Твою мать… — срывается ругательство у него. — Па, давай подойдем ближе к берегу! Неужели пожар?
— Плохо дело… — ворчит в рубке Юрий Семенович. — Если второй этаж надстраивали, точно использовали легковоспламеняющиеся материалы. Проще всего использовать легкий по весу материал, если дом не рассчитан на второй этаж.
Наш катер приближается к скалам. Черные клубы дыма обволакивают поломанный спуск и тянутся над маленьким кусочком пляжа.
— Он поджег дом! Вот сволочь… — сжимая от бессилия кулаки, рычит Андрей. — А вдруг там ребенок?
— Нет, нет… — испуганно качаю головой я. — Феликс заботился о ребенке. Он не смог бы так поступить.
— Мы можем подплыть ближе?! — поворачивается к отцу Андрей.
— Еще пара-тройка метров, не больше… какой ребенок?
Но Афинский не отвечает. Он напряженно всматривается в открывшийся нам пейзаж.
— Черт, если мы поплывем обратно к пристани, а потом попытаемся найти дом сверху, на машине, потеряем время. Придется плыть.
Андрей с отчаянием свешивается с кормы, пытаясь на глаз рассчитать расстояние до берега. Потом стягивает с ног туфли, носки и джинсы. Снимает через голову футболку.
— Я должен убедиться, что дом пустой, — поворачивается он к нам.
— Я с тобой, — судорожно хватаю его за руку я.
— Ни в коем случае. Ты не так хорошо плаваешь.
— Я поплыву с тобой, — начинает разуваться Юрий Семенович. — Никто не плавает в бухте лучше меня. И скажите, ради Бога, о каком ребенке идет речь?!
— Потом, — отмахивается Афинский. Его глаза горят диким отчаянием. Я понимаю его боль — он чувствует себя виноватым в смерти Дины, и спасти ее мальчика для него важнее всего на свете.
— Только поклянитесь мне, что вернетесь невредимыми, — прошу я.
— Позвони Шкуратову, — протягивает мне свой сотовый Андрей. — Скажи, что мы нашли дом, он в поселке рядом с бухтой, и что здесь пожар. Передай ему координаты.
— Хорошо.
Андрей больше не говорит со мной. Он легко перемахивает через борт судна и ныряет в мрачные волны. Отец снимает одежду и опускается в воду следом за ним.
Я стою в носовой части судна, впившись ладонями в стальной борт, и с тревогой наблюдаю, как двое мужчин плывут в сторону спуска. Их головы мелькают в волнах, то исчезая, то появляясь. Мое сердце сжимается от страха. Нигде нет гарантии, что поврежденный камнепадом спуск выдержит их подъем.
Спохватываюсь, что надо позвонить Шкуратову и включаю сотовую связь.
— Почему вы поплыли без меня?! — ревет в трубку оперативник. — Немедленно поднимитесь в рубку и сообщите мне координаты!
— Д-да, хорошо…
Я бегу в рубку. Дрожащим голосом передаю ему координаты.
— Скоро будем, — рявкает он.
Я бросаюсь обратно к корме. Андрей и его отец уже выбираются на берег. Я вижу, как Андрей дергает поручни поврежденной лестницы, пробуя ее на прочность. Задирает голову вверх, проверяя, не сорвется ли случайный камень.
Один за другим, они с отцом взбираются наверх по лестнице и исчезают за лавочкой в саду. Я смотрю им вслед с тревогой и страхом. Кажется, мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Мысленно я умоляю Андрея и его отца только об одном — вернуться обратно на катер целыми и невредимыми.
Глава 22
Афинский
Жутко неудобно ходить по земле босиком и в мокрых плавках. Но моя душа мечется от отчаяния. Наконец я в том месте, где от нас прятали Дину. В месте, где она провела последний год своей жизни, и где выносила своего мальчика.
Лавочка у спуска к небольшой полосе пляжа, цветущий яблоневый сад… если бы это место попалось мне на глаза просто так, я бы подумал, что это — рай на земле. Но нет. Сейчас для меня это ад.
Я задираю голову наверх. Надстроенная мансарда пылает ярким пламенем. Не дожидаясь отца, я бегу к входной двери. Как странно, она не заперта. Как будто кто-то ждал гостей.
— Андрей, подожди меня! — слышу голос отца за спиной.
— Нет, пап! Я пойду один! Я должен убедиться, что в доме никого нет!
Не дожидаясь ответа, я врываюсь в помещение. Все вокруг заполнено сизым дымом.
Судя по всему, я попал на кухню. За ней роскошная столовая в белоснежных тонах. Окна в пол с видом на бухту. И белоснежная лестница на второй этаж. Все заволокло дымом. Я бегу через просторный холл, распахиваю одну за другой двери и не своим голосом зову Эрика.
— Эрик! Эри-и-ик!
Нигде ничего нет. Нет вещей, нет предметов, используемых в быту. Везде пусто. Такое ощущение, что здесь никогда никто не жил. Или съехал, забрав с собой вещи.
Глаза слезятся от дыма. Становится жарко, и совсем нечем дышать.
Я взбегаю на второй этаж, толкаю плечом дверь.
Все пылает. Пылают вещи в шкафу, пылает круглая кровать. Огонь очень быстро пожирает пространство. Отец прав, мансарда надстроена из легковоспламеняющихся материалов.
Заглядываю в ванную, там тоже пусто. Понимаю, что надо уходить, иначе обрушатся перекрытия. И тут под ногами замечаю фотокарточку, сделанную на полароид. С одного конца она обгорела, а с другого нет. Я поднимаю ее с пола и быстро выхожу. Дышать уже почти невозможно.
Сбегаю вниз по лестнице, и слышу, как за спиной обрушивается дверь. Она падает на ступени, и я едва успеваю перемахнуть через перила. Перед глазами все плывет. Надо выбраться на улицу, иначе можно потерять сознание.
