Хотя успокаиваю себя тем, что на заднем сиденье он меня даже не заметит. Я его и подавно – буду смотреть в окно и думать о чем-то приятном.
– Может быть, мы отвлекаем твоего брата от более важных дел? – говорю, стоя уже на крыльце. – У него работа. Зачем ему еще с нами возиться?
– А с кем ему еще возиться? – Настя снова зевает. – Родители в Америке, прекрасно справляются, строят новую империю. А здесь, кроме меня, у него никого нет. И вряд ли будет в ближайшее время.
– Почему?
– Потому что только наивные дурочки считают, что он готов жениться и хочет семью.
– А на самом деле?
Не знаю, зачем это спрашиваю. Наверное, просто чтобы скоротать время. Ну и еще да, мне чуточку любопытно. Тимур ведь уже взрослый, состоявшийся мужчина. Почему бы ему и впрямь не жениться?
– Зачем ему одна, – усмехается Настя, – когда он может трахать всех, кого хочет.
– Но это ведь не отношения…
– Знаешь, – Настя становится непривычно серьезной, даже чуть грустной, – зависимость от другого человека – это паршиво.
Я не успеваю ее спросить про Макса: как вчера все прошло? Но не похоже, что они снова вместе.
Из гаража выезжает красный Феррари. И пока я восхищенно смотрю на эту красавицу, подруга сбегает по ступенькам и ныряет на заднее сиденье. А когда я хочу сделать то же самое, зевая, просит:
– Анит, лучше садись на переднее. Я тут немного посплю. А ты как раз понаблюдаешь и, может, поймешь: как машина может втискиваться между другими и не наезжать на бордюр.
Я люблю сидеть на переднем сиденье. И да, все еще пытаюсь разгадать эту загадку: как водитель умудряется четко прикидывать границы между преградами. Да и выбора нет. Поэтому открываю дверь и сажусь в машину. Машина шикарная, хотя джип был тоже хорош.
– Давай, давай, мой брат тебя не укусит, – усмехается Настя, сворачиваясь на заднем сиденье. – Может, как раз решишь, хочешь ли ты водить.
– Хочешь сдать на права?
Я настолько не ожидала, что Тимур заговорит со мной, что пару секунд недоуменно его рассматриваю.
– Пока только думаю.
– Лучше сесть за руль и попробовать. Тогда сразу поймешь, твое или нет.
– У меня нет машины.
– Ты могла бы попросить машину у Насти.
– Нет, – качаю головой, – не могла бы.
– Почему?
– Потому что это чужая машина, – закрепив ремень безопасности, поясняю я очевидное. – К тому же она слишком дорогая. Что, если я ее поцарапаю?
А еще я не люблю просить, а Настя не предлагала. Да и сейчас делает вид, что не слышит.
– Зачем тогда права?
Пожимаю плечами. Это просто и одновременно сложно пояснить. Мне хочется, просто хочется самой почувствовать скорость и вкусить ощущение, что я могу управлять железным зверем, который бежит под тобой. Но вместо бурного потока эмоций, который возникает внутри, отвечаю весьма лаконично:
– Никогда не знаешь, что может тебе пригодиться.
Такой ответ Тимура вроде бы устраивает. Он перестает сыпать вопросами, я устремляю взгляд на дорогу. А потом в горле ни с того ни с сего начинает першить, пытаюсь откашляться – получается слабо. Отворачиваюсь к окну, неудобно – жуть, и вдруг вижу, как передо мной возникает бутылочка с водой.
После нескольких глотков противный кашель успокаивается. Возвращаю бутылку Тимуру.
– Спасибо вам.
– Ой, все! Слышать уже не могу! – ворчит сзади Настя. – Когда ты начнешь уже говорить ему «ты»?
– А что, пора? – пытаюсь перевести все в шутку, хотя щеки слегка обжигает румянец.
Бросаю косой взгляд на водителя – и ловлю на себе ответный. Он не улыбается, не кивает. Но и возражения нет. Он будто дает мне возможность определиться самой.
А я…
Не знаю, что меня останавливает. Но внутри зреет какой-то протест, и я просто отворачиваюсь к окну.
Дорога несется под колесами, мелькают уютные дорогие дома, окруженные зеленью, а потом начинается самое интересное – трасса. Почти пустая в это время, как передышка перед тем, что начнется в городе.
Тимур ведет уверенно, не лихачит попусту, не пытается обогнать кого-то лишь затем, чтобы показать, у кого класс машины повыше. Но другие авто его сами сторонятся. Такое ощущение, что Феррари передалась властная и тяжелая аура своего хозяина. От него тоже хочется держаться подальше.
Несмотря на мою любовь к машинам и скорости, я все же чувствую себя неуютно. Как будто я здесь самозванка. Молчание, холодные ноты парфюма Тимура, жилистые руки на руле, на которые то и дело соскальзывает мой взгляд, – все это не помогает расслабиться.
– Блин… – сзади слышится мелодия, подруга ворочается и достает из сумочки свой смартфон.
Затаенно радуюсь, что она проснулась, хотя она и недовольна этим событием. Вчитывается в экран, хмыкает.
– Слушай, тебе тут привет передать попросили, – говорит она и начинает зачитывать: – «Анита, ты притянула меня как магнитом. Анита, ты заставила мое сердце прыгать кульбитом. Анита, ты как орбита. Анита, теперь я знаю, что такое ледозащита!»
Я начинаю хохотать, а Настя вздыхает: разбудили, еще и из-за такого пустяка.
– Отвечать что-то будешь?
– Нет.
Кивнув, она что-то печатает – быстро, на эмоциях, а потом слышится ее возмущенное восклицание:
– Так и знала, что мне с именем не повезло! Тебе, значит, какой-никакой стишок, и прям имя в каждой строчке, а мне… Я ему пишу: «С дуба рухнул?» А он мне: «Ты Настя – как здрасти! С крыши дома твоего… с крыши дома твоего… ах, если бы на земле были снасти!»
Она так сердито смотрит на экран телефона, будто ее собеседник может увидеть и понять степень ее гнева.
– Придурок! – выносит она приговор. – Правильно, что ты с ним встречаться не захотела! Под крышей дома моего… Ку-ку он вчера, что ли, словил?
– А что, мог? – отсмеявшись, интересуюсь я.
– Да как-то… – Снова устраиваясь, она задумывается. – Похоже, что да. Он вчера куда-то пропал, а потом пришел к нам в бассейн и спросил: на каком основании ему запретил петь серенады дон Корлеоне?
– Ого, у вас и такие знакомства! – От смеха уже начинает болеть живот, но удержаться никак невозможно. – А я проспала все самое интересное! А что еще ему говорил дон Корлеоне?
– Да он уже смутно соображал и еще хуже помнил. Сказал, что его настигло вдохновение, пока бродил вокруг нашего красивого дома. А тут вдруг такие угрозы, что он обиделся и ушел. Правда, честно говоря, тогда он мне показался не обиженным, а немного испуганным. Подозреваю, его «глюк» внушил ему куда больше, чем он нам рассказал. А теперь ему слегка неудобно за трусость.
– И зря, – говорю я и подтверждаю цитатой упомянутого персонажа: – Первейшая обязанность человека – оставаться живым. А уже потом следует то, что люди именуют честью.
Чувствую на щеке взгляд Тимура, но усиленно смотрю прямо перед собой. Что его удивляет? Да, я читала книгу и смотрела фильм, и даже что-то запомнила. У меня вообще хорошая память, и…
– Серенады… – вдруг осеняет меня. – Ты знаешь, мне кажется, я их даже слышала…
– Сочувствую, – бухтит Настя.
Усмехаюсь, напрягаю память и уже хочу заступиться, сказать, что голос-то у Олега не так плох, как она думает. Проблема только в репертуаре. А потом моя память, как клубок, начинает разматываться, прокручивать события дальше, и…
Темная комната… полоска света… шаги… мужчина, которому я жалуюсь на то, что боюсь пауков, а он обещает, что их больше не будет… пальцы, которые ласково ползут по моей щеке, отводят прядь волос, а потом прикосновение становится жестче… и я чувствую уже не подушечки пальцев, а костяшки…
Запах осени, сотканный из холода и ноток дождя… Мой взгляд упирается в мокрый асфальт, стремительно переносится на руки Тимура… и встречается с дымчатыми глазами, которые спокойно за мной наблюдают…
Он.
Это был он.
Вчера, в моей комнате.
– Ты… – выдыхаю так тихо, что и сама не слышу себя.
На губах Тимура мелькает осколок улыбки.
Он отворачивается.
А я…
Я все еще пытаюсь вытолкнуть эту мысль, но она навязчива, чувствует себя вправе остаться.
