Я отворачиваюсь и возвращаюсь к лестнице, которая ведет на чердак Альбины.
— Если со мной что-то случится, — бросаю прежним тоном, — то ту нашу встречу в кафе тоже сотрут?
— Я не позволю. И с тобой ничего…
— Замолчи.
Наверху приходится вспомнить ловкость, чтобы протиснуться в тесный люк и не собрать всю осевшую пыль. Свежие следы мужских ботинок чертят по ней целые тропинки, извилистые и резкие. Пол угрожающе скрипит, продавливаясь под каждым вторым шагом, но не трещит и слава богу.
Итан не соврал, вокруг завалы старого мусора, даже не вещи, а их остатки и изломанные детали. Но я замечаю "отпечаток" женской руки. Альбина расчистила небольшой пятачок у правой стены, где глухая стена расщедрилась на настоящий подарок. Окно с мутным стеклом, которое уже никак не отмыть, сколько не старайся.
Рядом стоит небольшое кресло с красивой голубоватой спинкой, обивка в мелкий цветок выцвела и тоже забилась пылью, что поднимается клубами в воздух.
Я подхожу к креслу и провожу ладонью по окну, все же надеясь сделать картинку четче. Хотя уже поздно, я заговорилась с Итаном и внизу почти ничего не видно. Темно и стоит обещание, что станет совсем черно. Неуверенный круг света расходится лишь от лампочки, которая подвешена на столбе у гаража.
Я вижу освещенную стенку гаража и вдруг замечаю новую смазанную деталь. Она становится отчетливее в следующее мгновение, когда делает шаг вперед… Да, мужской силуэт наплывает, приближаясь к столбу с лампочкой, и запрокидывает голову наверх, смотря в мою сторону.
Темнота прячет черты его лица и одежду, но яркий блик прорезает сумрак. Так четко, резко… Так блестит металл! Я вижу, как мужчина поднимает руку и медленно проводит ножом у своего горла.
Глава 25
Дневник жены. 3 сентября.
Кирилл знает.
С тех пор, как муж вернулся без объяснений, он ведет себя подчеркнуто холодно и избегает взглядов глаза в глаза. Он чаще стоит ко мне спиной, занятый своими делами, и обычно лишь кивает на любую мою фразу, вопрос ли это или простое замечание. Он не грубит и не игнорирует меня, но отмеряет жалкие крошки внимания, из которых никак не построить диалог. Ничего не построить, и, кажется, именно этого я добивалась.
Тишины и равнодушия. Ведь так?
Но он не выдержит долго, я его знаю. Видела, как он затихает перед бурей десятки раз. Так он тянет время, чтобы перестроиться и выбрать правильный вектор поведения. Черт, вектор! Я воспринимаю мужа как схему, иногда угрожающую, иногда возбуждающую.
И не выдерживаю первая. Спусковой крючок зажат в его ладони, я замечаю ключи от своей машины, металлический брелок обвил его указательный палец и постукивает об ноготь. Кирилл просматривает бумаги на столе и даже не замечает меня, хотя мое дыхание давно сбилось.
— Ты взял мои ключи, — мне приходится заговорить, чтобы разбудить его.
Я заслуживаю короткого взгляда в свою сторону, муж задерживается на ямочке между ключицами, будто находит безопасное место для касания. Он смотрит и на меня и сквозь меня. А я замечаю усталость в его заторможенных жестах, будто каждый из них стоит ему нечеловеческих усилий, он явно не высыпается последние дни. Кожа потеряла здоровое свечение, наоборот, напиталась сероватыми красками, из-за чего он выглядит старше. Хуже. Проступили морщины на лбу, хотя Кирилл пренебрегает мимикой, рядом со мной он носит исключительно одно выражение лица — сосредоточенное отсутствие.
— Мои ключи, — повторяю и протягиваю ладонь, чтобы забрать свое.
— Я заводил вчера, там каждый второй чек горит.
— Я не просила.
— Значит моя инициатива.
Он неожиданно отпускает толику злости и, наконец, отвлекается от моей шеи, его взгляд плывет выше, где встречается с моим. Он чертовски зол, только поднеси огонь.
— Зачем? — спрашиваю, стараясь выдохнуть.
Кирилл усмехается, а я вдруг ловлю себя на мысли, что соскучилась по эмоциям на его волевом лице. Меня буквально прорезает током, и ощущения заостряются, потому что моя злость тоже никуда не уходит, я вижу вызов в его глазах и отвечаю ему тем же.
— Я заботливый муж, наверное, поэтому.
— Нет, ты слепой мудак.
Кирилл срывается на смех, который резко обрывает через пару секунд. И швыряет ключи на столик, где они с противным звоном бьются об хрустальную вазу, а потом разворачивается и молча уходит.
Он точно знает.
А я понимаю, что его молчание на исходе. Первые реплики он бросил и теперь не остановится. Я не пишу Итану, но отвечаю на сотый звонок Сила. Я просила фотографа узнать, куда подевалась Альбина, и надеюсь, что на этот раз он звонит по делу.
— Ты же помнишь, кто помог тебе открыть студию? — я сразу давлю стервозными нотами, чтобы сукин сын не думал переводить тему. — Два этажа в самом центре, Сил.
— Так это из-за Альбины? — холодный голос Сила сбивает меня с толку. — Или чем я тебя обидел?
— Ненавижу, когда ты задаешь вопросы. Тебе стоит отвечать на мои.
— Понятно. Поэтому натравила мужа?
— Что?
— Скажи, что хочешь. Мне уже не до шуток…
— Ты объясни по-человечески, черт возьми!
Никакой фантазии, Кирилл ударил в самое очевидное место. Свернул мои проекты и отозвал финансирование. Интересно, мои кредитки тоже заблокированы?
Сил клянется, что не произнес лишнего, что с ним вообще никто не разговаривал, просто пришли всевозможные проверки разом и вздернули его бизнес на законодательной перекладине. Он в панике и не знает кому звонить, кроме меня.
А мне нечем ему помочь, но я бросаю пустые обещания искренним голосом, в котором изображаю тревогу за него. Мне нужно, чтобы он молчал дальше, хотя бы пару дней, поэтому обещаю поговорить с мужем и всё уладить. Сил так рад, будто я отозвала конвоиров, я морщусь на его наивность, но сохраняю прежний тон. И вспоминаю свой главный вопрос.
— Ты знаешь, где Альбина?
— Нет, она оборвала все связи. Наверное, уехала в в другой город.
— Черт…
— Могу поискать по другим каналам.
— Не надо.
Его поиски — отличная идея, когда люди Кирилла уже ходят вокруг него. С таким же успехом можно повесить светящийся указатель на трассе. Фотограф — Альбина — номер в отеле — Итан.
Итан.
Мне плохо без него…
Кирилл приезжает ближе к вечеру. На нем другая одежда, темная рубашка и джинсы, которые я не помню в его гардеробе. Он сразу находит меня взглядом, как входит в дом, и делает шаги в том же направлении.
— Я хочу тебя, — произносит муж.
Его жадный воспаленный взгляд говорит о том же, он касается пуговиц рубашки и начинает их расстегивать. Без спешки и без дразнящих заигрываний, одну за другой, а дистанция по-прежнему тает. Шаг, шаг и вот его влажный выдох прямо в лицо. Он стоит передо мной и смотрит вниз, рассматривая мое тело, которое плохо прячет шелковое платье, а я вдруг вспоминаю, что он купил его мне. Подарил на вымышленный праздник. Он тогда беззаботно смеялся и перебирал один дурацкий повод за другим, и остановился на самом пошлом. И я ведь смеялась вместе с ним.
— Иди сюда, — он протягивает ладонь к тонкой бретельке, — отпразднуем.
Черт, он помнит. Конечно, он помнит. «День стояка».
— Нет, — я ловлю мужские пальцы, которые тут же скручивают железный узел на запястье и тянут вперед, наталкивая меня на его крепкое тело. — Кирилл…
— Ты же сама дразнишь, как дышишь. И не замечаешь, сколь изощренно.
— Я не… Нет, Кирилл.
— Уверена, что хочешь отказать мне?
У меня нет ответа. Он начал с атаки по моим счетам и верно видит мою слабость.
— Что происходит?
— Я уже сказал, — он принимает мой вопрос за разрешение и притягивает еще ближе, — я хочу трахнуть свою жену.
Он разворачивает меня в своих руках и медленно расстегивает молнию на спине. Ткань соскальзывает на пол, и на место прохладного прикосновения шелка приходит жар его ладоней. Кирилл проводит по ложбинке, с болезненным нажимом вдавливая ладонь, но не давая мне отстраниться, его вторая рука плотно обняла меня вокруг талии и держит на месте. Мне остается лишь прогибаться, глубже, чувственнее, и я слышу, как рвется его дыхание.
