Кёнсу собрал их нехитрый скарб, половину сложил рядом с Фанем, половину взвалил на спину и принялся кругами обходить холм. Искал другое подходящее место. Как оказалось, очень вовремя. Как раз нашел узкую рытвину, которую завалил сверху ветками, землей и треснувшим бревном, оставив один узкий проход, через который можно было влезть в получившееся укрытие. Сунул туда вещи, выбрался и огляделся. На востоке небо наливалось сизым. Клубящийся сумрак раскалывали фиолетовые ломаные линии.
— Не было печали… — Кёнсу бегом кинулся к холму, где оставил Фаня и часть вещей. Тащил на себе с короткими передышками, чтобы успеть спрятаться от бури. Ветер уже зверем выл и ревел, когда Кёнсу заволакивал Фаня в укрытие и поспешно зарывал землей и закладывал камнями проход. Потом в темноте под звук собственного тяжелого дыхания обнимал Фаня, пока над ними бесновались стихии. С ужасом ждал, что в их крошечное и хлипкое убежище просочится смертельный фиолетовый туман. Мысленно просил бурю поскорее уняться, ведь еще не сезон, а меж сезонами бури обычно быстро заканчивались. Но удача явно была не на их с Фанем стороне. Так что Кёнсу, измученный волнениями, уснул задолго до того, как буря стихла.
●●●
За два следующих дня они почти не сдвинулись с места. У Фаня был жар, он не приходил в себя, поэтому Кёнсу просто искал поблизости новые подходящие укрытия и перетаскивал Фаня, менял повязку, а потом по ночам трясся, прижимая Фаня к себе. Только еще через день Фань проснулся. Идти он мог, но медленно и недолго — ослабел. Часть пути он шел сам, потом Кёнсу нес его, сколько мог, а после они искали укрытие. Проходили крошечные расстояния, но хоть что-то.
Кёнсу на очередном привале достал карту из кожаного чехла и положил перед собой. С тоской безнадежной смотрел на линии и озирался. Вокруг тянулась холмистая местность с редкими каменистыми выступами, ни одного ориентира, чтобы понять по карте, где они и куда идти дальше. На карте Кёнсу видел равнинное пятно, но оно было большим. И они с Фанем могли быть где угодно в границах этого пятна.
— Юг так юг, — решил в конце концов Кёнсу. — Если идти, то куда-нибудь точно придем.
Из запасов у них остались сушеные ягоды, грибной порошок и кусок кроличьего мяса. Впрочем, мясо пришлось выбросить через день, потому что оно стало пованивать. На ночь Кёнсу всякий раз ставил силки, но в них никто не попадался. Зато Фань умудрялся каким-то чудом накопать корешков для похлебки и про запас для отвара, если снова змея куснет. Хорошо еще, что источники встречались с завидной регулярностью, и Кёнсу и Фань не страдали от жажды.
Последнюю горсть сушеных ягод Кёнсу и Фань разделили по-братски в день, когда повязка Фаню уже не потребовалась. А к полудню они наткнулись на охотников. Те, видимо, некоторое время за ними наблюдали, убедились, что их всего двое, тогда и вышли навстречу.
Кёнсу положил вещи у ног и поклонился.
— Идем с северо-запада. Ищем путь на Юг. Можно у вас отдохнуть день?
Старший охотник с исчерченным шрамами лицом осмотрел внимательно замотанного в тряпье Кёнсу, затем Фаня. Ребенок подле странника успокаивал и не внушал подозрений.
— На охотника или торговца ты не похож.
— Я в первый раз иду, и мне есть, чем меняться, — твердо ответил Кёнсу.
Охотник помедлил, но кивнул и жестом велел следовать за парочкой помоложе из отряда.
— До гостевого двора отведите. Дальше сами пускай.
Два молодых охотника уверенно провели Кёнсу и Фаня через пустошь до высоких холмов. Меж холмами пришлось несколько раз переходить через лощины и овраги по узким мосткам, пока извилистая тропа не привела их к высокой изгороди из толстых бревен. Порой меж бревнами виднелись толстенные плиты, оплавленные и выщербленные, оставшиеся еще с той поры, когда мир был иным. А вот за воротами Кёнсу раскрыл рот, увидев селение, которое ему показалось огромным и необъятным. Неподалеку громко пыхтела и фырчала громада, тянувшая за собой лист проржавевшего металла с грудой валунов. Чуть поодаль в полуразрушенном каменном кольце плескалась вода, а сверху лилась струйка из трубы, убегавшей к каменистому склону.
— Общий источник, — коротко пояснил один из охотников и указал на хлипкий домик из тонких досок. — Вам туда. В центре селения есть торговая площадь и дом странников. Если надо спросить дорогу, то лучше места не найти. Там можно и проводника поискать. Сейчас у нас с десяток бродяг, пара нарочных. В цене сойдетесь если, то…
Кёнсу взял Фаня за руку и зашагал по пыльной дороге меж домами к центру. Дома по обе стороны высились разнокалиберные. Одни походили на развалины старых времен, другие напоминали полуземлянки, некоторые явно любовно выстроили кто из дерева, а кто из глиняных кирпичей. Еще чуть позже Кёнсу и площадку с горками глины углядел — там играли чумазые детишки под присмотром хромого старика. Общинный выводок — дело обычное. Детей воспитывали всегда отдельно, кто-нибудь из стариков ими и занимался. Родители сами о детях не слишком пеклись и редко принимали участие в обучении.
Торговая площадь впечатляла. Вкопанные в землю столбы держали три ряда деревянных лавок. Центральный ряд увесили тряпками и заставили мешками с разными товарами, там же люди и толпились. На Кёнсу и Фаня никто даже не взглянул.
Лезть в толпу Кёнсу желанием не горел, но им требовалось добыть себе еду и узнать дорогу на Юг. Купить еду они не могли — редких вещей у них не было. Оставалось только выменять. Потому Кёнсу и полез в гущу, высматривая, что именно красуется на лавках. В основном там выставили овощи и ткани, и поделки из металла. Вот тогда Кёнсу с чистой совестью занял свободное место, поставил на лавку мешок с мандаринами, развязал. На чистой тряпице выложил прозрачные камешки, оставив себе пяток. Рядом стопкой положил обработанные змеиные шкурки.
Фань уселся на корточки и с любопытством наблюдал за его движениями. Кёнсу и самому было в новинку торговать, так что первого покупателя он ждал с колотящимся сердцем.
У лавки остановился высокий мужчина с гривой черных, как смоль, волос. Волосы у него немного вились, как и густая борода. Смуглый, словно обожженный и зацелованный солнцем с рождения. Выглядел он чужаком на фоне как местных, так и бродячих торговцев. В коже весь, на поясе и бедре — тяжелые рукояти ножей. Плечи широченные, а вот в бедрах — тонкий. Он и двигался с хищной грацией, легко и стремительно, будто земли ступнями не касался вовсе.
Хмуро глянув на Кёнсу, чужак небрежно стянул с ладоней перчатки, осторожно тронул узловатыми пальцами один из прозрачных камней, покрутил, посмотрел сквозь него на солнце и низким голосом глухо спросил:
— Что взамен хочешь?
— За… все? — запинаясь, уточнил Кёнсу, лихорадочно соображая, что можно попросить вообще за какие-то стекляшки.
Ответить чужак не успел, потому что Фань подобрался к нему ближе, сверкая любопытными глазенками, и робко повел рукой к ножу на бедре. Четкий удар ножа о дерево заставил Кёнсу и Фаня замереть. Клинок, вонзившийся в доску, слегка покачивался. Угрожающе. Чужак наклонился к Фаню и вкрадчиво проговорил:
— Чужое оружие трогать невежливо, малыш. Так можно лишиться рук, если не головы.
— Он просто хотел посмотреть, — пролепетал Кёнсу, жалея вообще, что на свет появился. В подобных местах он никогда не бывал и никогда не видел столько людей одновременно. Черт его знает, как тут полагалось себя вести, но чужак выглядел так опасно, словно мог в любой миг у всех на глазах прикончить ребенка.
Чужак вновь смерил его хмурым взглядом.
— Глупо брать с собой в путь детей.
Фань прижался к боку Кёнсу, обеими ладошками взял за руку и неожиданно тихо сказал:
— Мама.
Чужак выразительно вскинул бровь с искренним недоумением. Очевидно, в его глазах Кёнсу и близко на “маму” ничем не походил, несмотря на обилие намотанных на тело тряпок.
— Кто ты такой? — рискнул спросить Кёнсу, чтобы хоть прикинуть, на что можно рассчитывать при обмене.
— Скороход, — последовал лаконичный ответ. Но Кёнсу и этого хватило, дабы навострить уши. Скороходами называли тех, кто мог добираться быстро из одного места в другое и знал дороги. Иногда у скороходов покупали места те, кто тоже хотел перебраться быстро и довольно безопасно из одного места в другое. Потому Кёнсу решил рискнуть.
