— Какая разница? — спрашиваю я, облизывая свои сухие губы. — Я же здесь.
В установившейся далее тишине, в нарастающем вокруг напряжении я гадаю, догадался ли Лоренс о том, что кроется за моими словами. Так или иначе, вряд ли ему хоть сколько-нибудь не все равно. Он предельно ясно изложил, чего он от меня хочет, и любви в списке его желаний нет.
И меня это на все сто процентов устраивает.
В его откровенно плотском, пристальном взгляде есть нечто такое, от чего мне становится тяжело дышать. Я не хочу, чтобы он останавливался. Мое сердце бьется в бешеном ритме, промежность становится влажной от предвкушения, пока его взгляд лениво путешествует по моему телу, а пальцы обвивают мою шею точно лоза. Ему не составит труда сломать ее. Контраст ощущений божественен, опасно прекрасен.
— Не двигайся, — приказывает он полным сдерживаемой силы голосом.
Отпустив меня, Лоренс начинает обводить по краю кружевную чашечку, прикрывающую одну из моих грудей, и от этой нежной, как шепот любовника, ласки мои соски твердеют, а по телу, которое еще горит воспоминанием о его пальцах, бегут мурашки. Мне в голову ударяет кровь, все плывет, и я глубоко вдыхаю.
Я закусываю губу, пока он, зацепив чашечку пальцем, сдвигает ткань вниз и смотрит, как моя грудь выпрыгивает наружу. Его зеленые глаза становятся темными, будто полночь. Затем он касается моего соска, трет большим и указательным пальцами его розовый кончик, отчего сквозь меня взрывной волной проносится наслаждение.
Растворяясь в ощущениях, я закрываю глаза, но внезапно слышу:
— Глаза на меня, Блэр.
Лоренс грубо ловит меня за талию, одной рукой притискивает к себе, а другой проникает под подол моего маленького черного платья и втыкает в меня два пальца.
Боль, сплетенная с наслаждением — вот, что я чувствую, пока он снова и снова вталкивает пальцы в мою промежность. Сильно. Глубоко. Неумолимо. Плоть и пот. Воздух пропитан запахом реакции моего тела. Склоняясь надо мной с красным огнем на скулах и обжигающим взглядом, Лоренс подобен богу, который сошел с небес, чтобы наказать меня — или же подарить спасение.
Это тяжело.
Это изнурительно.
Это божественно.
Лоренс останавливает атаку. Не вынимая пальцев, пристально оглядывает меня, а потом, не давая мне шанса заговорить, накрывает влажными от моей смазки пальцами мою щеку. Я поднимаю лицо к нему, он опускает свое ко мне, и наши губы снова соприкасаются. Что-то примитивное, какой-то основной инстинкт заставляет меня поднять руки, запутаться пальцами в его волосах и привлечь его ближе. Поцелуй становится жадной, отчаянной схваткой за воздух, поиском облегчения, которое можно найти только друг в друге, и я — думая о Ронане, но отчаянно желая, изнывая от страсти к мужчине рядом со мной — тянусь к его ремню и расстегиваю его.
Просунув ладонь в его боксеры, я беру его член, ласкаю по всей пульсирующей для меня длине. Такой твердый…
— Отведи меня в спальню, — шепчу я между жадными поцелуями.
Он подхватывает меня под задницу, а я, сцепив за его спиной ноги, трусь о его член, чувствуя, как он набухает ради меня, как мое тело ради него моментально воспламеняется.
— Нет. К черту спальню… Я хочу тебя прямо сейчас, — говорит он сквозь зубы. Подводит нас к деревянному столу в центре холла и, недолго думая, сметает с его поверхности огромную и очень дорогую на вид хрустальную вазу, чтобы усадить на освободившееся место меня. Я слышу грохот, с которым она разбивается об пол. В воздух, как пар, поднимается аромат роз.
Я бросаю взгляд вниз.
— О нет…
— Ш-ш… Неважно. — Лоренс ловит мой подбородок, заставляя смотреть на себя, заставляя меня замолкнуть очередным пробирающим до самого нутра поцелуем. Его прикосновения — темный рай. Он свирепо сжимает ладонями мои груди и неожиданно, обнажая их, рвет на мне платье. По моим венам разносится эйфория. Смеясь, я хватаю его за бедра, широко раздвигаю ноги и притягиваю к себе.
Твердое к мягкому.
Моя душа в чистилище. Моя плоть в раю.
— Вставь в меня член, — прошу я со стоном. Откидываю голову назад, и Лоренс начинает осыпать мою шею глубокими, похожими на крошечные сердцебиения поцелуями, пока я дрожащими от нетерпения руками достаю из боксеров его член. Отодвинув в сторону тонкую полосу кружева, прикрывающую мою промежность, он одним глубоким и плавным толчком входит в меня. Я выдыхаю. Он стонет. А потом мы оба растворяемся в проклятом, запретном языческом танце тел.
Лоренс закрывает глаза и, неистово двигая бедрами, склоняет голову мне на грудь. Чем сильней он в меня врезается, тем проще мне забывать его. Тем легче притворяться, что я хочу именно этого.
Эту жадную страсть.
Эту жестокость.
Этот голод.
Это полное стирание памяти.
Отвечая на его толчки, я чувствую, как в моем теле начинает зарождаться землетрясение ощущений. В моих ушах стоит звон, мое естество вибрирует, и сдерживаться больше нет сил.
— О черт, Лоренс… я… о фак, — стону я.
— Ласкай себя. Три себя там, — шепчет он, глядя туда, где соединены наши тела.
Опьяненная похотью, я опираюсь на локоть, и моя ладонь скользит вниз. И пока его влажно поблескивающий член толкается то внутрь, то наружу, я, глядя на это дурманящее зрелище, раздвигаю двумя пальцами складки и начинаю кругами тереть свой клитор. Постанываю, темп моих ласк становится все быстрее… все неистовей… все беспощадней, я теку еще сильнее, чем раньше.
— Фак… Блэр, — выдыхает он, ускоряясь. Его член, вознося меня к небесам, вторгается в меня снова, и снова, и снова с такой скоростью, что начинает расплываться перед глазами.
Наши тела под властью оргазма одновременно воспаряют в экстазе ввысь. Мы глядим друг на друга, его глаза ярко сияют, пока лихорадочное биение наших сердец замедляется, а сбившееся дыхание возвращается в норму. Во мне еще пульсирует его твердость, когда Лоренс убирает в сторону прилипший к моей щеке локон.
— С тобой я ощущаю себя в аду, как в раю, Блэр.
На долю секунды завеса спадает, и я вижу в его глазах проблеск его души — прекрасной, но пропитанной такой неприкрытой тоской и болью, что у меня, потрясенной до глубины души, перехватывает дыхание.
Прежде чем я успеваю ответить, он выходит и делает шаг назад. Его душа снова спрятана за спокойным, непроницаемым взглядом.
Он протягивает мне руку.
— Идем наверх. Примем душ.
Я встаю и, оглядев себя, замечаю, в каком плачевном состоянии мое платье.
— Бедное мое «Версаче». — Я встречаю его взгляд и улыбаюсь. — Что ж, по крайней мере оно погибло приятной смертью.
