— Расскажешь мне о своем сердце? — спросила я, дотрагиваясь до его шрама.
Через пять месяцев этот сукин сын кардиолог с прилизанными волосами и званием профессора, делавший ему абляцию, убил его во время пунктирования межпредсердной перегородки по пути катетера из правого предсердия в левое, проткнув ему сердце и вызвав кровотечение в околосердечную полость — перикард.[5]
Убил его и как ни в чем не бывало поехал в отпуск. В Грецию. Через два дня после процедуры. Одной иголкой проткнул две жизни и спокойно полетел загорать.
Тенерифе, Франкфурт-на-Майне, август 2003
Она медленно откинула белое покрывало и присела на краешек постели. Раздался знакомый скрип пружин.
Бело-голубое белье. С ее инициалами, вышитыми маминой рукой. Ее любимое.
Она всегда стелит его, когда надолго уезжает. Чтобы сразу по возвращении почувствовать себя дома. Чтобы хоть чтото напоминало, как она возвращалась к маме. Никто не ждал ее с таким нетерпением, как мама. И никто так не радовался ее возвращению. Поспит на этом белье одну ночь, потом постирает его и спрячет в шкаф. До следующего отъезда. В этой постели спит только она. Пока. Когда-нибудь, может, появится кто-нибудь стоящий и она застелит ее для них обоих. Но это когда-нибудь…
Темно-коричневое деревянное изголовье. На нем два коротких шероховатых углубления, две черные линии, выжженные огнем. Как два шрама. Ее отец на семейных встречах рассказывал о них, словно о геройских шрамах на своем лице. А мама напоминала ему, что во время войны он был еще ребенком.
Ее постель. Самое безопасное из всех известных ей мест…
Она чувствовала, как ее постепенно обволакивает покой. А сразу за ним вползает грусть. Она втянула голову в плечи.
У ее ног все еще лежал открытый неразобранный чемодан. Сверху — ярко-синий муслиновый шарфик. У него была неоспоримая привилегия перед остальными вещами — он иногда касался «того самого» места.
Лишь одному мужчине хватило терпения и достало счастья найти это место у нее на теле. Пожалуй, скорее терпения, чем счастья. Он прошел языком или пальцами каждый сантиметр ее кожи, а потому должен был в конце концов наткнуться и на него. Она тогда открывалась, как будто нажимали на потайную кнопку.
Маленький участок кожи на ее теле. Между шеей и правым плечом, в маленькой впадинке, в нескольких сантиметрах за ключицей. Лишь он один знал, что, для того чтобы ее покорить (во всех смыслах), достаточно приласкать ее как раз здесь. В этом месте. Лучше всего теплым дыханием. А если нежно коснуться языком, то она импульсивно закинет голову, кожа на шее натянется и она быстро прогнется, подставляя под поцелуи сначала шею, а потом и губы. Сами собой разойдутся колени, впрочем, не всегда. Ибо этот мужчина меньше всего соответствовал идеалу того, кого она должна была встретить на жизненном пути.
Все. Хватит думать об этом. Особенно сейчас. И особенно здесь. В постели. Она встала. Оттащила чемодан к шкафу и стала вытаскивать вещи.
— Ну и зачем ты, идиотка, поехала туда? — спрашивала она себя, освобождая чемодан и перекладывая в шкаф стопки одежды. Все в тон, как детали гигантской причудливой мозаики. — Потеряла две недели жизни! И с кем?! С бандой каких-то придурков, у которых ума не хватило не то что заказать хорошее вино в ресторане, а даже чтобы устроить ужин на пляже с пачкой галет и банкой мясных консервов. Хотя бы просто с зажженными свечами, воткнутыми в песок. Хорошего настроения у них тоже не бывает, пока они не зальют в себя пиво перед завтраком… Это ведь у меня депрессия, а не у них! Чтобы впасть в депрессию, надо представлять, что это вообще такое.
Две недели! Целых четырнадцать дней! — говорила она себе все громче и укоризненней. — Как я могла поехать с людьми, у которых нет планов? Совершенно! Ни на всю жизнь, ни даже на две ближайшие недели. Как можно прилетать на Сейшелы, не имея планов?! Как, черт возьми, можно быть такой глупой?! Одно за другим она вешала платья на плечики. Выстраивала их в ряд, как солдат на плацу. От самого длинного до самого короткого. Светлые вперемежку с темными, чтобы утром, как откроет шкаф, даже если в комнате полумрак, не тратить время на поиски. У нее была мания экономии времени. О том, что это мания, она узнала от своего психотерапевта — врачиха называла это «навязчивым стремлением поддерживать порядок». Косметика в ванной тоже была выставлена в ряд. Каждое утро ее неизменно встречали в привычной очередности сначала тоник, ватки в правом шкафчике, на нижней полке — крем для глаз, крем для лица, подводка для век, карандаш для бровей, далее — коробочка с тенями для век, тушь для ресниц, три помады, блеск, и все это завершали румяна. На утренний макияж она отводила ровно пять минут. Ни секундой больше.
Если не укладывалась по времени, довершала его в машине, когда стояла в пробке. По субботам, когда не было пробок, она появлялась в бюро без макияжа.
Впрочем, это не имело никакого значения, потому что по субботам работала только она. Она и вахтер при входе. А старичку-вахтеру все это было глубоко безразлично.
На дне чемодана, под полотняным мешком с аккуратно сложенным бельем она нашла книгу. Рядом ракушки. Она улыбнулась. Впервые за все утро. Присела. Взяла ее в руки. Нежно погладила. На обложке все еще были видны пятна ее засохшей крови. Она втянула носом воздух. Книга все еще пахла пляжем. И своей необычной историей…
Это был тот самый день, когда она ощутила, что теряет время.
Хотя прошло всего два дня, ее уже угнетали бездеятельность и лежак возле бассейна. Ее место не здесь.
Ей надо путешествовать. По всему острову. Заглянуть в каждый закоулок. Ее приводило в бешенство, что она не делала этого. Она громко рассказывала о своих планах завтрашнего путешествия. Со всеми подробностями, почерпнутыми из путеводителя. Говорила громко, чтобы всем было слышно.
Но никто не слушал. Замолчала, лишь когда добралась до последней страницы. Какое-то время ждала реакции окружающих. Но, услышав вместо отзыва храп с соседнего лежака, резко встала.
В сердцах бросила путеводитель в воду, взяла бокал с недопитым цветным коктейлем и направилась в отель. И на это тоже никто не отреагировал.
Везде, где ей приходилось останавливаться, она выясняла, есть ли библиотека. В одних отелях это было специальное помещение с кондиционером, с удобными креслами и диванами, где можно было утонуть с книгой в руках и забыть об окружающих.
А в других — короткая полка, подвешенная над единственным деревянным стулом. Ей хотелось знать, какие книги читают люди во время отпуска. И какие оставляют почитать другим. Она, например, всегда оставляла книги, которые имели для нее значение.
