Поскольку время было позднее, хронически недосыпавший несколько дней подряд Аполлон под мерный стук колёс и негромкие беседы попутчиков стал клевать носом. "Пора спать", – встрепенувшись в очередной раз, подумал он. Однако никаких признаков спальных мест при самом пристальном осмотре окрестностей обнаружить не удалось. Нижние полки были заняты легальными и нелегальными пассажирами, а на верхних лежали какие-то грязные – даже в полутьме это было видно и слепому – рулоны. Аполлон помнил, что согласно билету ему надлежало ехать на месте номер 13. Он не очень-то верил в предрассудки, но, на всякий случай, ещё в кассе, где пришлось проторчать в очереди несколько часов, поинтересовался насчёт другого места. Молодая симпатичная кассирша посмотрела на него с доброжелательной улыбкой:
– Простите, у вас хорошее нижнее место. По-моему, вы должны быть довольны.
В силу своей иностранности восприняв это "у вас хорошее нижнее место" в буквальном смысле, Аполлон машинально окинул себя взглядом ниже пояса. Раньше ему уже не раз приходилось слышать подобные похвалы в свой адрес, правда, на каких угодно языках, только не на русском, и сказанные более откровенно, а не так завуалировано, и в более интимной, то есть, если по правде, в совсем интимной обстановке. Но такой проницательности – через стену и брюки – и столь тонкого намёка он не ожидал, а потому несколько растерялся. Уже тогда его могучий природный инстинкт сладко зашевелился у него внутри и шепнул: "Вау, Пол, а здесь девочки что надо! ПроблИм серо (ноль (исп.)!"
Ослепительная белозубая улыбка Аполлона скрестилась с нежной улыбкой кассирши как раз в плоскости окошка…
– Молодой человек, не задерживайте очередь, – послышалось за спиной, и через несколько секунд, с ещё не успевшей сойти с лица улыбкой, и так и не разобравшись толком, что к чему, Аполлон был вытеснен напиравшей на него толпой на середину кассового зала…
И вот теперь, в поезде, сидя на своих полутора половинках на жёстком сиденье, Аполлон подумал: "Тринадцать. А не такие уж это и предрассудки".
– Извините, вы не подскажете, которое здесь тринадцатое место? – обратился он к сидящему рядом парню.
– Мы на нём как раз сидим, – ответил тот, взглянув предварительно на прикреплённую над сиденьем табличку. Аполлон уже и сам разглядел злосчастный номер.
– Простите, вы не поменяетесь со мной местом? В моём возрасте тяжело залезать наверх, – пожилая дама виновато-кокетливо улыбнулась.
– Ну что вы?! В вашем возрасте ещё можно покорить Мак-Кинли (высочайшая вершина Северной Америки (6194 м) – Аполлону самому понравился его комплимент.
Однако дама, похоже, недооценила такой галантности, а её супруг почему-то вообще посмотрел на Аполлона с неприязнью, проворчав под нос:
– Внуков пусть нянчит… Хоть на старости лет хватит ей кого-то покорять.
Оценив такую неожиданную реакцию и поняв, что сказал что-то не то, Аполлон тут же исправился:
– Конечно-конечно, с удовольствием поменяюсь.
У него чуть не сорвалось с языка привычное "проблем серо", но вовремя сработал какой-то тормоз, включённый только что случившимся промахом с Мак-Кинли.
– Вы уж извините, но ваше нижнее место…
Аполлон не расслышал окончания фразы, произнесенной вновь кокетливо заулыбавшейся дамой. До него вдруг дошёл смысл этого "вашего нижнего места". "Ах вот оно какое место", – он вспомнил, как разглядывал свою ширинку у кассы и, будучи по натуре неисправимым оптимистом, от души рассмеялся. И, видно, сделал это как раз вовремя, потому что, когда он снова включился в окружающую среду, дама тоже смеялась довольно приятным мелодичным смехом, а остальные улыбались.
В этот момент в вагоне вдруг загорелся яркий свет, что привело к всеобщему оживлению.
Пробудились двое мужчин лет сорока с хвостиком, до того тихо-мирно посапывавших на боковых сиденьях. Аполлон с неприязнью отметил, что с этой парочкой он уже успел познакомиться ещё на перроне, когда спрашивал у проводницы номер своего вагона. Аполлон протянул проводнице свой билет, но один из этой парочки, стоявшей рядом, здоровенный детина, посмотрел на Аполлона осоловелым взглядом, бесцеремонно оттолкнул его от проводницы и пробасил заплетающимся языком:
– Ты, поц, чё без очереди лезешь? Очередь там, – он кивнул в конец вереницы пассажиров, стоявших у двери.
И вот теперь этот тип совсем рядом заспанно щурил не совсем ясные глаза, пяля их во все стороны.
– Чего это за иллюминация такая? – прохрипел он по-прежнему заплетающимся языком.
– А-а-а… Похоже, щас билеты собирать будут, – второй стал вяло шарить по карманам. – Саня, ты куда их сунул?
Язык у второго заплетался ещё больше, а глаза были ещё мутнее, чем у его приятеля.
Тот, которого назвали Саней, сначала громко зевнул, потом ещё громче икнул, опять зевнул, и, наконец, изрёк:
– Ну ты даёшь, Серый! Они ж у тебя были!
Серый тоже сладко и протяжно позевал, хотел что-то произнести, но в этот самый момент опять зевнул, да так широко и прочувствованно, что остался сидеть с открытым ртом, испуганно завращав вдруг сразу принявшими более осмысленное выражение глазами.
– Серый, ты чё? – Саня тупо уставился на приятеля.
Тот скосил глаза на свой красный нос, пытаясь, видимо, сквозь него увидеть, что там такое стряслось с его нижней челюстью. Ощупал заросший недельной щетиной подбородок, попытался сдвинуть его в одну сторону, в другую. Не добившись никаких успехов – рот по-прежнему оставался широко открытым, – стал издавать громкие звуки, более привычные, скорее всего, для африканских джунглей, чем для пассажирского поезда. Купе и его окрестности наряду с воем стали интенсивно насыщаться винными парАми.
– Чё? Заклинило, что ли? – Саня протянул руку через столик, слапал приятеля за нижнюю челюсть и стал мотать его головой из стороны в сторону. Тот завопил пуще прежнего, схватив друга Саню за руку, и так резко дёрнулся назад, что от удара его многострадальной головы о перегородку слетела висевшая с другой стороны на крючке шляпа, которая, спланировав на столик, перевернула стоявшую там открытую бутылку кефира. Кефир широким белым водопадом хлынул со столика на юбку не успевшей вовремя среагировать молодухи. Пассажиров, до сих пор оцепенело наблюдавших за развитием всех этих событий, наконец, прорвало. В уже предельно насыщенной винным перегаром атмосфере смешались стоны, крики, вопли, смех и даже хохот с примесью некоего похрюкивания. В это время до места происшествия добралась привлечённая шумом пожилая проводница.
– Что здесь происходит? Что за базар-вокзал?
Тут Аполлон, с удивлением следивший за происходящим, сообразил, наконец, что этому несчастному Серому нужна квалифицированная помощь.
