– Мэй, – ответила она резко. – Меня зовут Мэй.
Сосредоточившись на губах женщины, Сэвидж испытывал искушение попросить ее повторить это снова. Просто чтобы он мог смотреть, как двигаются ее губы.
– Ну вот, – мягко сказал он. – И небо не рухнуло, да, Мэй?
Когда она покраснела и, казалось, ушла в себя, без сомнения, чтобы придумать литературную замену слову «отвали», он первым разорвал напряженную тишину:
– Думаешь, куда бы меня послать? Но я не собираюсь уходить.
Господи, ему понравилось, как загорелись ее глаза.
– Это не твой дом.
– Ага. Я в курсе. Именно поэтому я постучался.
– Это не твоя проблема…
– Понимаешь, вот в чем ты ошибаешься. – Он указал на окно, в которое только что смотрел. – Эта штука едва не убила меня. Значит, ты сошла с ума, если считаешь, что это меня не касается.
– Оно ушло. Оно... мертво.
– Думаешь, оно изначально было живым? Серьезно? – Сэвидж подался вперед. – И откуда ты так много знаешь об этом? Я, черт возьми, никогда раньше не видел такой тени, а я сражался с разными противниками… почти все из которых были живыми, по крайней мере, пока я не взялся за дело. Никогда не сталкивался с подобным. А ты что, пожала ему руку и представилась по имени? Обменялась контактами? Скажи.
– У нас все хорошо, ясно? Нам с Таллой здесь хорошо, вдвоем. Одним.
– Ты готова поставить на это свою жизнь? А ее?
Женщина перекинула волосы через плечо, хотя все они и так были зачесаны назад.
– Думаешь, ты единственный, кто может нас спасти? Спасибо, я откажусь.
Сэвидж ткнул большим пальцем в сторону окна, выходившего наружу.
– Ты бы не смогла удержать пистолет без меня…
– А ты не видел, куда нужно стрелять…
– Так значит мы идеальная пара. – Когда она фыркнула, он не смог сдержать улыбку. – И что насчет кофе? Большое спасибо. Я предпочитаю черный.
– Как твоя душа, да?
Утратив легкомысленный настрой, Сэвидж опустил подбородок и уставился на нее из–под густых бровей.
– Вот тебе небольшой совет. – Когда ее рука коснулась горла, Сэвидж вспомнил обо всем, что делал в прошлом. – Когда твой враг – воплощение зла, не время беспокоится о добродетели. Ты и эта пожилая женщина не выживете без таких, как мы.
* * *
Два столетия до этого, в прошлом, через некоторое неопределенное время после его кончины от множества стрел, Сэвидж снова пришел в сознание, постепенно, но необратимо: луг исчез, сменившись туманом, таким густым, что ему казалось, будто он плывет, хотя он мог чувствовать вес собственного тела. Запаха свежей крови тоже больше не было, и то же самое касалось его врагов с их криками о расплате и мести.
Единственное, о чем он заботился, единственное, что имело значение... Рэйвин... но он не видел ее, не чувствовал, не слышал…
Это был сон? Жив ли он? Нет, это невозможно.
С замешательством Сэвидж посмотрел на себя. Он был в свободной белой одежде, ему не принадлежащей, и не помнил, как надевал ее, но разве это имело значение? Важней тот факт, что из его груди не торчали стрелы, и, приложив руку к сердцу, он вдохнул и не почувствовал ни открытых ран, ни проблем с дыханием. Боли тоже не было.
Оглядевшись, Сэвидж почувствовал дрожь осознания, пробежавшую по его спине, когда заметил белый пейзаж, в котором не было ничего земного. Туман… только туман, насколько он мог видеть. Действительно, не было границы между небом и землей, никаких построек, флоры и фауны, никого вокруг. Казалось, эта странная, тревожная среда была создана только для него и для него одного.
Собравшись с духом, он повернулся налево, как будто его кто–то призывал.
И когда он увидел то, что было перед ним, страх распространился по его телу, заменив собой кровь в его жилах.
Дверь в Забвение выглядела точно так, как описал ее странник, и он вспомнил слова мужчины, сказанные западающим в душу голосом: Из тумана перед тобой появится дверь, и если ты захочешь продолжить путь на Другую Сторону, тогда открой ее. Если же пожелаешь остаться в живых, не касайся ручки. Твой выбор будет определен при первом касании.
Сэвидж обхватил себя на тот случай, если его рука решит действовать по собственному желанию, без его согласия или побуждения. Рэйвин осталась на Земле, беззащитная, посреди океана жестоких, бессердечных мужчин. Она нуждалась в нем, нуждалась в том, чтобы он обеспечил ее безопасность…
Защелка опустилась сама по себе, и раздался безошибочный щелчок открывающегося замка. Дверь отошла от косяков, открываясь с неумолимой силой, недобровольной и неоспоримой, какой была его смерть на мягкой клумбе цветов того луга.
– Нет! – закричал он, смотря на молочное небо. – Я не пойду туда! Я отказываюсь…
Внезапно его охватил водоворот, нечеткий пейзаж завертелся вокруг него, или, может, это он вращался и кружился в нем. А затем возникла тяга, как если бы он возвращался в родовой канал, его тело засасывало в узкое отверстие, которое он не мог видеть, но явственно ощущал, давление выжимало воздух из его легких и стягивало ребра так, что сердце больше не могло биться.
В животе бушевала тошнота, голова кружилась, мысли отказывались формироваться должным образом… и все же, что он мог знать о том, что происходило с ним сейчас? Его больше не было среди живых, его тело являло собой жилище, закрытое от души на замок смерти... разве что, все его молитвы о служении кузине были услышаны? Может…
Свободное падение последовало за внезапным высвобождением от удушающего давления, его чувства сообщили ему, что он летел по воздуху, без сопротивления и промедления. И когда он попытался рассмотреть окружающее пространство, зрение покинуло его. Раскинув руки, он ничего не коснулся. Ударяя ногами по воздуху, он ничего не задел. Крутился и изворачивался... и ни с чем не столкнулся.
И во всем этом не было страха, только ярость, под стать его природе.
Дхунд.
Отвергнув дар Забвения, он пренебрег вечностью любви и жизни, незаслуженную, учитывая его земные деяния, и теперь он был наказан за безрассудную попытку определить свою судьбу.
Логово страданий Омеги должно было стать его бесконечностью…
Без преамбулы, ошеломляющий удар был нанесен по его конечностям, торсу и черепу. Как будто он приземлился спиной на самый неумолимый камень, но без рикошета, который был присущ падению с такой высоты.
Чернота.
Полная чернота.
Клаустрофобное удушье обхватило его горло, и Сэвидж судорожно хватал ртом воздух, его дыхание, тяжелое и настойчивое, эхом отдавалось в ушах... что это за безумие? Казалось, он находится в замкнутом пространстве. Компактном, четко очерченном пространстве.
Подняв руки вверх…
Он не смог поднести их к груди. Ему не хватало места, чтобы согнуть локти, и его костяшки стучали по чему–то полому.
Дерево. Прямо над ним.
Пнув ногами, Сэвидж натолкнулся на то же самое у своих ступней. И широко раскинув руки, он познал пределы своих ограничений, узких, под стать его телесной форме.
Его сознательный интеллект сообщил ему о его местонахождении.
И даже когда разум отверг этот вывод, и злость вспыхнула до небес, правда была неоспорима.
Он что, в гробу?!
Глава 19
Нэйт смотрел на женщину, о которой думал весь день, и чувствовал себя подвешенным в воздухе, хотя его ноги не отрывались от земли. Она была такой, какой он помнил: ее светлые волосы струились из–под капюшона, закрывавшего голову, а руки были спрятаны в складках длинной черной мантии. И, как и раньше, она стояла в стороне, одна.
– Привет, – сказал он, поднимая руку.
Когда она отступила на шаг, он выставил перед собой ладони.
– Я не причиню тебе вреда, обещаю.
