Мы со Шкуратовым переглядываемся. Чтобы не вызвать подозрений, присаживаемся на самодельную лавочку у соседнего дома.
Женщины проходят мимо нас. С другой стороны улицы тоже идут люди. Все в черном. Женщины в черных платьях и платках. Мужчин не видно.
— Черная месса? — морщится Шкуратов. Достает пачку сигарет.
— Прямо у нее дома? — беру у него сигарету я.
— Посидим еще немного.
— Посидим.
Мы прикуриваем и делаем вид, что беседуем.
Женщины все идут. Мне уже начинает казаться странным такое стечение дам почтенного возраста.
— Скоро начнется чтение… — слышится откуда-то справа. — На чтение нельзя опаздывать. Сегодня мы сольемся с душами усопших.
Я осторожно поворачиваюсь. Две пожилых женщины беседуют между собой.
— Они собираются прямо в доме у матери Феликса? — удивляюсь я.
— Может, сегодня какой-то особый день? — почесывает заросший щетиной подбородок Шкуратов. — Я насчитал тринадцать человек.
— У мамы Феликса вечеринка?
— Слишком мрачно для вечеринки.
— Давай зайдем во двор? — предлагаю я.
— Мы не женщины.
— И что? Приткнемся где-нибудь в углу и послушаем.
— Чуть позже.
Мы ждем еще десять минут. На улице пусто.
— Похоже, все приглашенные уже в доме, — подводит итог нашего странного ожидания Шкуратов. — Настала наша очередь.
Нам везет — калитка открыта. Как ни в чем не бывало, мы идем по дорожке к главному входу. Дверь, ведуща в дом, надеждно заперта.
— Надо заглянуть в тот странный домик, — указывает на строение рядом с теплицей Шкуратов.
Толкает плечом двойные двери с цветной мозаикой, и мы оказываемся в странном месте. Высокие сводчатые потолки, неяркое освещение. Холл ведет в просторную гостиную у камина. Везде горят свечи. Они повсюду — на полу, на лестнице, ведущей на второй этаж. В центре комнаты стоят два длинных угловых дивана из черной кожи. Диваны образуют квадрат, в центре которого небольшой столик из кованого стекла. Разглядеть, что на столике, нам не удается. А вот места на диванах почти все заняты.
Дамы почтенного возраста разливают чай из черного чайника в черные сервизные чашки с блюдцами. Откуда-то сверху льется органная музыка. Со стороны все выглядит, как чаепитие, только в черном цвете. Чай пьют с удовольствием. С каждым глотком на лицах присутствующих все меньше напряжения. Их окутывает какое-то лишь им одним понятное умиротворение.
На лестнице появляется женщина. Она в длинном алом платье, точь в точь, как у Таси. В руках она сжимает книгу в черном кожаном переплете. На обложке выбиты точно такие же странные иероглифы, как на калитке.
Волосы женщины, когда-то каштановые, а теперь подернутые сединой, собраны в гладкий пучок. Она надевает на голову красный шелковый капюшон и спускается к своим подопечным.
— Это Адина, мать Феликса, — шепчет мне на ухо Шкуратов. Я понятливо киваю.
Гостьи, все как одна, ставят чашки на длинный узкий столик. Поднимаются со своих мест и низко кланяются.
Короткий кивок головой — и женщина занимает место у камина. Без всяких предисловий начинает читать странные стихи на непонятном языке. Через некоторое время одна из гостий наклоняется к журнальному столику. У нее в руке некое подобие курительной трубки. Она что-то поджигает.
«Наверное, благовония», — мелькает догадка в моей голове. Вспоминаю, что в обычном храме на богослужениях священники тоже используют благовония.
Горящая трубка передается по кругу. Женщины берутся за руки.
— Усопшие души, придите к нам! — резко восклицает хозяйка дома.
— Придите! Придите! — повторяют за ней следом гостьи.
Они вдыхают благовония и начинают покачиваться в такт органной музыке. Нестройный хор голосов вторит странным молитвам хозяйки дома.
Эффект диффузии заставляет нас озадаченно переглянуться — это не благовония. Гостиная благоухает марихуаной.
— Так, хватит с меня концертов, — бормочет Шкуратов. — Идем, пора вызывать группу захвата.
Никем не замеченные, мы выбираемся из дома.
— Просто мечта, а не свекровь, — нажимая на кнопки в телефоне, фыркает Шкуратов. — Кружок «Умелые ручки» для пожилых дам, вашу мать! Щас всех повяжем! Пятнадцать суток ареста за употребление марихуаны у себя дома дамочке обеспечено. А если найдем у нее траву, там и до суда недолго. Посмотрим, что хозяйка этого странного бомонда будет рассказывать мне на допросах!
Скоро к дому подъезжает микроавтобус со спецназом.
Засунув руки в карманы джинсов, я с интересом наблюдаю, как со двора по очереди выводят обкуренных бабушек с испуганными глазами. Даже представлять не хочу, какому обряду бы подвергла Таисию мама Феликса. Достаточно уже и песнопений с марихуаной.
— Вы за все заплатите! За все! Ваши действия не останутся безнаказанными! — слышатся крики матери Феликса.
— Лучше волнуйтесь, чтобы ваши действия не расценили, как подходящие под уголовное наказание, — презрительно фыркает Шкуратов. — Если у вас дома найдут наркотики, вам не отвертеться. Пойдете под суд за хранение и сбыт. А вот вашим гостьям, как минимум придется заплатить штраф за курение марихуаны.
— Михаил Владимирович! — прерывает нас один из спецназовцев. — Там на заднем дворе в стеклянной теплице целая плантация конопли.
— Надо же. Такие милые старушки… — растерянно разводит руками водитель микроавтобуса. — Никогда бы не подумал, что они занимаются оккультизмом…
— Очень милое хобби у вас, Адина, — посматривая на мать Феликса, ухмыляется Шкуратов. — Садоводничать любите?
— Это не ваше дело!
— Как же, не наше? Вот ежели бы вы лук и морковку выращивали, не наше было бы. А у вас конопляная плантация.
— Это сорняки! В теплице давно ничего не растет! — в отчаянии выкрикивает хозяйка дома.
— Ну, а гостей своих, вы для чего опоили и обкурили?
— Вам не понять, для чего. Это ритуал! Приобщение!
Шкуратов листает книжку в черном переплете.
— С падшими душами, значит, общаетесь? Оккультными науками занимаетесь?
— Да! Я экстрасенс! Очень сильный, между прочим! Не советую вам…
— Ладно, поехали. В участке мне расскажете про свои способности.
— Миша, можно и мне с вами? — подхожу к Шкуратову я. — Пожалуйста. Я все равно не смогу больше ни о чем думать.
— Ладно, поехали. Свидетелем пойдешь. Только, чур, никаких вопросов не задавать.
— Договорились.
В полицейском участке из-за привезенных старушек настоящий балаган. Мало того, что они ведут себя странно — то плачут, то смеются, — так еще и мест в коридоре не так много.
— Слушай, Шкуратов, бабулям предлагаю штраф выписать и отпустить, — морщится следователь. — Они все равно не в себе. А вот Йоффе придется оставить для допроса.
— Для допроса? — щетинится Шкуратов. — Она у нас задержится надолго, мой дорогой друг Вениамин! У нее конопляная плантация на заднем дворе! И оккультное строение, очень похожее на часовню!
Допрос длится два часа. Выводы неутешительны — мать Феликса Йоффе ничего не знает о проданных отелях. И ей непонятно, отчего на ее родного сына наговаривают непонятно что. По правилам семьи он обязан жениться на непорочной девушке и привести ее в дом к матери.
— У моего сына не может быть ребенка! Не может, понятно вам?!
— А какому странному обряду должны были подвергнуть Таисию? Опоить странным чаем и принять в ваше женское сестринство?
— Вас не касаются тонкости оккультной науки!
— Очень даже касаются! Пять лет назад погибла девушка! С ней был тесно связан ваш сын! Настолько тесно, что до сих пор воспитывает ее сына! Ребенка, нигде не зарегистрированного! И мы очень хотим знать, почему Дину похитили!
— Мне нет дела до какой-то Дины! А про ребенка я впервые слышу!
— А про Дину, значит, не впервые? — скрестив руки на груди, щетинится Шкуратов.
— Не впервые, да! У моего сына были с ней отношения! Но я сразу сказала ему — нет! Союз с порочной девушкой невозможен!
