– Но ведь ты не возражаешь, господин мой? – Руки ее дразняще двигались по его широкой груди. – Ты был великолепен, мой повелитель, а в благодарность я хочу доставить тебе удовольствие… – Тонкие пальчики шаловливо скользили по гладкой коже.
– По-моему, ты хочешь распалить меня вновь, маленькая гурия! – Глаза Мейф ад-Дина блеснули. Он сам взял кувшинчик и принялся растирать розовое масло по ее нежной груди.
– У тебя дивные перси, Фарида. Увидев их, невозможно не коснуться! – Пальцы его нежно оттягивали и пощипывали соски.
– Ты нравишься мне, господин мой… – нежно прошептала она и удивилась тому, как много значат эти столь простые слова.
Благородная голова, высокие скулы, тонкий и решительный нос, чувственные губы…
– Ты маленькая колдунья, Фарида, – он поигрывал ее сосками. И вдруг быстрым движением опрокинул ее на ложе и оказался сверху:
– Нет и не будет женщины прекраснее тебя… – Губы его прильнули к ее губам. Он целовал ее медленно, плавно переходя к шее, спускаясь к груди и возвращаясь обратно. Поцелуи его обжигали шелковистую кожу. Он нежно прикусил ее мочку, шепча:
– Кажется, я никогда не смогу тобою насытиться, о моя Фарида, моя прекрасная капелька росы…
Он овладел ею медленно и очень нежно.
– Ты создана для любви, и я буду любить тебя. Ты подарила мне наслаждение, какого я не мог и представить… И я дам тебе годы радости, о моя несравненная, прекрасная супруга…
О как прекрасно принадлежать Мейф ад-Дину! Как счастлив был тот миг, когда имам назвал их супругами. Ведь он не жесток, не суров, страстен…
Нежные тайные мускулы сжали его нефритовый жезл, и молодой супруг сладко застонал.
– Тебе это приятно, господин мой? – спросила она, заранее зная ответ. Он же просто ускорил ритм движений, и она прерывисто вздохнула.
– А тебе это приятно? – спросил он.
Долгое время они соревновались на любовном ристалище, вновь и вновь соединяя тела и души, пока наконец не рухнули в изнеможении на ложе. Но Мейф ад-Дин так и не выпустил Фариду из объятий, счастливо улыбаясь.
– Чему ты смеешься, господин мой?
– Просто я счастлив, моя прекрасная, – отвечал он.
Наконец сон пал на обнявшиеся тела. Глухая ночь, подобно толстому покрывалу, обволокла дом визиря, даровав часы отдохновения всем, кто в них нуждался. И даже тем, кто не хотел ни минуты покоя.
– И так она лежит уже семь долгих дней и ночей…
Лекарь качнул синей чалмой – сказать ему было нечего, но и не ответить он не мог. Его собрат по ремеслу, родом из княжества Райджива, позволил себе молча подойти к ложу и осторожно взять в руки кисть царицы. Зачем-то посчитал пульс и так же молча отошел. Еще один целитель, с раскосыми глазами, в пестро расшитом халате, тоже прислушался к пульсу царицы, внимательно осмотрел ее ногти и ладонь. И тоже отошел в сторону, не сказав ни слова.
Халиф не обращал на эти действия почти никакого внимания. Он стоял на коленях у изголовья и вглядывался в спокойное и отрешенное лицо жены. Каждый вздох он встречал улыбкой, надеясь, что Шахразада просыпается. И каждый раз глаза его гасли при виде плотно сомкнутых век.
«Должно быть, я чем-то прогневал Аллаха всемилостивого… Но чем? И отчего он не дает мне никакого знака? Никакой надежды?»
– Что скажете, почтенные? – поинтересовался Шахземан.
– М-м-м, – на правах хозяина заговорил придворный лекарь. – Следует сказать, что все стихии равно пребывают в теле царицы, ни одна из них не одержала верха…
– Уважаемый, – голос первого советника стал сух. – Оставь эту болтовню тем, кто в нее верит. Ответь всего на один вопрос: что с нашей царицей?
– Она здорова, о мудрейший, – пожал плечами несколько обиженный лекарь. – Она просто глубоко спит…
«Вот уж открытие…» – хихикнула про себя Герсими. Она устроилась в самом дальнем углу опочивальни, тоже ожидая мига пробуждения Шахразады.
– Я согласен с уважаемым Исмаилом, – прибавил индиец. – Царица здорова и полна сил. Быть может, ее сон вызван чрезмерной усталостью…
«Усталостью? Царица?… Ох, как умны лекари… Как много они знают – и все плохо…»
– Я бы осмелился лишь добавить, что царица проснется, когда усталость пройдет, – пробормотал узкоглазый.
«Похоже, этот что-то понял. Но мудро молчит. Голова-то одна…»
– Шахземан, гони этих недоучек! – проворчал халиф. – Они знают не больше моего.
– Повинуюсь, мой повелитель, – поклонился первый советник и вышел, сопровождаемый светилами медицины.
– А теперь рассказывай, сестричка, – Шахрияр взглянул в лицо Герсими. – Я же знаю, что у тебя есть ответ на мои вопросы.
– Повинуюсь, мой халиф, – Герсими склонилась в поклоне.
– Шахрияр, – досадливо перебил халиф. – Ты моя сестра, ты сестра моей жены…
– Повинуюсь, Шахрияр.
Герсими задумалась, прикидывая, с чего начать. Но халиф перебил ее размышления.
– Так когда Шахразада проснется? И почему она спит так долго?
«Ну что ж, ты сам хотел правды…»
– Она не проснется, Шахрияр…
Брови халифа взлетели так высоко, что почти спрятались под чалмой.
– Почему?
– Ей хорошо там, куда она сбежала от нас. Ее мир там… Не здесь…
Рассвело. Мейф ад-Дин раскрыл глаза. Сон уже прошел, но нега не отпускала его из своих объятий. Ибо целую ночь он наслаждался той, которую предназначил ему сам Аллах. Той, кто отныне и вовек будет спутницей его дней, лаской его ночей и хранительницей очага.
Солнце вставало все выше, золотя верхушки пирамидальных тополей и минаретов. Вот первые лучи пробрались в опочивальню, нежно провели по обнаженным телам. Во сне пошевелилась Фарида.
И тут ужасная мысль пронзила Мейф ад-Дина.
«О Аллах, сейчас взойдет солнце и моя прекрасная жена увидит рядом с собой старого урода… Что же мне делать?»
Если бы коварная джинния могла услышать эти мысли юноши, она бы торжествовала. Ибо сейчас исполнилось ее проклятие, и Мейф ад-Дин и впрямь захотел умереть только для того, чтобы избегнуть стыда.
Он пытался придумать какую-то сказку, чтобы успокоить Фариду. Но все придумки казались ему какими-то смешными и детскими. И в этот миг он вспомнил слова доброй своей матушки, почтенной Джамили.
«Мальчик мой, – говорила она. – Когда не знаешь, как поступить, поступай благородно…»
И юноша понял, что сейчас надо поступить если уж не благородно, то, по крайней мере, правдиво. И все рассказать жене. О да, будет, похоже, много слез, но (так, во всяком случае, надеялся Мейф ад-Дин) вскоре Фарида привыкнет. И быть может, ей будет даже интересна такая… двуликость мужа.
И вот страшный миг настал. Фарида пошевелилась, протянула руку и, не открывая глаз, погладила Мейф ад-Дина по плечу.
