Это другой Константин. Именно на него достал досье Леша, из которого в память намертво врезаются строчки о больших поставках нелегального оружия, конкурентные войны и вереница покушений. Я услышала о его прошлом только сегодня и вот уже могу наблюдать, как выглядит черная сторона его жизни, из первого ряда. Я замечаю, какими по-военному отточенными становятся его движения и как внутри него натягивается невидимая струна.
Звонкая, хищная, которая полоснет по чьему-то горлу…
— В машину! — кричит охранник, срывая голос.
Рыкает мощный мотор и я оборачиваюсь на шум, замечая почти поравнявшийся с нами седан. Он выскочил из темного переулка за долю секунды и со скрежетом вклинился в поворот, стесав левую бочину об кирпичную кладку соседнего здания. Я успеваю пригнуться и нырнуть в салон, как в вечернюю тишину вновь врезаются смачные плевки огнестрельных выстрелов.
Константин запрыгивает в машину следом за мной, и водитель срывает трехтонный внедорожник с места. Я на рефлексах приподнимаю голову, чтобы посмотреть, что с Константином, но он грубым прессом утягивает меня под себя, заставляя вжаться в кожаное сиденье.
Я замираю, но мне неспокойно. Он оказался в машине после меня и я четко слышала, как пули ударялись об наш кузов. Он успел? Или он ранен? Его же могли зацепить…
— Костя, — поворачиваю голову и ищу его лицо.
— Машина сопровождения заблокирует их, погони не будет.
Авто не сбавляет скорости и опасно входит в повороты, выбираясь из переулков. Я же лежу и прислушиваюсь к дыханию мужчины, пытаясь хоть так найти необходимую мне подсказку. К счастью, вскоре он решает, что главная опасность миновала и можно подняться.
Он отжимается на руках от сиденья и переносит вес на колени, склонившись надо мной. Резковато разворачивает меня лицом к себе и тут же беспокойно проводит ладонями по моему телу, сминая ткань зеленого пиджака.
— Не задело? — спрашивает он выцветшим голосом.
Так спрашивают, когда боятся услышать ответ.
— Нигде не больно?
Он ощупывает и осматривает меня, не дожидаясь слов и хмурится так, будто я при смерти. А прикосновения крепких пальцев говорят больше, чем его заостренный от тревоги взгляд. Они шалят и с трудом слушаются его. Его. Сильного мужчину, который трижды избежал смерти от чужой пули и повидал достаточно крови, чтобы не морщиться.
— У тебя кровь, — выдыхает он с судорогой, которая перекручивает последнее слово к черту.
— Нет, я в порядке. — упрямо мотаю головой и опускаю взгляд на его пальцы.
Он ошибся. Это точно.
Черт!
Низ топа и правда хранит алый отпечаток, смазанный и свежий. Константин осторожно задирает ткань одной рукой, а второй перехватывает мою ладонь.
— Не двигайся, Лис, не смей.
— Это твоя, — я первой понимаю в чем дело и указываю на его предплечье.
Выбираюсь из-под его массивного тела и тоже сажусь, собирая ноги под себя. Из рукава мужского пиджака вырван кусок, а на его месте расплывается кровавое пятно. Я обхватываю широкое запястье и разворачиваю его руку к себе, после чего не могу сдержать радостную глупую улыбку. Пуля всего лишь чиркнула по коже, оставив обычную ссадину. Ножом на кухне можно пораниться серьезнее.
— Кому ты продал душу? — прячусь за шуткой, потому что чувствую, как к глазам подступают непрошенные слезы облегчения. — Четвертое покушение, Констант… Тебя ничего не берет.
— Констант? — он иронично изгибает бровь. — Опять? Ты назвала меня Костей и я успел обрадоваться.
— Да?
Когда?
Я не помню.
Но это мелочи, я угадываю, как первая проклятая слезинка все же стекает по щеке. Я поспешно смахиваю ее, но тщетно, на одной мой организм не останавливается.
— Это нормально, Лис, не стыдись. Ты схватила адреналин, — он обнимает горячими ладонями мои пальцы, — у тебя пальцы подрагивают.
— Дай мне минуту.
— Я плакал в первый раз.
— Замолчи.
— До сих пор неудобно перед охраной, ревел как ребенок.
Я киваю, чтобы сделать ему приятное, и упираюсь плечом в спинку. Мы замолкаем и смотрим друг на друга, свыкаясь с мыслью, что обошлось.
— Знаешь, что? — я нарушаю повисшее молчание и сжимаю его ладонь сильнее. — У тебя самого пальцы подрагивают.
— Да, — так странно, он даже не думает спорить. — На минуту я поверил, что тебя ранили.
Глава 44
Константин просит меня остаться в машине, когда та сворачивает к обочине и тормозит. Сам он выходит на улицу и направляется к нагнавшему нас внедорожнику охраны. Я беспокойно выглядываю через заднее тонированное стекло, что происходит вокруг и успокаиваюсь, когда замечаю, что в движениях Константина нет спешки.
Улеглось?
Можно выдохнуть?
К нему подходит крепкий мужчина в черном пиджаке, который спрыгнул с подножки внедорожника. Он начинает говорить, взмахивая ладонью с рацией, и это напоминает отчет подчиненного. Они недолго переговариваются и в конце Константин поднимает руку и указательным пальцем сминает нагрудный карман на чужом пиджаке. Резкий и красноречивый жест, из-за которого охранник сникает и опускает лицо, словно Констант тычет ему в грудь дулом заряженного пистолета, а не пальцем.
После охранник добавляет еще одну реплику и резковато разворачивается, поднося рацию к губам. Я же спускаюсь по спинке сиденья и отворачиваюсь от стекла. Нахожу свой сотовый в кармане, вдруг вспомнив, что от меня тоже требуется отчет. На экране уже горят пропущенные звонки.
— Я в порядке, — пишу Леше сообщение. — Смогу позвонить позже.
Забрасываю телефон в карман, чтобы не думать о нем, а потом поворачиваюсь на щелчок раскрытой двери.
— Мне придется отъехать, — бросает Константин, наклонившись ко мне. — Тебя отвезут в безопасное место.
— Ох…
— Это временно, Лис. Мне нужно разобраться в ситуации, и я хочу быть уверен, что ты не под ударом.
— Ты не умеешь формулировать просьбы, — я усмехаюсь и качаю головой, смотря на его заостренное от напряжение лицо. — У тебя выходят лишь приказы.
— Я научусь, — он неожиданно легонько улыбается и переносит ладонь на сиденье, чтобы приблизиться к моему лицу. — Но мне нужно время, чтобы освоить просьбы, и нужен правильный учитель.
— Тебе пора, — указываю ладонью на обочину, чтобы он не мешкал. — И найди бинт, пожалуйста. Тебя все-таки ранили.
— Я приеду и покажу, где я ранен на самом деле.
Он не ждет моего ответа и уходит, закрыв дверцу за собой. Я же повторяю про себя его последнюю фразу и не могу поверить, что ведусь на нее. Но Константин умеет произносить любые комплименты, как банальные и простые, так и замаскированные под тройным смыслом. Но лучше всего ему удаются театральные безвкусицы из дамских романов, он их “вытягивает” бешеной харизмой и точными интонациями. Как талантливый актер, которому достался халтурщик в сценаристах.
А еще они чертовски ему идут.
Поэтому я смотрю за сменяющимся пейзажем за окном и не могу отбиться от нагловатой улыбки, с которой Константин говорил о своем ранении.
И кто кого ранил?
И где тот проклятый бинт?
К счастью, мне не приходится ждать долго. Я успеваю осмотреть лишь первый этаж нетронутого коттеджа. Кажется, его только построили и оформили по стандартному пакету дизайнерский решений. В новенькие дома частенько вкладывают лишние деньги — купят несколько штук и сдают в аренду семьям среднего класса или для разных вечеринок, для которых требуют внушительных залог. У моего бывшего мужа таких коттеджей хватило бы на длинную улицу, а если посчитать с квартирами, складами, заведениями, офисами, то в городе можно было назвать целый район его именем.
Я прекрасно понимаю, что должна быть благодарна, что вообще осталась жива тогда. Кто-то отдал приказ делить его имущество и не трогать главную наследницу, которой даже перепал целый ночной клуб. Первое время после гибели мужа к нашему дому приезжали черные крузаки, но никто из них не выходил и окна не бил. Просто стояли напротив дома и сменяли друг друга, не оставляя главные ворота без присмотра ни на секунду. А когда я брала машину и ехала по своим делам, то крузак пристраивался сзади и катался со мной по всем адресам.