– Мне плохо! – ворчу я. – Ждите, пока освободится другая! Я не выйду, пока мне не полегчает!
Сижу, считаю минуты, терроризирую взглядом телефон. А потом меня пронзает смутная мысль: а что, если Тимур уже приехал, увидел Настю, увез ее, а я тут… Да нет, не бросят же они машину открытой!
Очередной стук в мою кабинку раздается с очередным сливом сбоку.
– Мне плохо! – повторяю фразу, которую зазубрила. – Ждите, пока освободится другая! Я не выйду, пока мне не полегчает!
– Насколько плохо? – раздается за дверью мужской голос, который я тут же узнаю.
И хотя он звучит недовольно, я вылетаю из заточения с сияющей улыбкой от уха до уха.
– Не припомню, чтобы хоть одна девушка была так счастлива меня видеть, – Тимур приподнимает черную бровь. – Даже когда я приходил с подарками, а не с пустыми руками. И мы встречались в месте поинтересней.
Я тут же сникаю. Не потому, что мне редко дарят подарки, просто…
Просто чувствую его взгляд на себе, ловлю взгляды девушек, которые нас удивленно рассматривают, и вдруг понимаю, насколько рядом с ним выгляжу глупо.
– Пойдем, – зовет он и, не оборачиваясь, направляется к выходу. – Подкину тебя домой.
«Как кошку, – проносится в мыслях, – безродную кошку».
Глава 23. Анита, прошлое, 8 лет назад
– Ну наконец-то! – заметив нас, бухтит Настя.
Она сидит на заднем сиденье черного джипа, дверь распахнута – видимо, дышит воздухом. Машина припаркована практически у самого входа, но ни охрана, ни посетители, которые вынуждены ее обходить, и слова не говорят. Так, задержат взгляд на мрачном хозяине и предпочитают молчать.
Они в этом не одиноки. С Тимуром я тоже придерживаюсь позиции, что молчание – золото.
Обернувшись, он молча протягивает руку. Я молча отдаю ему ключи от Настиной машины, телефон и блестящую сумочку. На последнюю он бросает короткий взгляд, но все равно принимает.
Щелчок сигнализации – мигнув фарами, авто подруги ставится на защиту и остается здесь на ночевку. Тимур садится за руль, а я, как и в прошлый раз, медлю. Хотя я вижу, что сумочку Насти он положил не на соседнее сиденье, все равно не сажусь рядом с ним.
– Садись ко мне! – зовет подруга и подвигается, чтобы я тоже могла разместиться.
Это мне повезло, и я даже не спорю. Хотя, стоит мне сесть, она тут же использует меня как подушку – обхватывает мою руку, упирается в плечо лбом и закрывает глаза.
– Где ты живешь? – спрашивает Тимур, когда авто выезжает с парковки.
Но только я собираюсь назвать адрес, подруга вскидывается и удивленно шипит:
– Ты что, хочешь меня бросить в такой момент?! Серьезно? Это же бессердечно! Я с тобой и в клуб, и везде, а ты…
– Это я с тобой и в клуб и везде, – улыбаюсь. – А сдав в надежные руки, могу пойти и домой.
Она тянет меня за одежду, заставляя склониться, и шепчет, хотя могла бы и просто говорить, потому что шепот выходит уж очень громким. И ее брат его слышит – это видно по его взгляду, который я случайно ловлю в зеркале.
– Ты, когда звонила ему, видела, как он забит? Это же не просто так! Это же в самом деле! И меня это и ждет, если ты не поможешь!
– Чем? – шепчу ей в ответ.
– При тебе он постесняется выносить мне мозг сразу! Ты же чужой человек! Ну, для него чужой. Он даст мне хотя бы выспаться, а завтра я выдержу!
Она не говорит ничего обидного или нового, а все равно в душе что-то немного царапает.
Я ужасно не хочу ехать в дом ее брата. Да, она тоже там живет, но почему-то этот дом воспринимается мной как территория Тимура, на которую я уже не раз вторгаюсь. Не на радость ему.
Это и раньше было понятно. А сейчас – я снова бросаю взгляд в зеркало и вижу, как он сжимает челюсти и медленно выдыхает, настраиваясь смириться с неприятным обстоятельством. То есть со мной.
И в самом деле, кому понравится, что к тебе часто наведывается чужой человек, да еще и с ночевкой?
– Не могу, – пытаюсь отказаться. – Мне ведь нужно готовиться к экзамену, я и так сегодня дала слабину.
– Можно подумать, ты будешь ночью учить! После коктейлей, ага! – возмущается Настя, а потом прибегает к просьбе. – Ну пожалуйста, Анит, я ведь не усну. Ты понимаешь, да. А так хоть наболтаемся с тобой… Мне так нужно кому-то выговориться… Не ему же!
Она кивает на брата.
Он не проронил ни единого слова. Но все слышал. Конечно, слышал.
Его пальцы сильнее сжимают руль, а потом он прохладно роняет:
– Дом большой.
Настя так радуется и смотрит так умоляюще, что я нехотя соглашаюсь. Звоню маме предупредить, чтобы не ждала меня. Поясняю, что хочу устроить ночные посиделки с подружкой.
– Спасибо! – Настя снова утыкается лбом в мое плечо и спокойно сопит всю дорогу.
А я смотрю в окно – на город уже в черных красках, разбавленных неоновым светом. На пешеходов, которые к кому-то спешат. На светофоры, которые помогают нам спокойно добраться домой. И изредка – на водителя, который управляет дорогой. Да, почему-то мне кажется именно так, что не она управляет им, а он – ею. И именно под его тяжелым взглядом она расступается, раскрывается поворотом или развилкой.
Красиво.
Скорость, контроль, концентрация, власть. То, как его пальцы скользят по рулю. Небрежно, как будто даря короткую ласку за послушание.
Поймав на себе его взгляд, чувствую себя так, будто меня застали за чем-то интимным. Щеки начинают гореть, и я зачем-то ему сообщаю:
– Я все-таки сдам на права!
Или отсветы светофора, или игра света от рекламного баннера тому виной – мне кажется, что он улыбается.
А потом едва заметно кивает.
Поспешно отворачиваюсь к окну, и даже когда слегка затекает шея, не поворачиваюсь. Потому что мне опять кажется что-то не то. Мне кажется, будто Тимур рассматривает меня. Задумчиво, сдвинув черные брови и то и дело сжимая руль, который послушен без этого спонтанного наказания.
Тормошу Настю, когда подъезжаем к дому. Она потягивается, протирает глаза и довольно бодро направляется к входу. Я чуть отстаю, потому что поправляю юбку, да и рубашка уже выглядит слишком небрежно. Понятное дело, что хозяин дома меня уже видел в таком непрезентабельном виде, да и скоро ложиться спать, а не идти на гуляния, а все равно. Мне почему-то даже сейчас хочется выглядеть хорошо.
– Ты уронила, – раздается у меня за спиной голос Тимура.
Обернувшись, замечаю в его руках счет из клуба – наверное, выпал, когда приводила в порядок одежду. Вот же ж.
– Спасибо, – бормочу и хочу забрать, а он…
Оказавшись на крыльце вместе со мной, беспардонно раскрывает бумажку и вчитывается в нее. Черная бровь недоуменно взлетает вверх. Ой, что будет…
Прикусываю губу, опускаю взгляд в пол и зачем-то вожу носком кроссовки по полу. Сразу вот вспомнилось его прозвище… Сейчас как возмутится, как начнет кричать: как можно было за вечер потратить такую баснословную сумму?!
– Разве в клубе не записали расходы на мой счет?
Голос спокойный, никаких возмущений. Только легкое удивление. А я тоже удивлена: его счет, не Настин. Правильно я сделала, что попросила его разделить.
– Записали, но это временно! – Вновь протягиваю руку, чтобы забрать. – Я попросила, чтобы мне выписали половину того, что мы сегодня потратили. Так что я вам обязательно все отдам! Правда, не сразу! Заработаю летом – и отдам!
Он сминает счет, бросает взгляд в сторону, словно ища, куда бы выбросить, и в итоге прячет его в кармане своих черных брюк.
– Забудь.
Так жестко.
Ему идет эта жесткость.
И идет этот контраст – черное с белым. Черные брюки, белая рубашка с закатанными рукавами. А еще на ней застегнуты не все пуговицы, и видно, что на шее висит какая-то цепочка.
Машинально проверяю свою. Интересно, у него на цепочке тоже кулон со знаком зодиака? Не видно, слишком мало расстегнуто пуговиц, если бы еще хотя бы одна…
Какой-то стук сбоку отрезвляет меня. Именно отрезвляет, потому что это все коктейли. Коктейли и уютная тишина, в которой изредка слышны ночные птицы. И ветер, который треплет его черные волосы. Ну и то, что он молчит, а я, кажется, начинаю привыкать к этому молчанию, оно перестает казаться невыносимым и тягостным.