Бережно держит своими огромными ручищами изящное личико. Видит улыбку, нежную и теплую.
Любимую. До последнего вздоха он будет делать все для нее, для них, для своей семьи.
– Очень, родная, – роняет он, – охренительно счастлив, девочка моя.
***
Из клиники они выходят, обнявшись. Федя улыбается, слушая милый щебет девочки. И плевать, чего там и кто о них думает. Плевать на прохожих, шарахающихся при виде скалящегося Белого.
Главное, что его девочка видит в нем. Кого именно видит в нем. И не боится. Даже больше, любит его.
– Голодная? Заскочим по дороге? Пообедаем? – предлагает Федя, запускает движок, смотрит, как малышка тянется к телефону.
– Давай лучше к моим родителям? Наверное, им тоже нужно сказать, – предлагает Надия и поворачивает телефон экраном к Феде.
Высвечивается «Папа», а Белый усмехается и перехватывает гаджет.
Подносит тот к уху, не сводит глаз с малышки и отвечает:
– Чего за паника, Мухтар Маратович?
– Люди говорят, ты там кипишуешь, – настороженно говорит Варгинов, – Шороху в клинике навел. Чего там? Все в порядке?
– Да как сказать, – подмигивает Белый своей девочке и откидывается в кресле, – ты, Мухтар Маратович, как внуков делить будешь?
– Внуков? – уточняет Варгинов.
– Прикинь, – уже громче смеется Белый, – у нас двойня! Два малых сразу!
Надия морщится от громкого, оглушительного ликования. И смеется. А Феде хочется кричать на весь мир о том, что у него, мать его, сразу двойня!
У них с Надией, два малыша. Сразу два!
– Прям джек-пот, Федя, – подозрительно сипло говорит Варгинов, – все, дуйте к нам. Ждем!
Белый, все еще улыбаясь, возвращает телефон своей девочке.
– Значит, ты действительно рад, – уже даже не спрашивает, а утверждает Надия, посмеиваясь.
Белый кивает, еще раз, и еще. И улыбается.
***
У меня опять бессонница. Я осторожно поднимаюсь с постели и выхожу из спальни.
Федя спит. Знаю, что он вернулся домой глубокой ночью. Потому стараюсь не шуметь, чтобы дать мужу хоть немного выспаться.
Иду на кухню. Хочется выпить теплого травяного чая, и я включаю чайник. Пока жду, тянусь за чашкой к верхней полке.
Негромко охаю и накрываю ладонью живот.
Причина моей бессонницы – очень приятная и позитивная. Наши с Федей дети те еще бандиты. И стоит мне немного поволноваться, как они четко чувствуют мои эмоции.
Вот и сейчас. Пусть я не сознаюсь, что волнуюсь, когда остаюсь в доме одна, но малыши все чувствуют. Впрочем, Федя тоже это знает. Потому старается приезжать домой каждую ночь, даже если по работе он должен быть на другом конце страны. На моей памяти всего дважды за последние месяцы Федя не ночевал со мной.
Слышу шаги из коридора. Не оборачиваюсь. Улыбаюсь. И в следующую секунду меня со спины обнимают крепкие руки мужа.
Ладони накрывают мой живот, а плеча касается колючий подбородок. Откидываюсь назад, прикрываю глаза.
Мне так хорошо и спокойно в руках моего Феди, что на земле просто нет другого места, где я хотела бы находиться сейчас, завтра, всегда.
– Буянят? – вздыхает любимый, а я негромко охаю, когда чувствую очередной толчок крохотной ручки или ножки.
Федя ловит этот привет от наших сорванцов своей большой ладонью.
– А в угол? Почему не спим? Маме спать не даем! – возмущается мой Белый строгим, немного хриплым после сна голосом.
Я улыбаюсь. Смешно ведь, но я точно знаю, что такая своеобразная отповедь от Феди окажется крайне действенной.
И действительно, спустя несколько минут детки перестают пинаться, а я спокойно пью чай, сидя у мужа на коленях.
После мы вдвоем возвращаемся в постель. Я укладываю голову на широкую грудь любимого. Прикрываю глаза и улыбаюсь, чувствуя, как теплые ладони медленно поглаживают мои плечи, затылок, спину.
– Поедем завтра к Славику? Ты как? – негромко говорит Федя.
– Да, поедем, конечно, – соглашаюсь я, – к тому же Полина говорила, что будут нас очень ждать. У нее есть ко мне не телефонный разговор.
– Интрига, однако, – хмыкает Белый.
Я приоткрываю один глаз и сталкиваюсь со смеющимся взором любимого.
– Что именно ты знаешь? Рассказывай! – улыбаюсь я, а сонливость испаряется, любопытство выступает на первый план.
– Официально – ничего не знаю, – говорит Федя, – но по моим личным наблюдениям скажу точно, Полина Владиславовна в положении.
– Я так и знала! – радуюсь я.
– Полегче, родная, – останавливает меня мух, когда я собираюсь сползти с кровати. – Утром, все сообщения утром! Девчонки подождут.
– Да, точно, ты прав, – киваю я и вновь прижимаюсь щекой к Феде.
Так и лежу, глядя в темноту, а рукой неосознанно вожу по горячей коже.
– Не спится? – догадывается любимый.
Я пожимаю плечом. Да, сон куда-то исчез. Но я понимаю, что вставать еще слишком рано. И потом, если вылезу из кровати, то и Федя последует за мной. И, как результат, не выспится.
Чувствую большую ладонь на моем животе. Плавное поглаживание смещается выше, к груди. А я пытаюсь сдержать стон, потому что понимаю: Федя и без моих потребностей не высыпается.
Я стараюсь не двигаться, делаю вид, что вот-вот усну. Но вдруг слышу на ухо негромкий смех.
Да, я нимфоманка. Мои гормоны шалят. И я постоянно хочу моего мужа. Причем, это желание мне сложно контролировать. У меня складывается мнение, что мой организм вместе с беременностью требует не только вдвое больше витаминов и прочего, но еще и интимных ласк.
– Я сейчас усну, правда-правда, – обещаю я, чуть крепче обнимаю Белого за плечи и ложусь удобнее.
– Не-а, не уснешь, – посмеивается Федя мне в макушку и аккуратно ведет по моему телу ниже, запускает пальцы под ночную сорочку.
Всхлипываю, потому что завожусь моментально. А ловкие пальцы осторожно гладят меня, ласкают, дразнят.
Мне хватает нескольких мгновений, чтобы расплавленный огонь потек по моим венам.
Я не очень грациозно, но все же быстро переползаю и сажусь верхом на мужа. Вижу даже в мягком полумраке его лукавый взор и широкую улыбку. И теперь уже сама веду ладонями от широких плеч, по грудной клетке, вниз.
За те месяцы, что мы с Федей в браке, я научилась не краснеть. Да, я все еще слегка смущаюсь при свете дня, но ночью становлюсь более раскованной. Федя научил меня не бояться своих желаний. И сейчас я иду у них на поводу.
Впрочем, мой Белый только приветствует их. Подхватывает меня под бедра, точно пушинку, и медленно насаживает на себя. Наши стоны звучат в унисон, а я закрываю глаза от правильного и волшебного чувства наполненности. Всякий раз я оказываюсь не готова к этим эмоциям, словно наша с Федей близость случается впервые.
Я медленно раскачиваюсь, купаюсь в одобрительных и горячих взглядах любимого. Я чувствую, как пульсирует его плоть во мне. И взрываюсь удовольствием под протяжный низкий стон моего Феденьки.
Ласковые руки укладывают меня обратно на постель. Неспешные нежные поцелуи снимают капельки пота с висков, и я улыбаюсь, парю в этой нежности.
Для всех Федя Белый – жуткий, опасный, жесткий. А для меня он мой Феденька, которого я люблю больше жизни.
– И я тебя, родная, – говорит мне любимый на ухо, а я, улыбаясь, проваливаюсь в сон, чтобы открыть глаза только утром, отдохнувшей и полной сил.
Глава 17
– Дал слово, держи. Мужик ты, или кто?
– Угу...
– И мать больше не расстраивай.
– Ну, па!
– Я все сказал, – стоит на своем Федор, – открывай рот.
Под тяжелым и неумолимым взглядом отца Борька Белявский вздыхает и послушно открывает рот. Молочный зуб держится, что называется, на ниточке. Но мальчишка упрямо не желает от него избавляться.
Федя пытается скрыть улыбку. Забавно наблюдать за тем, как его пятилетний сын демонстрирует силу характера. Упрямый он у них с Надией получается. На самом деле, Белый гордится сыном, а особенно дочкой. Пацана держит в строгости, а принцессу балует, за что регулярно получает нагоняй от жены.
