Нищий отвечает:
— Все свое ношу с собой.
Нищий зашел в дом, заволок мешок, поставил в угол, а жена сидит с попом, у них еще праздник в самом разгаре, а поп-то говорит:
— А, попадья, поднеси-ко ему стаканчик винца, чтоб уж повеселее нам было сегодня. Праздновать так праздновать.
Старичку-то стаканчик поднесли, — он и крякнул, а поп говорит:
— Попадья, попадья, дай другой стакан, старика что-то разобрало, — дай другой!
Выпил старик другой стакан и сидит на лавке. Поп говорит:
— А что, старичок, ты странник, много путешествуешь, не можешь ли какой былинки рассказать, песенки спеть?
Он отвечат:
— Нет, батюшка, первым вы, а потом попадья, — говорит, — а после и я.
Поп говорит:
— Попадья, а попадья, так ты спой вперед меня.
Ну, и попадья как с лавки встала, распрямилась и пошла по дому плясать, как шальная.
— Жена безумного мужа выслала в Турьсию за турьским маслом, — говорит, — а сама жена здорова и добра, — говорит, — да с попом за столом, и с вином, — на лавку села: — Ну, поп теперь ты.
А поп как вскочит с лавки, и пошел в пляс, вприсядку.
— Как шальная жена, — говорит, — и безумного мужа выслала в Турьсию, за турьским маслом, а сама жена здорова и добра, с попом за столом и с вином.
Спели, старику и говорят:
— Ну, старичок, ты пропой, мы пропели свои песни, а теперь ты спой.
Ну, и старик начал:
— Хороша ваша песня, хороша. Но моя будет лучше.
Ну, старик свою и запел им:
— Ох ты слушай-ка, мешок, разумей-ка ты, мешок, не про тебя ли говорят, не про твою ли голову? А я мешок развяжу, а безмен на гвозде, а ты отвесь-ко попу, а остатки тому, кто с попом за столом и вином.
Да на лавку старик и сел. Поп-то говорит:
— Попадья, попадья, а дай-ка третий стаканчик ему, чтоб его совсем развезло и просить не надо будет. Сам по себе будет петь и плясать.
Ну, та повинуется ему. Он как третий стаканчик выпил, так уж ему теперь не остановиться. Запел опять и пошел впляс по дому.
— Ох ты слушай-ка, мешок, а разумей-ка ты, мешок, не про тебя ли говорят, не про твою ли голову? Я мешок развяжу, а безмен на гвозде, а ты отвесь-ка попу, а остатки тому, кто с попом за столом, и с вином.
Он мешок развязал, мужик увидал: безмен на гвозде, а жена с попом за столом, он схватил безмен, — и попа безменом! Попа безменом отвозил, отвозил, а остатки тому, кто с попом за столом.
Шутова жена пришла в церковь красивая и нарядная. Поп спрашивает у ней:
— А ты это чем нажила? Показывает пальцем на ее наряды.
— А пиздьим товаром.
— А нельзя ли мне попользоваться этим товаром?
— А приходи в одиннадцать часов, приноси одиннадцать рублей.
Поп пришел, шутиха предупредила мужа. Шут ушел из дому, приходит ровно к одиннадцати часам, поп с шутихой за столом. Поп испугался, шутиха просит его лезть в короб на полатях, а там смола и перья. Шут взвалил короб на телегу, обвязал его веревкой и повез в реку топить. Поп обосрался со страху. Шут приехал на реку. И говорит:
— Буду топить, погонец ебаный, чтобы на чужой пиздий товар не зарился.
— Вот сейчас брошу! Да нет, погожу… Вот брошу! Да нет, погожу.
Навязал на шест долото на веревке и забрасывает в озеро. Едет барин.
— Посмотри, лакей, что старик делает?
— Я чертей ловлю.
— Поймал?
— Да вот один попал, а другой сорвался.
И опять давай забрасывать долото. Лакей рассказал барину.
Барин вышел, спрашивает шута:
— Старик, развяжи и покажи черта.
— Ишь ты, я ловил, трудился, а развяжу — черт убежит, а как я тогда его поймаю.
— Ну, старик, развяжи, пожалуйста.
— А давай сто рублей, так развяжу.
Барин дал сто рублей. Шут развязал. Поп выскочил, в пуху, обосранный, страшный, да прямо на барина угодил. Тот бежать, сел на лошадей и ну гнать. Поп бежал домой. Срам свой показывал, похоть свою наказывал.
Жил поп с попадьей, у него было три дочери. Нанял он работника, послал на пашню.
— Батюшко, надо сперва поужинать.
— А ты поезжай, тебе принесут поесть в поле.
Работник уехал. Старшая дочь несет поужинать.
Работник ее увидел, влез на соху и подлаживается к кобыле. Поповна спрашивает:
— Это ты чего делаешь?
— А это я даю кобыле холодило, чтобы в сохе лучше ходила.
— Ой, работник, я шла — вспотела, жарко! Дай-ко мне.
Работник отвалял ее. На другой день вдет средняя дочь. На третей день младшая. На четвертый день, в субботу, идет сама попадья. В воскресенье попадья настряпала блинов, пирогов. Сели обедать, попадья подносит работнику блин помасленее и говорит:
— Это, работник, тебе за давешнее и за вчерашнее.
Старшая дочь, глядя на мать, тоже подносит блинов:
— Это тебе от меня за давешнее и за вчерашнее.
Остальные две смотрели, смотрели и они поднесли:
— Это, работничек, от нас да давешнее и за вчерашнее.
Поп смотрел, смотрел, поднес блинов, и говорит:
— А это от меня за давешнее и за вчерашнее.
— А ты-то что? — спрашивает работник. — Ведь я, поп, твою попадью, твоих дочек еб, а ты за что?
Поп рассердился:
— Ну, работник, ступай из дома, мне такого не надо.
— Ладно, батюшка.
Вот работник собрался, взял книгу из-под икон и ушел. На улице встал против окна, развернул книгу вниз головой, смотрит и шевелит губами. А был неграмотный. Поп смотрит.
— Да ты, работник, разве грамотный?
— О, батюшка, я хорошо грамотный.
— Дак, работник, у меня дьякона нет, пойдем со мной обедню служить?
— А пойдем, батюшка.
Пошли. Поп оделся в ризы, ушел в алтарь, работник на крылосе. Собрался народ — полна церковь — нового дьякона смотреть. Поп кричит из алтаря:
— Ну, отец дьякон, начинай.
Работник затянул пением:
— Вниз по матушке по Волге…
Поп выглянул из алтаря.
— Почаще, работник, почаще!
Работник стал почаще:
— На полетичку соколичку наказывала…
Поп пустился в алтаре кругом престола в пляс. Потом поп говорит:
— Ты, отец дьякон, хоть бы покадил в церкви-то. Работник нагреб полно кадило жару, ходит по церкви, машет кадилом и говорит:
— Сожгу, еби вашу мать! Сожгу, еби вашу мать! Народ испугался и убежал.
Поп посмотрел — народа совсем мало.
— Ты бы, отец дьякон, спел «Господи помилуй!»
Работник начал:
— Еб твою кобылу, еб дочерей и попадью твою. Попу стыдно стало, он и убежал из церкви.
Жил мужик, у него сын был Фома. Мужик уехал пашню пахать. Мать и говорит:
— Я ведь сегодня, Фома, именинница, забыла отцу-то сказать.
Пирог рыбный испекла, бутылку вина взяла.
— Поедем на пашню к отцу.
Приехали на пашню.
— Я ведь сегодня именинница, пирог рыбный испекла да бутылку вина принесла. А кто там пашню пашет?
— А кум.
— И его бы позвать. Так выпили бы вместе и пирог съели, кум был ее любовник. Надо послать Фому, пусть кум придет сюда.
Фома пошел и догадался. Кум материн хахаль.
— Ты, дядя, если отец пойдет к тебе, так ты лошадь выпрягай и убегай.
Вернулся назад. Она спрашивает:
— Чего, придет кум-то?
— Хотел. Но работы еще очень много. Надо пахать.
Баба посылает мужа:
— Поди лучше сам да возьми косу, по пути травы накосишь. Выпьем да и пойдем домой, там погуляем.
Муж идет с косой звать любовника, а кум испугался, выпряг да и бежать. А муж за ним:
— Куманек, постой, куманек, постой!
Мать видит — дело пахнет гарью, и она за ними, и кричит:
— Куманек, постой!
Фома взял пирог и бутылку и отправился за ними.
Идет — едет свадьба.
— Батюшка, постойте, — Фома говорит, — вы не видели: тут мужик да баба за козой бежали? А коза для свадьбы дурная примета: быть жениху или невесте козлом с рогами.
— Как коза? Какая ж беда!
Гулящие выскочили:
— Надо посмотреть.
Убежали. Одна невеста осталась. Фома и говорит невесте:
— Не ходи замуж за него, плохой мужичонко-то. Он козел вонючий, если выйдешь за него, у тебя рога козьи вырастут.
Невеста перепугалась и отвечает:
— Теперь уж поздно?
— А ты наряди меня невестой, а сама убеги.
Невеста платье скинула. Фома невестой нарядился, их в церкви и обвенчали и праздновать поехали. Отгуляли и спать легли. Фома и говорит:
— Я шибко до ветру хочу.
— Да как теперь? Мы заперты. Потерпи до утра.
— А ты меня на пояске в окошко спусти, а после вытенешь.
На пояске и спустился. Взял за рога козу и привязал вместо себя. Жених ждал, ждал, потянул, а козел:
— Ке-ке-ке.
— Ну, еще не высралась.
Потом втащил — козел. Жених в двери. И рассказал:
— Невесту кто-то в козла превратил. Начался переполох.
